Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Антуан уже четыре дня не давал о себе знать и Тереза, напрасно ожидавшая если не визита, то записки, начала тревожиться. Сен-Жюст в последнее время ее пугал. Осунувшееся лицо, горящие лихорадочным огнем глаза обрамленные черными кругами… Посмотреть в них – что шагнуть в пропасть. Под настроение прекрасный собеседник, он теперь почти все время молчал. Зато иногда он начинал говорить во сне, впрочем, Тереза не могла ничего разобрать в его бормотании.
Тереза изнывала от скуки. Ей не нравился Париж, она, окруженная раскаленным небывало ярким солнцем камнем, отчаянно тосковала по зелени Блеранкура. У нее здесь не было подруг, с соседями она лишь здоровалась, изредка перебрасывалась с ними парой фраз. Иногда она не без смутного удовольствия ловила на себе заинтересованные мужские взгляды. Она никогда не была особенной красавицей, но пышные волосы и особенно, огромные глаза притягивали к себе взоры.
Тереза была неплохо образована, а иногда и остра на язык и она иной раз с тоской думала о том, что сложись ее жизнь иначе, она могла бы быть хозяйкой небольшого салона. А еще ей смертельно надоело унизительное положение содержанки. Она хотела жить в законном браке. Иметь детей, по меньшей мере двух – мальчиков. Но она могла бы жить только с Антуаном и иметь детей только от него. Иногда накопившаяся горечь прорывалась, и она набрасывалась на любовника с упреками. Он уходил, хлопнув дверью, а она каждый раз пугалась. Вдруг – навсегда? Зачем одному из первых лиц государства сварливая любовница уже не первой молодости… Женщины ведь стареют так быстро. Но он приходил вновь и вел себя как ни в чем не бывало.
Тереза вышла на улицу и услышала оживленный и радостный обмен фразами. Казалось, начался большой праздник. Неподкупный арестован. И Сен-Жюст. И Кутон. И Дюма. Все они были заговорщиками. Шпионы. Роялисты…. Наконец-то эти упыри захлебнуться собственной кровью. Тереза почувствовала, как ноги ослабели и подогнулись, голова закружилась, страшная боль кольнула сердце. Антуан арестован. А арестован в наше время значит – мертв. Она как приведение бродила весь день по улицам, узнавала из разговоров последние новости… Узники освобождены. Они пытаются поднять восстание. Грязные предатели! Вновь арестованы. Ранен Робеспьер. На одном Сен-Жюсте ни царапинки. Надменный, как чертов аристократ…. Она вернулась домой, почти без чувств рухнула на кровать. Пролежала в одежде до утра, глядя куда-то в одну точку широко раскрытыми глазами. Слез не было, как и всегда, когда с ней случалось что-то по настоящему ужасное. До вечера, казалось, прошли века. Ликующие толпы народа собрались вдоль улиц по которой должны были проезжать телеги с приговоренными. Тереза обычно слепо боялась толпы, особенно когда ту волновало какое-либо сильное чувство. Но теперь она бесстрашно проталкивалась вперед. Ей надо было увидеть Антуана. И она его увидела… Горделиво поднятая голова, бесстрастное лицо. Красота уже как бы не от мира сего, красота не античного героя, а ангела, павшего? Тереза рухнула без чувств и какой-то мелкий лавочник с женой отнесли ее к себе. У нее началась горячка и пришла она в себя только через неделю. На свое горе она выжила и, значит, надо было жить дальше, даже если каждых вдох причинял боль.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Кертис о 9-10 термидора

