В книге Олара о культе Разума и ВС есть совершенно дивные опечатки. Думать, что французский народ, кат одический в 1791 г. проникся через какие-нибудь два года... философскими идеями...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

silver-slider.livejournal.com/808598.html#comme... - самое прелестное видео - в комментах.

@темы: дебри интернета

---

Кертис.

Когда Сен-Жюст достиг Парижа 18 сентября 1792 года, прошло меньше месяца с его двадцать пятого дня рождения и он был самым юным членом Конвента. Он поселился в отеле "Соединенные Штаты" на улице Гэйон.
Он был красивой и эффектной фигурой. Среднего роста, крепкого сложения, здоровый, у него была большая голова, покрытая массой густых светлых волос, глаза были голубыми и живыми, хотя и маленькими; его черты были правильны, как у скульптуры, губы решительно сжаты, он был бледен. Выражение лица обычно было суровым, даже презрительным, держал он себя холодно…Те кто его видели и описывали его, отпускали комментарии о его гордости и красоте. Его голос был сильным, хотя и хриплым.. Некоторым он казался поглощенным своими мыслями, недоверчивым, другим – меланхоличным. Как и Робеспьер, он одевался крайне тщательно. Портрет, воспроизведенный здесь на фронтисписе, был создан его домовладелице, даровитой художницей; после его казни она продала его вдове Леба, боясь его хранить.

Он изображает Сен-Жюста в светло-голубом костюме, туго застегнутом у него на груди, с золотыми пуговицами; воротник костюма высоко поднят сзади, спереди – большой белый галстук, упоминаемый каждым наблюдателем. Обычно он завязывал его туго под подбородком, что , казалось, заставляло его голову держаться чопорно поднятой. Демулен со своим дьявольским умом позднее провел свою знаменитую аналогию. «Видно по его манере держать себя и осанке, что он полагает свою голову краеугольным камнем республики, и что он носит ее на плечах с таким почтением, как святое причастие». На это, легенда заставляет Сен-Жюста ответить: «Он говорит, что я ношу свою голову как святое причастие? Ей-богу, я заставлю его нести свою подобно святому Дионисию». Все в нем было безупречно аккуратно, даже щеголевато. Это его привычка носить в петлице белые цветы вызвала к жизни красную гвоздику. По контрасту его образ жизни был прост. Он жил на 18 ливров в день, регулярное жалование выплачиваемое членам Конвента. Ему не стали платить больше после избрания в Комитет Общественного Спасения, громадное увеличение количества труда, компенсируемое только почетом и сомнительной безопасностью. На свои обязанности как члена Конвента Сен-Жюст бросился с беззаветной и целеустремленной энергией. Легкие удовольствия не занимали больше его тела, а литература – его ум. Он был всецело сосредоточен на серьезных государственных задачах.
Первая ясная запись о нем – в Якобинском клубе. Здесь он сказал речь 22 октября, которая привлекла к себе значительное внимание.

@темы: сен-жюст

---

Почему высокорейтинговый фик по ВФР это в 99 случаях из 100 слэш? Хочу гета. Камилл и Люсиль. Робеспьер и Элеонора. Сен-Жюст и Тереза или какая-нибудь ОЖП. Дантон и несколько ОЖП. Жаль сама я ничего с рейтингом писать не умею...

---

Финансовые затруднения и прозаические обязанности ведущей домашнее хозяйство последовали за этим главным разочарованием. Ее супруг просил о должности и ему был предложен пост консула при императоре Марокко, собрался и отсутствовал семнадцать лет. Когда он вернулся во Францию, ему было около шестидесяти.
Во время этой разлуки его жена жила на деньги, которые он посылал так регулярно, как только мог, и кропотливо воспитывала их пятерых детей. Она осталась, однако, аристократкой по своим вкусам и манерам.

