A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Пока первые четыре главы. Пост будет дополняться
Глава вторая. Семья.
читать дальшеГлавой семьи был мужчина пятидесяти трех лет. Удостоверение личности (certificate de ne (???)), выданное ему гражданской комиссией его секции, Секции пик, заседающей на месте, ранее известном как Вандомская площадь, описывает его как человека ростом 5 футов 6 дюймов, примерно как Робеспьер, с каштановыми волосами и бровями, овальным лицом, высоким лбом, голубыми глазами, длинным носом, большим ртом и округлым подбородком. Больше чем кому бы того ни было Робеспьер не был неизвестен ему в 1791 году, поскольку Дюпле был якобинец, и, по-видимому, часто водил свою жену на их собрания. Девичья фамилия мадам Дюпле была Вожуа, а ее отец был известным плотником из Шуази. Возможно, это ремесло Дюпле сподвигло мадемуазель Вожуа выбрать его своим супругом. Она принесла ему приданое в размере 4000 франков. У самого Дюпле были средства. Брак был счастливым, и от него родились четыре дочери и сын.
Сын родился в 1778 году, и его назвали Морисом. Одна дочь, Софи, ушла из дома и вышла замуж за мсье Ауза, адвоката из Иссуара, который, как оказалось, называл себя юрисконсультом. Господин Ауза был ярым роялистом;тем не менее он был заключен в тюрьму после 9 Термидора, потому что его жена имела несчастье называться Дюпле.
И мсье Сарду, который знал ее как старую женщину, она снова повторила: "Вы бы , конечно, полюбили его. Он был так добр, так ласков с молодыми людьми". Вслед за этим мсье Сарду с бессознательным юмором восклицает : "Какого Робеспьера она знала? Бедняга! Робеспьер по-прежнему оставался для него тигром, кровожадным чудовищем, ужасом 1820 года. Трудно заставить недоброжелателей Робеспьера признать чистоту его жизни. Как трудно им признать, что ни у кого не было большего уважения к дому и семье, чем у него! И все же эти качества были приписаны ему не только тогда, когда земля кладбища Эрранси покрыла его изуродованное тело; они были признаны при его жизни. И если мы знаем это, мы обязаны этим знанием самим термидорианцы, для которых это было обидой (?). Сам Куртуа опубликовал параграфы которые мы цитируем ниже, в которых некоторые граждане умоляют Робеспьера стать покровителем их детей. Каким откровением являются эти письма! Как красноречиво говорят их даты! 31 января, 1792 года знаменует начало славы Робеспьера; 5 Мессидора II года, за две недели до его падения, знаменует ее апогей. Именно доказательства, подобные этому, мы должны взвесить, тщательно изучая столь высокую судьбу.
Первое письмо пришло от жителя Парижа:
Гражданин, поклонник твоих добродетелей и твоего патриотизма, который придерживается и всегда будет получать славу придерживаясь твоих принципов, берет на себя смелость написать тебе и просить, чтобы ты оказал ему честь, дав свое имя при крещении — имя, столь дорогое вашей стране, имя того, кто с такой энергией защищал невинных — невинному существу, которое вот-вот должно было родиться у него. Существу, которое он надеется воспитать для государства, под покровительством крестного отца, который дал такие многочисленные доказательства своего таланта, своего патриотизма — фактически, всех добродетелей, которые можно ожидать от усердия и чести неподкупного законодателя, чье имя всегда будет почитаться как в настоящем. так и в будущих веках.
Твой согражданин надеется на эту милость со стороны восстановителя французской свободы. Это величайшая честь, которую друг свободы может оказать тому, чья благодарность будет равна его чувству братства.
Член клуба Кордельеров, Маршан
Мерсье
Париж
Январь 1792 года
Второе письмо, не менее важное, пришло от члена Директории дистрикта Монтпелье.
Максимилиану Робеспьеру, члену Комиссии Общественного здоровья, автору доклада от 18 флореаля
Природа подарила мне сына. Я осмелился возложить на него бремя твоего имени. Пусть он будет так же полезен, так же дорог своей стране, как и ты! Мои надежды, надежды отца, не могут идти дальше.
"Привет и братство. Да здравствует Республика!
J. M-
Какую ценность эти письма придают мемуарам мадам Леба. иногда объявляемым слишком снисходительными! Еще одним членом семьи был Симон Дюпле, племянник Дюпле, по прозвищу "Симон деревянная нога".Он был пылким и
очень умным молодым человеком.Он записался добровольцем с самого начала Революции и потерял левую ногу в битве при Вальми. Дюпле дал ему приют в 1792 году, и Робеспьер нанял его как своего секретаря. Нодье, который знал его, говорит, однако, "что для него было невозможно написать приличное письмо". Он умер в безвестности в 1826 году, не оставив ни единой строчки в память о великом человеке , которого он знал.
Такие люди, как эта семья, противники показухи и великолепия, прекрасные буржуа старого режима, жили в мире и умерли не зная славы в своих собственных домах. Сплоченная, честная, очаровательная семья — никто этого не отрицал. Следующий абзац покажет, как реакционные Термидорианцы думали об этом вопросе :
Дюпле был бедным столяром, который никогда не мечтал о той роли, которую он сыграет в Революции. Во времена Учредительного собрания Робеспьер поселился в его доме и сделал из него своего ревностного приверженца. Отец, мать,
сыновья, дочери, кузены, кузины и т.д., присягали одному Робеспьеру. Последний из благодарности сделал отца юридическим убийцей под руководством Фукье-Тенвиля; два сына были телохранителями под началом Буланже, капитана его охраны. Матушка Дюпле была назначена верховной жрицей приверженцев Робеспьера и дочери были избраны предводительницами этой достойной армии".