Когда войска Конвента ворвались в два часа утра, это был конец; и каждый встретил его в своей собственной манере. Старший Робеспьер, пытаясь застрелиться, искалечил себе челюсть; его младший брат выбросился из окна и сломал себе бедро; Кутон упал с лестницы и покалечился. Леба вышиб себе мозги. Сен-Жюст посмотрел в лицо смерти, как и жизни, спокойно. Существует легенда, среди других, недостойных повторения, что Сен-Жюст прижал к своей голове пистолет, когда вошли солдаты, затем отбросил его со словами: "Представители народа обязаны служить своей стране примером не только своей жизнью, но и смертью. Мы должны были жить при ясном свете дня. И при ясном свете дня мы должны умереть".
Этой театральной игры не было. Сен-Жюст был слишком благороден для нее. Он и Леба пошли в другую комнату, но нашли ее запертой и там Леба застрелился. Он со своим старым другом были одни во время последнего критического момента. Солдаты обнаружили Дюма под столом в состоянии ужаса. Спрошенный, где два других депутата, он указал на дверь в следующую комнату. Здесь солдаты обнаружили мертвого Леба и ждущего их Сен-Жюста. У него был с собой нож, но он не пытался им воспользоваться; когда солдаты спросили не вооружен ли он, он передал его им. Баррас вошел и нашел Робеспьера в маленькой комнатке, у двери которой лежал Леба. Сен-Жюст оказывал помощь Робеспьеру. Лидер был сразу перенесен в комнаты Комитета Общественного Спасения вТюильри; на этот раз у него не было шансов. Сен-Жюст и менее известные люди были заперты в "нижней палате (???) ратуши (?) до наступления дня. Около девяти часов они все были уведены - мертвые и раненые на носилках, Сен-Жюст, Дюма и Пейан с туго связанными руками сопровождали их на своих ногах, странные плакальщики на странной погребальной процессии. Солдаты с трудом удерживали напирающую толпу. Пленники ждали четверть часа на пороге комнаты в которой так недавно они правили Францией; затем их впустили внутрь и усадили в оконном проеме. Насмешники оттесняли назад назойливо любопытных лиц, которые собрались поглазеть в три, говоря: "Отойдите на одну сторону, позвольте этим господам увидеть, как их король спит на столе, как обычный человек". Неизвестный свидетель, который сообщил нам эти детали описывает лицо Сен-Жюста, как грустное от унижения, его большие глаза были полны печали. Дюма с другой стороны был бесстрастен, Пейан старался держаться вызывающе, хотя он был очень сильно испуган. Сен-Жюст наклонился вперед, чтобы поглядеть на Робеспьера. Робеспьер действительно лежал на столе, его голову подпирала коробка, полная плесневелого хлеба. Он не шевелился, но часто дышал, а его мускулы подергивались от боли. Пожарные и артиллеристы насмехались над ним: "Сир, ваше величество, вы страдаете". "Ну, мне кажется, ты потерял голос, ты ведь не закончил свою речь, а она была так хорошо начата".
Дюма попросил у жандарма стакан воды. Пейан, бегло взглянув на Сен-Жюста, добавил: "Если можно, принесите три". Было принесено только два и Сен-Жюст ждал, пока принесут еще. Теперь он в первый раз заговорил и заговорил горько. На несколько мгновений его глаза остановились на копии конституции в рамочке, висящей на стене. Указывая на нее связанными руками он сказал тихим голосом, наполовину обращаясь к самому себе. "В конце концов это была моя работа", - и добавил секундой позже:" И революционное правительство тоже". Он говорил и дальше, но никто не слышал, что он говорил, кроме жандарма, стоявшего ближе всех к нему и давшего иронический ответ. Наконец принесли стакан воды; Сен-Жюст выпил немного и передал его назад со словом "Спасибо".
Эди Лакост вошел вскоре после, указал на пленников и приказал: "Отведите их в Консьержи, они вне закона". Они были сразу перемещены в эту тюрьму, которая была домом смерти Террора. Все, кроме одного. Лакост сказал хирургу перевязать раны Робеспьера и привести его в такое состояние, чтобы его можно было подвергнуть наказанию. Ужасные детали этой грубой и болезненной операции подробно записаны: когда она была кончена и повязка, поддерживающая его сломанную челюсть была обмотана вокруг его головы и лба (?), появилась новая возможность для жестоких шуток. Один человек сказал: "Смотрите, они надевают корону его величеству", другой:" Смотрите, ему надевают шапочку, как монахине(?). Затем они положили его назад на стол, положив коробку под голову. Она сойдет за подушку, говорили они друг другу"пока не подойдет его очередь заглянуть в маленькое окошко". Через некоторое время они должны были отнести его также в Консьержи, поскольку у нас есть расписка тюремщика о его прибытии и такая же о Кутоне, датированные 10 термидором.
После побега, совершившегося ночь назад, был принят декрет, объявляющий вне закона Робеспьера и его союзников.Из-за этого не был нужен никакой суд, было достаточно формального опознания пленников.В соответствии с законом это должна была проделать Коммуна, но сама Коммуна была вне закона. Фукье-Тенвиль ярый сторонник формальной точности, был обеспокоен, но техническую. помеху отмел Комитет Общественной Безопасности и в 3 часа дня десятого числа Революционный Трибунал должным образом опознал своих бывших хозяев. Номером шесть в списке этих приговоренных к смерти был "Антуан Сен-Жюст, двадцати шести лет, без профессии до Революции, студент, бывший депутат Национального Конвента". На закате этого дня телеги выкатились, неся на себе двадцать два приговоренных на Площадь Революции.Некоторое время казни происходили на окраинах города, но для этой гильотина еще один раз была переустановлена в сердце Парижа, на этой великой площади, которая видела смерть короля и королевы, жирондистов, Эбера и Дантона. Французы всегда последовательны.
Еще раз очевидец рассказывает нам, что он наблюдал.Сен-Жюст стоял в первой тележке. Его голова была высоко поднята, бледное лицо, казалось прекрасным. Он спокойно оглядывал взволнованную толпу. Руки его были связаны за спиной, шея обнажена, на плечи накинут белый жилет с красной гвоздикой в петлице, – он был застегнут у шеи на одну пуговицу и отброшен за спину, оставляя грудь открытой...". Были крики и свистки, пока телеги тряслись по улице Сен-Оноре. Сен-Жюст молчал.
"Показав народу головы Робеспьера и Кутона, палач приподнял за волосы голову Сен-Жюста: глаза были широко открыты, и в них, быть может, не угас еще последний отблеск мысли – того интеллекта, который превратил этого человека в столь устрашающую фигуру. Живи он в иные, лучшие времена, он мог бы сделаться великим и полезным...»

