A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Моя автора не понимай. .Его престиж также поднимался, поскольку дважды на одной неделе, 8 и 15 июля он был назначен в делегации, которые Национальное Собрание отправляло из своей среды, в первый раз к Людовику XVI, протестуя против использования им войск, во второй раз в кипящую столицу, чтобы восстановить покой. Как и следовало ожидать от того, кто осуждал концепцию Национального Собрания, как союз депутатов из «каждой маленькой корпоративной группы или составляющей ее отдельного класса», он голосовал против императивного мандата, поскольку он должен был связать депутата бесповоротно с инструкциями от его избирателей, рассуждал Барер, и был равносилен навязыванию постоянного вето против Национального Собрания. Когда тревожные новости стали приходить из провинции и события в Париже и в собрании стали более бурными, Барер научился смягчать свое мнение и ждать удобного случая. Не вовсе чуждый расчетливому интересу, который отчасти был вдохновлен деятельными жертвами 4 августа, он хранил спокойствие и не писал ничего более обличительного, чем редакторское сопоставление с жестокой политикой Людовика XI или о влиянии философии в разрушении «гнусного тиранического рабства» феодализма.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Вернувшись во Францию в 1801 году, Сент-Андре был назначен генеральным комиссаром 4-х департаментов левого берега р. Рейна, а затем префектом департамента Мон-Тоннер (Майнц).[1] После сражения при Лейпциге в Майнц прибыло много раненых солдат, которые принесли с собою тиф и другие заразные болезни; заботясь об облегчении участи больных, Сент-Андре сам заразился и умер[1]. ru.wikipedia.org/wiki/%D0%96%D0%B0%D0%BD%D0%B1%...
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Чувствую сильнейшее отвращение к процессу написания чего-либо. Такое со мной периодически бывает. Посему окончание фика будет в понедельник...Увы. Не нравится он мне...
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
В феврале, следовательно, Каррье вернулся в Париж, где к нему вскоре присоединились Фуше и другие недовольные комиссары, которые в своем бесчестье представляли собой коварную угрозу революционному прав. Робеспьер, политический стратег, продолжил свою компанию против «фракций», которая была в действительности компанией за то, чтобы привести к единению движения к цели и признания властей для людей, обученных пятью годами революции. Юный Жюльен продолжил свои путешествия на западе.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Утопления не были новостью в Париже. Там было мало жалости к жертвам, которые, в конце концов, были в большинстве своем «разбойниками « и «фанатиками». Сам Жюльен не придавал этому особого значения. Смысл как размышлений Жюльена, так и решения Комитета, лишь случайно был гуманен. Каррье назвал члена правящего Комитета глупцом. Он мучил как контрреволюционеров, людей, которых Комитет классифицировал как патриотов и защищал как патриотов людей, которых Комитет считал контрреволюционерами, и которые часто были отбросами общества, мошенниками с криминальными биографиями или жестокими и беспринципными хулиганами, без всякой цели, кроме как сохранять общественный беспорядок. Каррье не сотрудничал с правительством. Он дискредитировал и наносил ущерб Республике. Под революцией он имел в виду беззаконие. Он не осознал, что с 14 фримера даже Эпоха террора имела подробную Конституцию.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Каррье был сатрапом, деспотом, который убивал свободу, он держался в стороне от добрых республиканцев, предавался тайным оргиям, его секретари были надменны и неприступны, истинные патриоты не могли ничего поделать. Жюльен все еще старался быть честным, признавая, что Каррье сделал большую работу, прежде чем он потерялся, подавляя влияние богачей. Теперь же, третьего февраля Жюльен наконец мимоходом говорит о наядах. «Я убедился, - пишет он Робеспьеру, - что он вывел наружу всех тех, кто наполнял тюрьмы в Нанте, без разбора поместил их на лодки и утопил в Луаре. Он сказал мне в лицо, что это единственный путь управлять революцией, и назвал Приера из Марны глупцом, потому что тот не думал делать что-либо с подозрительными, кроме как заключать их в тюрьму». Несколькими днями позже Комитет Общественного Спасения отозвал Каррье в Париж. Был ли этот вызов вызван новостями Жюльена об утоплениях? Едва ли.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Он писал из Венна, за пятьдесят миль от Нанта, и он или не знал о наядах или думал о них как о чем-то незначительном. Он не одобрял лишь приспешников Каррье, которые, говорил он, терроризируют истинных патриотов. Он хотел верить, что Каррье просто неверно оценивает своих людей. Но первого января он написал срочное письмо Бареру и Робеспьеру, требуя, чтобы Каррье был немедленно отозван. К этому времени детали наяд были известны в Париже. По-прежнему о них не упоминалось в донесениях Жюльена. Предметом спора стал старый вопрос конфликта властей. Каррье отказался признавать другого комиссара, его агенты были раздираемы враждой и жестоки, они «грабили, убивали и жгли» без ограничений, и их хозяин упрямо защищал их. Месяцем позже, теперь очень возбужденный Жюльен снова пишет Бареру и Робеспьеру. Он был в Нанте, видел Каррье, обвинения против которого теперь очень умножились. Вандея вновь поднялась, Каррье и генералы выказывали явное равнодушие, они хотели продлить кризис. (ну, это все-таки вряд ли...)