Глава третья. "Знаки внимания гостю".
читать дальшеЭлизабет Дюпле говорит нам, что ее родители смотрели на Робеспьера как на сына. Не было вида заботы или внимания, которые они бы не выказывали ему. Огни вполне понимали важность того, что они его приютили. "В семье столяра, - говорит анонимный немец, которого мы уже цитировали, - он был как дитя дома. Женщина заняла место его матери и обеспечивала его всем, чего он хотел". Фрерон в своей заметке на Куртуа, говорит, что Дюпле поклонялись ему. "Они испортили его, возбуждая его гордость". Факт кажется неоспоримым, тем более, что Шарлотта Робеспьер, которая не любила Дюпле, признавала, что эти дамы "питали самый живой интерес к ее брату и окружали его тысячью нежных забот". Она добавляет, что Робеспьер был "чрезвычайно чувствителен к такого рода вещам".
Обожание доходило до лишения свободы. Здесь свидетельство лидера золотой молодежи не может быть поставлено под сомнение, поскольку есть тысяча путей для нас рассмотреть его. "У Дюпле, - писал он, - понемногу он стал невидимым, они держали его вне поля зрения. Поэтому мадам Дюпле и Шарлотта поссорились. Это показывает до какой степени семья столяра привязалась к члену Национального Конвента, как заботились они чтобы держать вдали от него все опасное и причиняющее беспокойство. Не поэтому ли возмутительный поступок Сесили Рено в прериале II года был предупрежден? Огюстен, брат Робеспьера был избран Парижем как депутат Национального Конвента 17 сентября 1792 года.
Он был девятнадцатым в списке из двадцати четырех депутатов. Его назначение обнаружило его в Аррасе, где он был членом Совета Администрации департамента Па-де Кале. Он был также президентом у якобинцев. Неделю спустя. 25 сентября он покинул Аррас. чтобы занять свое кресло. Он не мог оставить Шарлотту одну в доме, без своих братьев, поэтому он решил взять ее с собой. Приехав в Париж, они остановились у Дюпле в необставленных комнатах, выходящих на улицу. Шарлотта быстро заметила то, что она называла "господством Дюпле над доброй природой ее брата, если я могу так выразиться". Она была обеспокоена, найдя себя занимающей последнее место", себя - сестру Неподкупного. Это было очень женское чувство. Ее нужно простить.
Что она должна была сделать? Покориться? Конечно, сначала она думала об этом. но думать о чем-либо не значит так поступать. Тогда она начала тяжелую кампанию против Дюпле за Максимилиана. Что она говорила ему? "Я старалась заставить его понять, что в его положении, занимая такое высокое звание в политике, он должен иметь свой собственный дом". Аргумент снова женский, но справедливость которого Максимилиан, кажется. признавал, но он сражался против него долгое время, боясь задеть чувства Дюпле. Так говорит Шарлотта. Но чего женщина захочет... Робеспьер сдался перед своей сестрой и она торжествуя над мадам Дюпле и ее дочерями, забрала его с торжеством в нанятые комнаты на улице Сен-Флорантен недалеко от Конвента. О его кратком пребывании в этом доме неизвестно ничего кроме того, что он был там болен. "Его болезнь была несерьезной". Эту короткую болезнь Робеспьера не надо путать с той, которая удерживала его в постели с конца плювиоза до середины вантоза II года и на которую в Париже смотрели как на истинное бедствие.
Мы должны найти случай поговорить об этом позже.
Однако, это легкое недомогание встревожило мадам Дюпле. Она поторопилась на улицу Флорантен, весьма расстроенная мыслью о любой возможной опасности и "создала большой шум из-за того, что ей не дали знать. Прием оказанный ей Шарлоттой легко вообразить. Но у нее был очень сильный оппонент и две женщины наговорили друг другу вещей. которые, соглашается Шарлотта, были очень недобрыми. Робеспьер волновался, оказавшись между ими. Что он должен был сделать? Должен ли был он ради прихоти Шарлотты выказать невежливость людям. которые оказали ему такое радушное гостеприимство? Должен ли был он проявить низменную неблагодарность в ответ на всю их заботу и внимание?
"Они любят меня так сильно, - сказал он, - они выказали мне столько внимания и доброты. что было бы неблагодарно с моей стороны оттолкнуть их". И он вернулся к Дюпле.
Шарлотта, рассерженная и разъяренная осталась на улице Флорантен с Огюстеном. Она приходила, однако, конечно, на улицу Сен-Оноре повидать Максимилиана. Были новые сцены, в которых принимала участие Элеонора. С другой стороны Виктуар и Элизабет утешали Шарлотту в оскорблениях, которые она сама на себя навлекала каждый раз.
Но однажды чаша переполнилась. Она послала Максимилиану несколько горшочков с вареньем со своим слугой. Слуга передал ношу мадам Дюпле. Добрая леди, очень рассерженная и, без сомнений., очень довольная случаем покончить с Шарлоттой раз и навсегда, выставила слугу и варенье за дверь, заявляя: "Унесите это! Она не должна отравить Робеспьера!"
И она была права. Нога Шарлотты больше не ступала в этот дом. Должна ли она была вернуться в Аррас - оставить Париж и этих Дюпле, которые украли у нее Максимилиана? Если она питала эту идею на мгновение, Огюстенвзял на себя избавить ее от нее. Комитет Общественного Спасения доверил ему и Рикору важную миссию на Юг, где федералистские беспорядки требовали суровой расправы. Он взял с собой Шарлотту, а Рикор взял с собой молодую жену. Но прежде чем путешествие закончилось, Шарлотта поспорила и рассорилась с мадам Рикор. Она упрекала ее за дерзкую легкомысленность, и эта леди, бывшая не лучше, чем она (???), сказала Шарлотте: "Ты слишком добродетельна, чтобы оставаться здесь.
Она не позволила им сказать это дважды. Она говорит. что мадам Рикор показала ей поддельное письмо от ее брата, говорящее чтобы она уехала. И, оставив своего брата, она вернулась в Париж, где Огюстен присоединился к ней только в конце 1793 года после победы якобинцев при Тулоне.
Примерно в середине февраля 1794 года Робеспьер заболел. Что это была за внезапная болезнь, какова была ее причина, неизвестно. Но факт тот, что она удерживала Робеспьера в его комнате и вызывала подъем общественных манифестаций в которых резолюции от различных ветвей власти и рапорты наблюдателей над общественным мнением сохраняли отклик на нее(??).
29 плювиоза инспектор Дюгас отметил в своем рапорте: "Были принесены новости якобинцам. что Робеспьер провел дурную ночь и Кутон очень болен. Печальное впечатление, которое эти новости произвели на членов общества. доказало как дороги для них эти достойные республиканцы.
В тот же день секция Единства (?) решила послать граждан Женти, Луи, Мине и Люка спросить о здоровье двух членов Конвента. Подобное решение появилось и у секции Пик, которая послала двух юных граждан Серфа и Марша и двух людей постарше, Пти (?) и Перрье, которые получили поручение принести новости о здоровье гражданина " с теплотой дружбы и братского чувства к одному из самых достойных республиканцев".
1 вантоза ежедневный полицейский рапорт делает следующие наблюдения. "Рядом с Ботаническим Садом большая группа людей говорила о болезни Робеспьера. Люди так скорбели из-за него, что говорили, что если Робеспьеру случится умереть, все будет потеряно. Женщина сказала, что только он может расстроить планы мошенников. Один бог может продлить дни этого неподкупного патриота. (Здесь все вздохнули). Я заметил, что когда один из санкюлотов говорил о болезни Робеспьера, что хорошо одетые люди ничего не говорили, но можно было видеть радостное выражение на их лицах.
В тот же день ходили слухи об отравлении. "Существует большой страх за жизни Робеспьера и Кутона; о них уже возникли тысячи различных предположений. Клевета уже заговорила о яде. Другие говорят, что это после некой работы жар вошел в их кровь. Хотят точно знать, что это за болезнь, удерживающая их в постели. так как естественно, истинные друзья республики очень заинтересованы. Когда люди, знающие друг друга(?) встречаются, сказав друг другу :"Добрый день". они спрашивают о новостях о Робеспьере и Кутоне. Это почти невероятно, как ими интересуются люди. Они также говорят. какую огромную пустоту создаст смерть этих людей. Каждый занят великим вопросом, получившим первенство над всеми другими:" Как Робеспьер?"
Сегодня говорят, что Робепьеру хуже и эта новость огорчила верных друзей Республики очень сильно. На следующий день, 2 вантоза, три рапорта отмечают интерес публики в этом направлении. "Мы уверяем, что Робеспьеру лучше сегодня, что его болезнь совсем не подобна болезни Кутона. Глаза народа направлены на этих двух граждан. Повсюду он спрашивает о новостях о них". Другой рапорт подтверждает это улучшение. "Говорят, что Робеспьеру много лучше и что он выходил сегодня."
Слухи последней ночи о яде все еще циркулируют. Все шепчутся. что Робеспьер был отравлен, но противоядия. которые его заставили принять сразу позволяют надеяться, что мы вскоре увидим его в еще большем сиянии славы. Второго вантоза было объявлено, что Робеспьер выходил; четвертого вантоза люди необычайно ликовали. "Люди были очень встревожены болезнью Робеспьера и теперь выражали свою радость. поскольку несколько граждан сказали. что он выходил. Как депутат. он был сокровищем для народа. он любит его, а тот доверяет ему. Народное общество Тампля услышало о болезни Неподкупного только 7 вантоза. На следующий день общество послало депутацию из шести членов "наделенных авторитетом общества". чтобы получить информацию.
В тот же вечер якобинцы ликовали, услышав, что Робеспьеру и Кутону все лучше и лучше. 9 вантоза секция Братства велела посланцу Лебу пойти в жилище Робеспьера. В тот же день циркулировали новые слухи о дурном предзнаменовании. Инспектор Роллен информировал министерство внутренних дел (?). Вчера ходило сообщение, что Робеспьеру много хуже, хотя мы знаем, что ему много лучше. Было добавлено сообщение, что он был отравлен.11 вантоза состоялась новая депутация. Секция Братства отправила посланца Фремио за новостями, которые с того момента становились все лучше и лучше. 15 марта (25 вантоза) Максимилиан пошел в галерею (?). поощрить слабеющий патриотизм относительно ареста отца Дюшена.
Что может быть более значимым, чем эти несколько цитат, чтобы показать. как действительно популярен был Робеспьер. Дюпле, окружающие его с такой строгостью, которая оправдывала слово "изоляция", использованное Фрероном. Шарлотта не уступила ни в чем в своей злости против них.
Огюстен, вернувшись из своей миссии на Юг информировал Максимилиана полностью о поведении его сестры и, озабоченный как избежать острых разногласий, договорился о столе и крове со своими друзьями Рикор. Он остался только на несколько недель и затем отправился в миссию в Верхнюю Сону, Ду и Юра. В последние дни флореаля II года он вернулся в Париж. Он вскоре узнал о сообщениях, распространяемых Шарлоттой о нем и Максимилиане. Она обвиняла братьев в тирании и притеснении в обращении с ней, упрекала их в плохом обращении, существовавшем только в ее воображении. Огюстен предупреждал старшего брата в письме. лишенном всякого доброго чувства к Шарлотте.
У моей сестры нет ни капли крови, схожей с нашей. (?). Я так много слышал и видел о ней, что считаю ее нашим злейшим врагом. Она извлекает выгоду из нашей незапятнанной репутации, чтобы господствовать над нами и угрожать сделать что-нибудь скандальное, чтобы скомпрометировать нас. Мы должны решительно противостоять ей. Мы должны принудить ее уехать в Аррас и так держать женщину, которая вызывает у нас отчаяние, вдали от нас.Она хотела бы иметь возможность сказать, что мы плохие братья; ее клевета, распространяемая против нас, направлена только на это
Я хотел бы, чтобы ты мог увидеть гражданку Лазодре (?). она бы дала тебе информацию о всех маскировках (?). которые интересно знать в этих обстоятельствах. Некий Сен-Феликс похоже, принадлежит этой клике."
Максимилиан, даже по словам Шарлотты, ни о чем с ней не говорил; в то же время он выказал свое неодобрение по отношению к ней. Она, с другой стороны, позаботилась о том, чтобы не требовать от него никаких объяснений, когда навещала его на улице Сен-Оноре. Письмо Огюстена заставило Максимилиана понять интриги Шарлотты, и он решил заставить ее вернуться в Аррас, как советовал ему брат, и доверил Жозефу Лебону, священнику, который стал членом Конвента и эмиссаром в Па-де-Кале, сопровождать ее. Зачем отправлять Шарлотту в Аррас и почему, прежде всего, на попечении этого ужасного Лебона, если не для того, чтобы ее "гильотинировать" по прибытии? В эту нелепость до сих пор верят и повторяют не проверяя, как будто это некий неоспоримый факт. Внимательное прочтение письма Огюстена является достаточным ответом на это обвинение.-Она хотела бы иметь возможность сказать, что мы плохие братья", - говорит он. Разве это не показывает, что он не хотел прослыть плохим братом? Интриги и разговоры Шарлотты -ведь, в конце концов, она была всего лишь женщиной -могли поставить под угрозу незапятнанную репутацию двух братьев. Пусть она возвращается в Аррас. В Робеспьерах в Париже нельзя сомневаться. Мы только что видели, что Максимилиан согласился на ее отъезд. Как только она услышала об этом решении, она поспешила написать Огюстену. Позже, сожалея об этом письме, она попыталась отречься от него, чтобы уменьшить его действие.
Она написала его, и оно было записано ее верным Лапонере,она поставила под сомнение подлинность черновика, она поставила под сомнение достоверность некоторых предложений — тех , которые выделены курсивом в тексте, следующим ниже. Это было, когда она увидела, как солнце смерти восходит для Максимилиана и Огюстена — заря восстановления. Мадам Дюпле была мертва ; Элеонора старела, забытая в каком-то уголке; и только она, сестра Робеспьеров, могла воззвать к верности памяти, чтобы свидетельствовать с блеском. Но она забыла, что ее письмо от Мессидора, II года., обвинительный акт испорченной, злобной женщины, покоится в портфеле в Архиве, и что ее запоздалое отрицание однажды будет опровергнуто этой светло-желтой находкой, оставленной эпохой Террора.
Вот письмо:
18 мессидора, II год Французской Республики
Твое отвращение ко мне, мой брат, отнюдь не уменьшилось, как я льстила себя надеждой, а превратилось в самую непримиримую ненависть, так что сам мой вид наполняет тебя ужасом. Поскольку я не могу надеяться, что ты когда-нибудь будешь достаточно спокойным , чтобы выслушать меня, я попытаюсь написать тебе. Раздавленная тяжестью моего горя, неспособная связно мыслить, я не стану браться за свое "оправдание". Однако мне будет очень легко показать тебе, что я
никоим образом не заслуживаю того, чтобы возбуждать гнев , ослепляющий тебя; но я оставляю задачу по моему оправданию времени, которое разоблачает все предательство и всю неясность.
Когда повязка, закрывающая твои глаза, будет сорвана , тогда, если в смятении твоих страстей ты сможешь распознать голос раскаяния, если зов Природы сможет быть услышан, когда ты оправишься от заблуждения , которое было таким пагубным для меня, не бойся , я никогда не буду упрекать тебя за то, что ты так долго находился под ним. Я буду думать только о счастье вернуть твою привязанность. Ах! Если бы ты только мог читать в моем сердце, ты бы покраснел, из-за того, что оскорбил его так жестоко. Ты бы увидел не только доказательство моей невиновности, но и то, что ничто не может стереть нежных отношений, которые связывают меня с тобой, и эти отношения -единственное чувство, в котором задействованы все мои привязанности; иначе должна ли я жаловаться на твою ненависть? Что бы значило для меня , если бы меня ненавидели те, к кому я равнодушна и кого презираю! Мысль о них не тревожила бы меня. Но быть ненавидимой моими братьями, которых я хочу беречь, - это единственное, что может сделать меня такой несчастной. Как страшна должна быть эта ненависть , если она способна ослепить тебя до такой степени , что ты клевещешь на меня перед моими друзьями! Однако не надейся в своей горячке заставить меня потерять уважение нескольких добродетельных людей - все, что мне остается. С ясным сознанием моей собственной добродетели я могу бросить тебе вызов, попытаться повредить ей, и я осмелюсь сказать тебе, что с уважаемыми людьми, которые знают меня, ты скорее потеряешь свою репутацию, чем повредишь моей. Итак, для твоего душевного спокойствия необходимо, чтобы я покинула тебя, д необходимо даже , как открыто сказано что я не должна жить в Париже!Я еще не знаю, что я собираюсь делать; но то, что кажется совершенно необходимым, - это то, что ты должен избавиться от отвратительного зрелища. Тогда послезавтра вы можете разойтись по своим комнатам, не опасаясь встретить меня там. Я оставлю их во всяком случае сегодня, если вы не будете категорически против этого. Не позволяй моему пребыванию в Париже беспокоить тебя; я хорошо позабочусь о том, чтобы не впутать моих друзей в мое несчастье. Невезение, преследующее меня, должно быть, заразительно, и твоя ненависть ко мне слишком слепа, чтобы не распространиться на все, что имеет ко мне хоть какой-то интерес.Мне нужно всего несколько дней, чтобы привести в порядок свои мысли, определиться с местом моего изгнания, ибо, несмотря на все мои способности, я не могу принять решение.
Я оставляю тебя, потому что ты этого требуешь; но, несмотря на твою несправедливость, моя дружба с тобой настолько несокрушима, что я не буду обижаться на жестокое обращение, которому ты меня подвергаешь. Когда, рано или поздно , ты будешь испытывать ко мне те чувства, которых я заслуживаю, пусть ложный стыд не помешает тебе сообщить мне о том что я вновь обрела твою любовь; и где бы я не могла даже за морями, если я могла бы быть полезной тебе в любом случае, дай мне знать, и я приеду к тебе немедленно.
Шарлотта.
P. S.Ты должен знать, что, покидая ваше жилище, я приму все необходимые меры предосторожности , чтобы не скомпрометировать моих братьев. Квартал , в котором проживает гражданка Лапорт, с которой я предполагаю на время пожить -это место в республике, где меня меньше всего знают".
Эта гражданка Лапорт - или, скорее, Делапорт - была женой судьи Революционного трибунала Франсуа-Луи-Мари Делапора который был включен в Революционный Трибунал. Приступая к своим обязанностям к концу Мессидора, он принимал участие в заседании только четыре или пять раз. Это спасло его. Он был оправдан 17 флореаля III года. Шарлотта все еще была в его доме, когда гром 9 Термидора обрушился на Париж и разрушил фортуну Максимилиана.
Глава четвертая. "Три года политической жизни".
читать дальшеВозможно, не будет неуместным сделать набросок этой фортуны и прогресса и определенной последовательности его, так как жизнь Робеспьера и его слава представляют восхитительную картину регулярно подымающийся вверх прямой линии (?), никогда не задерживающейся.
Первой блестящей победой было выдвижение не должность президента Трибунала дисрикта Версаль, выдвижение, которым патриоты Версаля ответили на лицемерную немилость людей из Артуа к /Максимилиану. Роялисты скоро начали петь комические куплеты об этом.
Достойный покровитель толпы;
Он будет судить к лучшему или худшему
Эту наглую дворню.
Но они непременно обесчестят его
И когда прокукарекает петух,
Они повесят его вместе с Лекуантром
И справедливость восторжествует.
Он, однако предпочел пост общественного обвинителя Уголовного Суда и получил ее - быстро приняв свою отставку и его старый товарищ по колледжу Депор Дютертр занял его место в Версале. 19 мая 1792 года появился первый номер "Защитника Конституции" Максимилиана Робеспьера, члена Учредительного Собрания, выпущенный на одной восьмой доле листа в типографии Пьера Жака Дюплена , Торговый Суд. Подписка стоила 36 франков в год, 21 франк за шесть месяцев и 12 франков за три месяца. Первый номер содержал заявление о принципах издателя.
Это Конституцию я хочу защищать, Конституцию в ее нынешнем виде. Меня спрашивают, почему я объявляю себя защитником работы, на недостатки которой я часто указывал. Я отвечу, что как член Учредительного Собрания, я настраиваю себя со всей силой против всех декретов, которые общественное мнение запрещает сегодня, но сейчас с момента, когда Конституционный Билль), пройден и укреплен общественным мнением, я всегда буду ограничивать свои действия требованием действительного его исполнения. Если он решил таким образом каждый четверг публиковать свои политические мысли, то это потому, что он был убежден, что каждый должен что-то делать в общественной жизни и никто не имеет права уклоняться от любых гражданских обязанностей. Как было прекрасно сказано, и это применимо прежде всего к Робеспьеру, что "журнализм во времена Революции, был, по существу, Судом общего права (??); журналист был политическим писателем, а не продавцом газет".
Журналист! Но Робеспьер не единственный журналист. Десять, двадцать его коллег с ним в проломе(?) с пером в руке. Карра составляет "Патриотические Анналы(?)", Кондорсе "Хроники месяца", Бриссо "Французский патриот", Горса "Департаментский Курьер",Барер Рассвет или Сборник того, что случилось накануне в Национальном Собрании", Марат "Друг народа", Демулен "Революции Франции и Брабанта", Робер "Национальный Меркурий(?)", Тальен "Друг граждан", Audouin "Универсальный журнал", Дюлор "Термометр дня(?)", Лекиньо)?)"Газета землепашцев", Рабо Сен-Этьен "Деревенский листок", Луве "Дозорный", Вилльет "Хроника Парижа", Фоше "Железный рот"(?) - все они бросали народу эти страницы, сеявшие доброе семя и заставляли новую свободу взойти на французской почве.
Двенадцатый номер "Защитника Конституции", который имел отношение к событиям 10 августа извещало о прекращении выпуска еженедельного листка.: "Нынешние обстоятельства и наступление Национального Конвента, кажется предупреждает нас, что заглавие "Защитник Конституции" больше не подходит этой работе; мы объявили с самого начала, что не хотим защищать недостатки Конституции 1791 года, но принципы из нее. Нашей целью никогда не было защищать ее против воли народа, который может и должен сделать ее совершенной; но защищать ее против Двора и врагов свободы, которые хотят уничтожить ее или причинить ей вред. Мы возобновим эту работу под названием, более соответствующим современной ситуации. И это был конец этой газеты, которая, как говорит даже Десесар (?). принесла Максимилиану большую популярность.
Десятый день августа, видевший падение королевской власти, не увидел, как Робеспьер дезертирует в час опасности. Он был в первом ряду в месте, которое он на себя принял(?) и когда говорят, что он прятался, когда говорят, что он боялся. то лгут. Есть ли в этом какое-нибудь сомнение? Это отвечает на обвинение:
Коммуна Парижа
II год Французской Республики
Августа 10, 1793
Медаль, данная Муниципалитетом Парижа
В память о 10 августа 1792
Гражданину Робеспьеру
Члену Коммуны 10 августа
Куломбо
Секретарь регистратор.
Коммуна Парижа
Пятница, 16 августа 1793 года III года Французской Республики.
Гражданин,
Спешу отослать тебе медаль Людей 10 августа; я рад отдать этот почетный знак Неподкупному Робеспьеру.
Куломбо.
Секретарь-регистратор.
Гражданину Робеспьеру-старшему.
И эта почесть предлагалась за страх и трусость? Разве стали бы упрашивать человека, спрятавшегося принять грозный пост cудьи на суде 10 августа? Если он отказался, то это потому, что он знал, что не может быть судьей тех. чьим противником он был. Он открыто объясняет это в тот самый день, когда его короткое письмо Мануэлю, Советнику Коммуны был неверно истолковано(???).
Сударь, я имею честь сообщить вам, что я не могу занять должность судьи суда, предназначенного чтобы выносить приговоры заговорщикам".
Отказавшись от должности судьи. он остался журналистом. В сентябре 1792 года он стал публиковать "Письма Максимилиана Робеспьера, члена Национального Конвента своим избирателям". Он составлял их до марта месяца 1793 г.. момента, когда все его время стало занято Конвентом и Комитетом Общественного Спасения, когда проскрипции(?) против роялистов, живших внутри страны и эмигрировавших дворян на границах, потребовали организации спасительного террора, основанного на всех живых силах нации. Ни на что не отвлекаясь, он отдался ему полностью и вышел из него с чистыми руками. Его слава в том, что он выполнил свой долг и умер бедным. "Он боится денег", -сказал о нем Дантон
Да, боялся денег, плода предательства, компрометирующего жалования(?). Боялся - да, и иногда презирал их. И презирал Тальена, когда услышал о его злоупотреблениях в Бордо, презирал Фуше. который оставил четырнадцать миллионов и княжескую собственность в Феррьер(?), Барраса - любителя женщин (?), господина поместья Гросбуа, презирал всех тех, чьи руки были запятнаны. И кто знает, не было ли это причиной, по которой он оставил Дантона, которого, однако, он любил так нежно. Кто знает, может быть несчастный Шабо не был бы осужден, если бы не позволил себя подкупить. Он не верил в раскаяние продажных. Неподкупный сам, он ненавидел коррупцию. - Он не был вором, - говорит Бодо. то увидели на следующий день после Термидора, опустошив его ящики Но давайте вернемся к Дюпле.
Глава пятая. Робеспьер дома.
читать дальше
Их дом на улице Сен-Оноре велик и комфортабелен. Они занимали весь первый этаж, входящий во двор. Вход туда был большим, предназначенным для карет, обрамленный слева рестораном, а справа ювелирным магазином. Этот ювелир по имени Руйе был человеком который 10 августа 1810 года стал собственником целого дома. Слева через арку, образующую вход для карет была большая лестница соединявшаяся с комнатами второго этажа, выходящими во двор. Здесь были комнаты которые Шарлотта и Огюстен занимали в 1792 году, когда они приехали из Арраса. Они были разрушены в 1816 году и совершенно невозможно восстановить их во всех деталях. Не то же с остальным домом, который остался нетронутым и выдает нам сегодня секрет частной жизни его жильцов во времена террора.