---

Когда бы она ни выходила из дома, ее сопровождала группа служителей, ее лицо было скрыто под белой вуалью, затканной золотом. Она проводила свои дни в дреме, полулежа на диване в прохладной гостиной с закрытыми ставнями, обставленною вышитыми диванными подушками и ларцами из слоновой кости и, играя с золотой цепочкой, висящей у нее на шее, она томно пела мелодии Люлли, пока ее служанки обмахивали ее большими веерами из павлиньих перьев.
Достигнув возраста, когда ее можно было выдать замуж, она отказывалась выйти за супруга своей национальности. Отравленная историями своего отца, она ждала красивого господина, который приедет из далекой Франции позвать ее и посвятить ее в великолепие Двора, которым было полно ее воображение. Она ждала его, пока ей не исполнилось двадцать шесть и затем вышла замуж за скромного советника при французском после по имени Луи Шенье.

@темы: ленотр, андрей шенье взошел на эшафот

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Как только в ребенке пробудился разум, он стал говорить с ней об этой западной стране, чья слава сияла по всему миру, и о Дворе при котором царили все грации, подчиняющиеся величию государя, прекрасного, как юный бог. Он обеспечивал ее французскими учителями, он обучил ее паване и менуэту и добывал для нее работы наших поэтов и романистов.
Что за своеобразное образование получило это дитя, воспитанное чтобы восхищаться волшебной страной, которую она, несомненно, не должна была узнать! Она уже была француженкой в своем сердце и воображении и, однако, неизбежно оставалась женщиной Востока по темпераменту и привычкам. Ее юность прошла в том изящном одиночестве, которое мусульманские обычаи навязывали женщинам

@темы: ленотр, андрей шенье взошел на эшафот

---

С каждой стороны по всей длине галереи стоял тихий двор – прекрасные женщины в платьях с оборками и рыцари Святого Духа (?) в полном одеянии – на обитых малиновым бархатом скамейках (?). На полу были большие куски гобеленов. Играли скрипки, грохотали пушки на площади Каррузель и звонили колокола во всех церквях. Посол продвигался вперед, рука поднята к тюрбану и голова повернута в сторону (?), что, отмечает «Меркурий», является знаком глубочайшего уважения среди турок. Затем он церемонно отвесил три поклона, почти упав в ниц, не видя ничего кроме, как он говорит в своем рассказе, того что у королевского дитя были светлые кудрявые, как и Гиацинта волосы, и оно было в величественной карете из красного дерева.
Вернувшись в свою родную страну, один из восьми бородатых нотаблей, который на коленях созерцал издалека это великолепие, мечтал о нем и много позже, преследуемый воспоминаниями о стране в которой он прожил несколько дней. Его имя было Санти Ломака. Когда у него родилась дочь, он дал ей французское имя Элизабет.
И она стала матерью Андре Шенье.

