A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
11 января Максимильен закончил эту речь, которая была высочайшей вершиной его ораторского искусства, и этим числом датируется следующее письмо мадам Шалабр.
читать дальше
pylippel.newmail.ru/guests/chalabre.html
Право же, я не нахожу слов, которые могли бы выразить неподражаемому Робеспьеру то изумление, те чувства, которые вызвало у меня чтение его интересной и полезной речи в последнем номере «Revolution de Paris». Патриоты хорошо поступили, поместив ее, потому что эту газету читают многие и развозят повсюду; никогда не будет преждевременным предостеречь истинных французов от тех ловушек, которые несет в себе война. Но увы! я опасаюсь, что эта партия возьмет верх в Национальном собрании, поскольку депутат Рамон представил нам превосходный большой доклад от имени Дипломатического комитета, в котором было вынесено заключение в пользу войны. Праведное небо! Сколько предательств! Несчастное Отечество! Неправедные советники сбивают тебя с доброго пути новыми уловками, более изощренными, чем уловки умеренных; их лживость не так заметна, но от этого они только опаснее. Патриоты, впавшие в заблуждение, – так они называют тех, кто не хочет войны... Ах! Продолжим заблуждаться подобным образом, чтобы заглушить их и спасти Отечество.
Еще в одной речи у Якобинцев в минувший понедельник восхвалялись жестокие сторонники войны, которые неистовствуют как вороны над своей добычей. От этого приходишь в отчаяние: как спасти Отечество. Тот кто победит вместе с вражеской силой, останется побежденным. В этом решение вопроса, но как Вы говорили, его всегда отбрасывают в сторону.
Как, после того как было высказано столько суждений относительно этих ловушек! Это мне казалось невероятным; вместо того, чтобы следовать природе, предпочитают делать заключения против нее. Фу! Фу! Красноречиво, вот ведь в чем дело. Бессильные смертные, как бы ни превозносили вашу просвещенность, животный инстинкт возьмет верх над вашим здравомыслием, потому что он никогда вас не обманывет.
Я не могу сопротивляться чувствам признательности, которые вызывает во мне доблестное поведение праведного Робеспьера вопреки тому совету, который сам он нам дал – не слишком предаваться этим восторгам. Его трогательная скромность произведет обратный результат в моих суждениях; но это не опасно для свободы; соперничество самое благородное будет его плодом. Привет, дружба.
Шалабр.
Но из всей этой переписки самое выразительное и женственное письмо, даже в выражении чувств, то которое мадам де Шалабр отправила своему другу 20 марта 1792 г.
Патриот и друг, я томлюсь в нетерпении, ожидая Вашей речи, которую тысяча случайностей все время отодвигает. Итак, у нас теперь якобинское министерство. Вы предвидели, что макиавеллизм в отчаянном положении может обратиться к этому средству. Патриоты, которые во всем видят добро, с удовольствием рассказывают о последнем заседании Якобинцев; о присутствии новых министров, которые хотят иметь связи с этим Обществом. Великий Боже! свобода теперь навсегда потеряна! Предложить поцелуй мира самому ревностному защитнику этой святой свободы, как если бы он мог стать гарантом этих красивых обещаний или быть доступным лести. Так порок натягивает на себя краешек покрова доблести чтобы скрыть свое безобразие и завоевать доверие в умах. Что до меня, я имею несчастье видеть его чернее чем когда-либо. Если Национальное собрание упустит благоприятный момент, предоставляющий нации возможность отомстить враждебной ей власти, уличенной в том, что еще недавно замышляла сокрушить ее, поддерживая контрреволюционеров Арля, Авиньона, и т.д.; если в этом Собрании не найдется хотя бы один патриот, достаточно мужественный, чтобы сорвать пелену, которая покрывает эти ужасные и коварные ухищрения, и пролить свет на опасность сохранения этой ненавистной власти, если он не найдется в течение ближайшего месяца, Франция потеряна. Увы! после стольких ожиданий суждено ли нам увидеть наше несчастное Отечество покрытым прахом и развалинами? Это желание преступников; нет, нет, пусть их осудят, и все будет спасено. Я не могу понять намерения патриотов; подобная медлительности меня приводит в отчаяние. О Робеспьер! Ваш гений должен находить средство против наших несчастий. Есть только Вы, кто оставляет мне так сказать проблеск надежды. Я не могу обрисовать Вам печаль моей души; чем больше я вижу уверенности в других, тем больше я трепещу: она увеличивает наши опасности. Если Вы будете произносить завтра свою речь, не забудьте меня, прошу Вас. Чтобы избавить нашего юного друга от необходимости приходить дважды в течение одного дня, поскольку он далеко отсюда вместе с Вами, я буду ожидать его завтра в два часа к обеду. Примите новые заверения в моей нерушимой преданности.
Шалабр
Дорогой патриот, вот еще вспомнила. Я дрожу, как бы не провели декрет о браках, отвергнув разумное предложение г. Франсэ, поскольку оно не устраивает «Королевскую Хронику» и г. Бриссо. Что за опасный проект, и как раз в тот момент, когда фанатизм оттачивает свои кинжалы; как если бы у Собрания не было, других важных дел для обсуждения. По поводу этой «Хроники», великий оратор рода человеческого внушает себе со смешным самодовольством, что Нация готова принять жонглирование министерствами за истину. Хвалы, которые он расточает генералам, в особенности Люкнеру, целиком в духе пройдохи Полишинеля; не был ли он случайно одним из министров? Вот хороший вопрос, который могли бы задать ему наши журналисты!
Таковы эти письма, взятые из термидорианской папки. Существуют ли другие? Да, конечно, так как в коллекции Бенжамина Филона мы видим этот другой автограф маркизы, избежавший внимания издателя "Неизданных документов"..." в 1828 г.
читать дальше
pylippel.newmail.ru/guests/chalabre.html
Право же, я не нахожу слов, которые могли бы выразить неподражаемому Робеспьеру то изумление, те чувства, которые вызвало у меня чтение его интересной и полезной речи в последнем номере «Revolution de Paris». Патриоты хорошо поступили, поместив ее, потому что эту газету читают многие и развозят повсюду; никогда не будет преждевременным предостеречь истинных французов от тех ловушек, которые несет в себе война. Но увы! я опасаюсь, что эта партия возьмет верх в Национальном собрании, поскольку депутат Рамон представил нам превосходный большой доклад от имени Дипломатического комитета, в котором было вынесено заключение в пользу войны. Праведное небо! Сколько предательств! Несчастное Отечество! Неправедные советники сбивают тебя с доброго пути новыми уловками, более изощренными, чем уловки умеренных; их лживость не так заметна, но от этого они только опаснее. Патриоты, впавшие в заблуждение, – так они называют тех, кто не хочет войны... Ах! Продолжим заблуждаться подобным образом, чтобы заглушить их и спасти Отечество.
Еще в одной речи у Якобинцев в минувший понедельник восхвалялись жестокие сторонники войны, которые неистовствуют как вороны над своей добычей. От этого приходишь в отчаяние: как спасти Отечество. Тот кто победит вместе с вражеской силой, останется побежденным. В этом решение вопроса, но как Вы говорили, его всегда отбрасывают в сторону.
Как, после того как было высказано столько суждений относительно этих ловушек! Это мне казалось невероятным; вместо того, чтобы следовать природе, предпочитают делать заключения против нее. Фу! Фу! Красноречиво, вот ведь в чем дело. Бессильные смертные, как бы ни превозносили вашу просвещенность, животный инстинкт возьмет верх над вашим здравомыслием, потому что он никогда вас не обманывет.
Я не могу сопротивляться чувствам признательности, которые вызывает во мне доблестное поведение праведного Робеспьера вопреки тому совету, который сам он нам дал – не слишком предаваться этим восторгам. Его трогательная скромность произведет обратный результат в моих суждениях; но это не опасно для свободы; соперничество самое благородное будет его плодом. Привет, дружба.
Шалабр.
Но из всей этой переписки самое выразительное и женственное письмо, даже в выражении чувств, то которое мадам де Шалабр отправила своему другу 20 марта 1792 г.
Патриот и друг, я томлюсь в нетерпении, ожидая Вашей речи, которую тысяча случайностей все время отодвигает. Итак, у нас теперь якобинское министерство. Вы предвидели, что макиавеллизм в отчаянном положении может обратиться к этому средству. Патриоты, которые во всем видят добро, с удовольствием рассказывают о последнем заседании Якобинцев; о присутствии новых министров, которые хотят иметь связи с этим Обществом. Великий Боже! свобода теперь навсегда потеряна! Предложить поцелуй мира самому ревностному защитнику этой святой свободы, как если бы он мог стать гарантом этих красивых обещаний или быть доступным лести. Так порок натягивает на себя краешек покрова доблести чтобы скрыть свое безобразие и завоевать доверие в умах. Что до меня, я имею несчастье видеть его чернее чем когда-либо. Если Национальное собрание упустит благоприятный момент, предоставляющий нации возможность отомстить враждебной ей власти, уличенной в том, что еще недавно замышляла сокрушить ее, поддерживая контрреволюционеров Арля, Авиньона, и т.д.; если в этом Собрании не найдется хотя бы один патриот, достаточно мужественный, чтобы сорвать пелену, которая покрывает эти ужасные и коварные ухищрения, и пролить свет на опасность сохранения этой ненавистной власти, если он не найдется в течение ближайшего месяца, Франция потеряна. Увы! после стольких ожиданий суждено ли нам увидеть наше несчастное Отечество покрытым прахом и развалинами? Это желание преступников; нет, нет, пусть их осудят, и все будет спасено. Я не могу понять намерения патриотов; подобная медлительности меня приводит в отчаяние. О Робеспьер! Ваш гений должен находить средство против наших несчастий. Есть только Вы, кто оставляет мне так сказать проблеск надежды. Я не могу обрисовать Вам печаль моей души; чем больше я вижу уверенности в других, тем больше я трепещу: она увеличивает наши опасности. Если Вы будете произносить завтра свою речь, не забудьте меня, прошу Вас. Чтобы избавить нашего юного друга от необходимости приходить дважды в течение одного дня, поскольку он далеко отсюда вместе с Вами, я буду ожидать его завтра в два часа к обеду. Примите новые заверения в моей нерушимой преданности.
Шалабр
Дорогой патриот, вот еще вспомнила. Я дрожу, как бы не провели декрет о браках, отвергнув разумное предложение г. Франсэ, поскольку оно не устраивает «Королевскую Хронику» и г. Бриссо. Что за опасный проект, и как раз в тот момент, когда фанатизм оттачивает свои кинжалы; как если бы у Собрания не было, других важных дел для обсуждения. По поводу этой «Хроники», великий оратор рода человеческого внушает себе со смешным самодовольством, что Нация готова принять жонглирование министерствами за истину. Хвалы, которые он расточает генералам, в особенности Люкнеру, целиком в духе пройдохи Полишинеля; не был ли он случайно одним из министров? Вот хороший вопрос, который могли бы задать ему наши журналисты!
Таковы эти письма, взятые из термидорианской папки. Существуют ли другие? Да, конечно, так как в коллекции Бенжамина Филона мы видим этот другой автограф маркизы, избежавший внимания издателя "Неизданных документов"..." в 1828 г.
-
-
30.04.2015 в 21:19тереза-с-севера, речь об известном трехтомном издании "Papiers inédits trouvés chez Robespierre, Saint-Just, Payan, etc., supprimés ou omis par Courtois : précédés du rapport de ce député à la Convention nationale : avec un grand nombre de fac-simile et les signatures des principaux personnages de la révolution" - обычно у нас передается сокращенно как "Неизданные документы..." (это первый том - с archive.org - но в котором письма Шалабр, надо искать...)
-
-
03.05.2015 в 10:53