Рядом с лестницей находился каретный сарай, затем мастерская под большим навесом . В углу этого левого крыла, занимающего одну сторону двора, находится внутренняя лестница, приводящая на второй этаж, налево от нее комнаты Максимилиана, сына Дюпле и Симона с деревянной ногой, направо - комнаты Дюпле и их дочерей. Во внутреннем дворе, столовая с выходом на вход, освещенная светом из двери и окна, между которыми находился насос . Этот насос исчез во время перемен, имевших место при Империи. Справа от столовой, с дверью, выходящей в тот же двор, находится кухня. Давайте пройдем в столовую. Она большая, светлая, квадратная. В ней слева в углу находится плита. Стеклянная дверь в дальней стене ведет в гостиную. Гостиная ведет в маленькую комнату, с окном с видом на сады монастыря Непорочного зачатия . Справа стеклянная дверь открывается на узкую полоску земли, создающую сад для детей. Здесь Элеонора и ее сестры сажали цветы и смотрели за ними.еной, закрывавшей землю (?), цветущие ветки сирени развевались под весенним ветерком в пустынном монастырском саду. Давайте вернемся во внутренний двор. Справа здесь есть маленький цветник, выходящий к сараю. Бордюры заканчиваются у стороны маленького сарая, где держали старые инструменты и дерево. Затем в углу, всегда справа , кладовки.
Таков первый этаж дома плотника. Давайте пройдем на второй этаж по маленькой деревянной лестнице прилегающей к мастерской Дюпле. Слева маленькая комната, которая ведет в комнату Робеспьера. В эту комнату проникает дневной свет из низкого окна над большим навесом во дворе. Комната сына Дюпле ( это очень маленькая комната, говорит мадам Леба) и комната Симона находятся за комнатой Робеспьера. С другой стороны лестничной площадки, справа, находится комната Дюпле с двумя окнами, выходящими на двор. Вы должны пройти через эту комнату, чтобы достичь той, которую занимали Элеонора и Элизабет (Виктуар спала в комнате над кухней). Комната девушек довольно большая. В дальнем конце была ниша(?), которая здесь до сих пор. Сбоку от нее была маленькая комната, с окном, выходящим в маленький сад для детей. Справа было два окна.
Таков этот этаж дома.
Передняя часть, как мы видим, была зарезервирована за младшим Робеспьером и его сестрой. Робеспьеры платили Дюпле ежегодно тысячу франков ренты.
/Комнаты Максимилиана были меблированы, комнаты Огюстена и Шарлотты - нет.
Комната Робеспьера была с низким потолком и обставлена очень просто. Картина того периода, которая кажется особенно точной в каждой детали, показывает нам его узкую постель с изголовьем, заканчивающимся шарами из окрашенного дерева (?). У нее были синие занавеси в белый цветочек. Ламартин говорит нам, что они были в синюю и белую полоску из саржи (?) . Вдова Леба, более точная, входит в детали, говоря нам, что эти занавеси были сделаны из одного из платьев мадам Дюпле. Рядом с окном стояло "очень скромное бюро". Комната была кроме того оборудована комодом с ящиками, сделанного благодаря заботам старого Дюпле и содержащего в себе книги Робеспьера.
Также там было три соломенных стула для редких посетителей, допущенных в комнату, так как Робеспьер обычно принимал гостей в маленькой комнате, ведущей из гостиной на первый этаж. Такова была бедная, печальная маленькая комната, о которой Флери сказал, что она была "самым роскошным помещением по контрасту с остальным домом". Что он об этом знал? Нога его там не ступала. Здесь, на этом белом деревянном столе, среди пустого и строгого окружения, в тишине ночи или утреннем шуме от рубанков и других инструментов подмастерий столяра, составлялись все эти блестящие и наэлектризованные речи, гремящие с галереи Национального Конвента.
Сегодня, прохожий который в этом заброшенном месте трансформируемым в мучную лавку приходит чтобы вызвать наружу фантом человека Термидора. может представить себе его склонившимся над своим столом в тени ночи под печальным светом его неисправной лампы. Он пишет старательно, вычеркивает, начинает снова. заполняет свои перегруженные страницы , крепко держась за мучения стиля (??). Страницы, написанные этими ночами - заключительные - пророческие заветы его гения потомству, все еще изумленному судьбой столь великой. Здесь, среди свидетельств его честной бедности, он принимал Сен-Жюста по его возвращению из миссий в армию.
Сен-Жюст! Ужасный молодой человек Мишле, Барбару террористов, Антиной якобинцев, ангел смерти Ламартина; Сен-Жюст о котором Нодье скаал, отдавая честь сердцу молодого человека: "О заботился о детях. любил женщин, уважал седины, чтил набожность и верил в уважение к своим предкам и в культивирование чувств". Между этими двумя людьми в этой комнате, столь ужасно тихой сегодня, решалась судьба республики. Здесь, накануне важнейшего конфликта, они ободряли друг друга и, возможно, утешали. Здесь, между этими четырьмя стенами, в тишине ночи, держали трагический ночной дозор Термидора! И в этой комнате сейчас мучная лавка!
Глава вторая. Семья.