@темы: ленотр, андрей шенье взошел на эшафот

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Была на двух выставках в Пушкинском и всем советую. www.arts-museum.ru/events/archive/2014/carrara/... www.arts-museum.ru/events/archive/2014/lichtens...

---

Судя по комментам - боян, но я лично вижу этот пост впервые.Рассказы из 55 слов.
the-best-of-thebest.diary.ru/p198874289.htm

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В Тюильри французские и швейцарские гвардейцы выстроились в линию от разводного моста до главной лестницы. Турки спустились по каменным ступеням и ожидали обслуживающий персонал, постельничих и провожатых послов, по чьим указаниям они прошли через вестибюли, величественные гостиные, украшенные зеркалами и мрамором. Двери галереи отворились…И какое ослепительное зрелище открылось им! Внизу под балдахином из золотого сатина, символизирующим большое лучистое солнце, на помосте, куда вели восемь ступеней, за позолоченной балюстрадой, сидел король, одетый в яркий жилет, искрящийся бриллиантами стоимостью в двадцать пять миллионов франков.

@темы: ленотр, андрей шенье взошел на эшафот

---

Появлюсь в четверг.)))

---

Первыми ехали мушкетеры, их большие плащи, затем лорды Двора, надменные в своих завитых париках и в конце королевская гвардия, блистающая в тусклым солнечном свете, заставляющем их сабли, пуговицы и золотые галуны, оружие – блестеть и сверкать. За ними следовали пятьдесят турецких офицеров, сидящих на лошадях, которых вели грумы из конюшен султана. Затем, один, вперед шел сын посла, несущий на вытянутых руках, как если бы это была дароносица, письмо Великого Господина, на блюде, покрытым вышитой тканью. В конце, среди герольдов и литавр (???), появился сам Мехмет Эфенди, окруженный восьмью бородатыми нотаблями. Шумная толпа слуг, солдат, грумов, кавалерии завершала процессию.

@темы: ленотр, андрей шенье взошел на эшафот

---

@темы: камилл

---

Гиппиус.К пропущенной дате.

Ужель прошло - и нет возврата?
В морозный день, заветный час,
Они, на площади Сената,
Тогда сошлися в первый раз.

Идут навстречу упованью,
К ступеням Зимнего крыльца...
Под тонкою мундирной тканью
Трепещут жадные сердца.

Своею молодой любовью
Их подвиг режуще-остер,
Но был погашен их же кровью
Освободительный костер.

Минули годы, годы, годы...
А мы все там, где были вы.
Смотрите, первенцы свободы:
Мороз на берегах Невы!

Мы - ваши дети, ваши внуки...
У неоправданных могил,
Мы корчимся все в той же муке,
И с каждым днем все меньше сил.

И в день декабрьской годовщины
Мы тени милые зовем.
Сойдите в смертные долины,
Дыханьем вашим - оживем.

Мы, слабые, - вас не забыли,
Мы восемьдесят страшных лет
Несли, лелеяли, хранили
Ваш ослепительный завет.

И вашими пойдем стопами,
И ваше будем пить вино...
О, если б начатое вами
Свершить нам было суждено!14 декабря 1909, Санкт-Петербург

---

Да-да, я совсем не знаю матчасть. Была ли Тереза Желле в Париже в Термидор?

---

Неожиданное начало новеллы об Андре Шенье.
В пятницу 21 марта 1721 года весь Париж вышел на улицы.
Парижане собирались где бы не были видны люди в изящной форме и прелестные платья; в этот особый день существовало зрелище, которое стоило того, чтобы на него посмотреть, поскольку Селеби Мехметт Эфенди, посол Великого господина, императора турок, торжественно направился в Тюильри выразить соболезнования молодому королю Людовику XV.
Мехметт Эфенди покинул особняк на улице Турнор, где поселились чрезвычайные послы, около девяти часов утра. Его провезли через прекрасные улицы – улицу Дофина, Пон-Неф, улицу Моне и улицу Сен-Оноре. Четыре ряда любителей достопримечательностей стояли на мостовых по всему пути с самого его начала, все головы были повернуты к месту, где должен был появиться кортеж. Грубое и непрерывное бормотание толпы, поочередно то возрастающее, то становящееся тише, заполняло эти главные артерии города. Внезапно началось сильное волнение среди людей, восклицавших: «Вот они едут!».

@темы: ленотр, Андрей Шенье взошел на эшафот

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра