Морлей.
Только по случаю торжественного посещения Вольтером Парижа после двадцатисемилетнего отсутствия, он наконец свиделся с Дидро. Их переписка была менее постоянна и менее задушевная, чем переписка Вольтера с другими лицами; но хотя между ними и не было полного сочувствия, все таки у них не было недостатка во взаимном доброжелательстве и уважении. Пожт, как утверждают, сделал все, что от него зависело, чтоб ввести Дидро в Академию, но король был непреклонен, а Дидро не был жаден до пустых отличий. У него вовсе не было ни того счастливая ни того, извинительного в подобных случаях, желания видеть свои заслуги публично признанными, которые удовлетворяются подобными отличиями. Он вероятно разделял мнение Вольтера об академиях и парламентах, что когда люди сходятся вместе, их уши тотчас делаются более длинными. После возвращения Дидро из России, Вольтер писал ему: "Мне восемьдесят три года, и, - повторяю вам, - я не могу примириться с мыслью, что я могу умереть не повидавшись с вами. Я постарался собрать вокруг меня сколь можно более ваших питомцев, но я еще далек от того, чтоб собрать всех членов вашего кружка... В сущности мы немного расходимся в мнениях и одной беседы было бы достаточно для того, чтоб привести нас к соглашению".
О содержании таких бесед мы почти ничего не знаем... Нам только известно, что в конце их первого свидания, красноречие Дидро лилось с таким обилием, что по его уходе Вольтер сказал: " Этот человек, бесспорно, даровит; но у него нет одной и притом очень важной способности -способности вести разговор" Замечание Дидро о Вольтере более картинно: " он похож на один из тех старых, часто посещаемых замков, которые разваливаются со всех сторон; но вы тотчас чувствуете, что там живет какой то старый чародей". Между ними зашел спор о достоинствах Шекспира и Дидро рассердил патриарха, повторивши... мнение, что Шекспир, подобно статуе св. Христофора в соборе Богоматери, безобразен и груб, но такой гигант, что обыкновенные люди могут проходить между его ногами, не дотрагиваясь до него.