@темы: ленотр, андрей шенье взошел на эшафот

---

И продолжаем знакомство с гражданином Ленотром.Как случается к каждым, кто не был воспитан в великом городе, ее первым впечатлением было глубокое разочарование, чувство действительного отвращения и тягостного одиночества. Чтобы оценить обаяние Парижа и его особый колорит, нужны годы опыта и та великая гибкость характера, которую порождает только парижская жизнь.
Двор, который она видела только издали, казался ей печальным и скучным местом, гнездом интриг и недолговечных амбиций. Король был стар, его любовницы всемогущи, монархия дискредитирована. Кроме того мадам Шенье не имела титула (?), чтобы там присутствовать.

---

О Харьковском училище для девиц духовного звания.
Для училища был приобретен трехэтажный дом на территории городского кладбища. Предполагалось, что кладбище должно было приучить воспитанниц к мысли «о суете всего земного»

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Белые мечети на берегу, семь холмов древней Византии, подымающиеся один над другим под ясным небом Босфора и розовые домики Скутари, рая для жителей Востока, оставили ему неизгладимую память о себе, соединившуюся с даром художника и любовью к ярким ощущениям. Когда с палубы парохода, который уносил его далеко от родной страны, он увидел Золотой Рог, исчезающий в тумане.
Низкое небо, грязь, узкие извилистые улицы, дома, выглядящие прокаженными(?), задымленные внутренние дворы повсюду лихорадочная суета толп с инструментами, занятых работой, кричащие уличные торговцы, споры между кучерами и носильщиками и беспрестанный шум, издаваемый каретами - таким показался Париж мадам Шенье.

---

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ее приданое состояло из "драгоценных камней и прекрасных одежд".
Эта леди была матерью Андре Шенье.Когда, в возрасте трех лет он со своими родителями уехал во Францию, он уже унаследовал от этой прекрасной гречанки, которая была воспитана среди восточного пышного безделья, то страстное стремление к красоте, которое создает поэта.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Антуан уже четыре дня не давал о себе знать и Тереза, напрасно ожидавшая если не визита, то записки, начала тревожиться. Сен-Жюст в последнее время ее пугал. Осунувшееся лицо, горящие лихорадочным огнем глаза обрамленные черными кругами… Посмотреть в них – что шагнуть в пропасть. Под настроение прекрасный собеседник, он теперь почти все время молчал. Зато иногда он начинал говорить во сне, впрочем, Тереза не могла ничего разобрать в его бормотании.
Тереза изнывала от скуки. Ей не нравился Париж, она, окруженная раскаленным небывало ярким солнцем камнем, отчаянно тосковала по зелени Блеранкура. У нее здесь не было подруг, с соседями она лишь здоровалась, изредка перебрасывалась с ними парой фраз. Иногда она не без смутного удовольствия ловила на себе заинтересованные мужские взгляды. Она никогда не была особенной красавицей, но пышные волосы и особенно, огромные глаза притягивали к себе взоры.
Тереза была неплохо образована, а иногда и остра на язык и она иной раз с тоской думала о том, что сложись ее жизнь иначе, она могла бы быть хозяйкой небольшого салона. А еще ей смертельно надоело унизительное положение содержанки. Она хотела жить в законном браке. Иметь детей, по меньшей мере двух – мальчиков. Но она могла бы жить только с Антуаном и иметь детей только от него. Иногда накопившаяся горечь прорывалась, и она набрасывалась на любовника с упреками. Он уходил, хлопнув дверью, а она каждый раз пугалась. Вдруг – навсегда? Зачем одному из первых лиц государства сварливая любовница уже не первой молодости… Женщины ведь стареют так быстро. Но он приходил вновь и вел себя как ни в чем не бывало.
Тереза вышла на улицу и услышала оживленный и радостный обмен фразами. Казалось, начался большой праздник. Неподкупный арестован. И Сен-Жюст. И Кутон. И Дюма. Все они были заговорщиками. Шпионы. Роялисты…. Наконец-то эти упыри захлебнуться собственной кровью. Тереза почувствовала, как ноги ослабели и подогнулись, голова закружилась, страшная боль кольнула сердце. Антуан арестован. А арестован в наше время значит – мертв. Она как приведение бродила весь день по улицам, узнавала из разговоров последние новости… Узники освобождены. Они пытаются поднять восстание. Грязные предатели! Вновь арестованы. Ранен Робеспьер. На одном Сен-Жюсте ни царапинки. Надменный, как чертов аристократ…. Она вернулась домой, почти без чувств рухнула на кровать. Пролежала в одежде до утра, глядя куда-то в одну точку широко раскрытыми глазами. Слез не было, как и всегда, когда с ней случалось что-то по настоящему ужасное. До вечера, казалось, прошли века. Ликующие толпы народа собрались вдоль улиц по которой должны были проезжать телеги с приговоренными. Тереза обычно слепо боялась толпы, особенно когда ту волновало какое-либо сильное чувство. Но теперь она бесстрашно проталкивалась вперед. Ей надо было увидеть Антуана. И она его увидела… Горделиво поднятая голова, бесстрастное лицо. Красота уже как бы не от мира сего, красота не античного героя, а ангела, павшего? Тереза рухнула без чувств и какой-то мелкий лавочник с женой отнесли ее к себе. У нее началась горячка и пришла она в себя только через неделю. На свое горе она выжила и, значит, надо было жить дальше, даже если каждых вдох причинял боль.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Кертис о 9-10 термидора

Когда войска Конвента ворвались в два часа утра, это был конец; и каждый встретил его в своей собственной манере. Старший Робеспьер, пытаясь застрелиться, искалечил себе челюсть; его младший брат выбросился из окна и сломал себе бедро; Кутон упал с лестницы и покалечился. Леба вышиб себе мозги. Сен-Жюст посмотрел в лицо смерти, как и жизни, спокойно. Существует легенда, среди других, недостойных повторения, что Сен-Жюст прижал к своей голове пистолет, когда вошли солдаты, затем отбросил его со словами: "Представители народа обязаны служить своей стране примером не только своей жизнью, но и смертью. Мы должны были жить при ясном свете дня. И при ясном свете дня мы должны умереть".
Этой театральной игры не было. Сен-Жюст был слишком благороден для нее. Он и Леба пошли в другую комнату, но нашли ее запертой и там Леба застрелился. Он со своим старым другом были одни во время последнего критического момента. Солдаты обнаружили Дюма под столом в состоянии ужаса. Спрошенный, где два других депутата, он указал на дверь в следующую комнату. Здесь солдаты обнаружили мертвого Леба и ждущего их Сен-Жюста. У него был с собой нож, но он не пытался им воспользоваться; когда солдаты спросили не вооружен ли он, он передал его им. Баррас вошел и нашел Робеспьера в маленькой комнатке, у двери которой лежал Леба. Сен-Жюст оказывал помощь Робеспьеру. Лидер был сразу перенесен в комнаты Комитета Общественного Спасения вТюильри; на этот раз у него не было шансов. Сен-Жюст и менее известные люди были заперты в "нижней палате (???) ратуши (?) до наступления дня. Около девяти часов они все были уведены - мертвые и раненые на носилках, Сен-Жюст, Дюма и Пейан с туго связанными руками сопровождали их на своих ногах, странные плакальщики на странной погребальной процессии. Солдаты с трудом удерживали напирающую толпу. Пленники ждали четверть часа на пороге комнаты в которой так недавно они правили Францией; затем их впустили внутрь и усадили в оконном проеме. Насмешники оттесняли назад назойливо любопытных лиц, которые собрались поглазеть в три, говоря: "Отойдите на одну сторону, позвольте этим господам увидеть, как их король спит на столе, как обычный человек". Неизвестный свидетель, который сообщил нам эти детали описывает лицо Сен-Жюста, как грустное от унижения, его большие глаза были полны печали. Дюма с другой стороны был бесстрастен, Пейан старался держаться вызывающе, хотя он был очень сильно испуган. Сен-Жюст наклонился вперед, чтобы поглядеть на Робеспьера. Робеспьер действительно лежал на столе, его голову подпирала коробка, полная плесневелого хлеба. Он не шевелился, но часто дышал, а его мускулы подергивались от боли. Пожарные и артиллеристы насмехались над ним: "Сир, ваше величество, вы страдаете". "Ну, мне кажется, ты потерял голос, ты ведь не закончил свою речь, а она была так хорошо начата".
Дюма попросил у жандарма стакан воды. Пейан, бегло взглянув на Сен-Жюста, добавил: "Если можно, принесите три". Было принесено только два и Сен-Жюст ждал, пока принесут еще. Теперь он в первый раз заговорил и заговорил горько. На несколько мгновений его глаза остановились на копии конституции в рамочке, висящей на стене. Указывая на нее связанными руками он сказал тихим голосом, наполовину обращаясь к самому себе. "В конце концов это была моя работа", - и добавил секундой позже:" И революционное правительство тоже". Он говорил и дальше, но никто не слышал, что он говорил, кроме жандарма, стоявшего ближе всех к нему и давшего иронический ответ. Наконец принесли стакан воды; Сен-Жюст выпил немного и передал его назад со словом "Спасибо".
Эди Лакост вошел вскоре после, указал на пленников и приказал: "Отведите их в Консьержи, они вне закона". Они были сразу перемещены в эту тюрьму, которая была домом смерти Террора. Все, кроме одного. Лакост сказал хирургу перевязать раны Робеспьера и привести его в такое состояние, чтобы его можно было подвергнуть наказанию. Ужасные детали этой грубой и болезненной операции подробно записаны: когда она была кончена и повязка, поддерживающая его сломанную челюсть была обмотана вокруг его головы и лба (?), появилась новая возможность для жестоких шуток. Один человек сказал: "Смотрите, они надевают корону его величеству", другой:" Смотрите, ему надевают шапочку, как монахине(?). Затем они положили его назад на стол, положив коробку под голову. Она сойдет за подушку, говорили они друг другу"пока не подойдет его очередь заглянуть в маленькое окошко". Через некоторое время они должны были отнести его также в Консьержи, поскольку у нас есть расписка тюремщика о его прибытии и такая же о Кутоне, датированные 10 термидором.
После побега, совершившегося ночь назад, был принят декрет, объявляющий вне закона Робеспьера и его союзников.Из-за этого не был нужен никакой суд, было достаточно формального опознания пленников.В соответствии с законом это должна была проделать Коммуна, но сама Коммуна была вне закона. Фукье-Тенвиль ярый сторонник формальной точности, был обеспокоен, но техническую. помеху отмел Комитет Общественной Безопасности и в 3 часа дня десятого числа Революционный Трибунал должным образом опознал своих бывших хозяев. Номером шесть в списке этих приговоренных к смерти был "Антуан Сен-Жюст, двадцати шести лет, без профессии до Революции, студент, бывший депутат Национального Конвента". На закате этого дня телеги выкатились, неся на себе двадцать два приговоренных на Площадь Революции.Некоторое время казни происходили на окраинах города, но для этой гильотина еще один раз была переустановлена в сердце Парижа, на этой великой площади, которая видела смерть короля и королевы, жирондистов, Эбера и Дантона. Французы всегда последовательны.
Еще раз очевидец рассказывает нам, что он наблюдал.Сен-Жюст стоял в первой тележке. Его голова была высоко поднята, бледное лицо, казалось прекрасным. Он спокойно оглядывал взволнованную толпу. Руки его были связаны за спиной, шея обнажена, на плечи накинут белый жилет с красной гвоздикой в петлице, – он был застегнут у шеи на одну пуговицу и отброшен за спину, оставляя грудь открытой...". Были крики и свистки, пока телеги тряслись по улице Сен-Оноре. Сен-Жюст молчал.
"Показав народу головы Робеспьера и Кутона, палач приподнял за волосы голову Сен-Жюста: глаза были широко открыты, и в них, быть может, не угас еще последний отблеск мысли – того интеллекта, который превратил этого человека в столь устрашающую фигуру. Живи он в иные, лучшие времена, он мог бы сделаться великим и полезным...»