читать дальшеГлавой семьи был мужчина пятидесяти трех лет. Удостоверение личности (certificate de ne (???)), выданное ему гражданской комиссией его секции, Секции пик, заседающей на месте, ранее известном как Вандомская площадь, описывает его как человека ростом 5 футов 6 дюймов, примерно как Робеспьер, с каштановыми волосами и бровями, овальным лицом, высоким лбом, голубыми глазами, длинным носом, большим ртом и округлым подбородком. Больше чем кому бы того ни было Робеспьер не был неизвестен ему в 1791 году, поскольку Дюпле был якобинец, и, по-видимому, часто водил свою жену на их собрания. Девичья фамилия мадам Дюпле была Вожуа, а ее отец был известным плотником из Шуази. Возможно, это ремесло Дюпле сподвигло мадемуазель Вожуа выбрать его своим супругом. Она принесла ему приданое в размере 4000 франков. У самого Дюпле были средства. Брак был счастливым, и от него родились четыре дочери и сын.
Сын родился в 1778 году, и его назвали Морисом. Одна дочь, Софи, ушла из дома и вышла замуж за мсье Ауза, адвоката из Иссуара, который, как оказалось, называл себя юрисконсультом. Господин Ауза был ярым роялистом;тем не менее он был заключен в тюрьму после 9 Термидора, потому что его жена имела несчастье называться Дюпле.
И мсье Сарду, который знал ее как старую женщину, она снова повторила: "Вы бы , конечно, полюбили его. Он был так добр, так ласков с молодыми людьми". Вслед за этим мсье Сарду с бессознательным юмором восклицает : "Какого Робеспьера она знала? Бедняга! Робеспьер по-прежнему оставался для него тигром, кровожадным чудовищем, ужасом 1820 года. Трудно заставить недоброжелателей Робеспьера признать чистоту его жизни. Как трудно им признать, что ни у кого не было большего уважения к дому и семье, чем у него! И все же эти качества были приписаны ему не только тогда, когда земля кладбища Эрранси покрыла его изуродованное тело; они были признаны при его жизни. И если мы знаем это, мы обязаны этим знанием самим термидорианцы, для которых это было обидой (?). Сам Куртуа опубликовал параграфы которые мы цитируем ниже, в которых некоторые граждане умоляют Робеспьера стать покровителем их детей. Каким откровением являются эти письма! Как красноречиво говорят их даты! 31 января, 1792 года знаменует начало славы Робеспьера; 5 Мессидора II года, за две недели до его падения, знаменует ее апогей. Именно доказательства, подобные этому, мы должны взвесить, тщательно изучая столь высокую судьбу.
Первое письмо пришло от жителя Парижа:
Гражданин, поклонник твоих добродетелей и твоего патриотизма, который придерживается и всегда будет получать славу придерживаясь твоих принципов, берет на себя смелость написать тебе и просить, чтобы ты оказал ему честь, дав свое имя при крещении — имя, столь дорогое вашей стране, имя того, кто с такой энергией защищал невинных — невинному существу, которое вот-вот должно было родиться у него. Существу, которое он надеется воспитать для государства, под покровительством крестного отца, который дал такие многочисленные доказательства своего таланта, своего патриотизма — фактически, всех добродетелей, которые можно ожидать от усердия и чести неподкупного законодателя, чье имя всегда будет почитаться как в настоящем. так и в будущих веках.
Твой согражданин надеется на эту милость со стороны восстановителя французской свободы. Это величайшая честь, которую друг свободы может оказать тому, чья благодарность будет равна его чувству братства.
Член клуба Кордельеров, Маршан
Мерсье
Париж
Январь 1792 года
Второе письмо, не менее важное, пришло от члена Директории дистрикта Монтпелье.
Максимилиану Робеспьеру, члену Комиссии Общественного здоровья, автору доклада от 18 флореаля
Природа подарила мне сына. Я осмелился возложить на него бремя твоего имени. Пусть он будет так же полезен, так же дорог своей стране, как и ты! Мои надежды, надежды отца, не могут идти дальше.
"Привет и братство. Да здравствует Республика!
J. M-
Какую ценность эти письма придают мемуарам мадам Леба. иногда объявляемым слишком снисходительными! Еще одним членом семьи был Симон Дюпле, племянник Дюпле, по прозвищу "Симон деревянная нога".Он был пылким и
очень умным молодым человеком.Он записался добровольцем с самого начала Революции и потерял левую ногу в битве при Вальми. Дюпле дал ему приют в 1792 году, и Робеспьер нанял его как своего секретаря. Нодье, который знал его, говорит, однако, "что для него было невозможно написать приличное письмо". Он умер в безвестности в 1826 году, не оставив ни единой строчки в память о великом человеке , которого он знал.
Такие люди, как эта семья, противники показухи и великолепия, прекрасные буржуа старого режима, жили в мире и умерли не зная славы в своих собственных домах. Сплоченная, честная, очаровательная семья — никто этого не отрицал. Следующий абзац покажет, как реакционные Термидорианцы думали об этом вопросе :
Дюпле был бедным столяром, который никогда не мечтал о той роли, которую он сыграет в Революции. Во времена Учредительного собрания Робеспьер поселился в его доме и сделал из него своего ревностного приверженца. Отец, мать,
сыновья, дочери, кузены, кузины и т.д., присягали одному Робеспьеру. Последний из благодарности сделал отца юридическим убийцей под руководством Фукье-Тенвиля; два сына были телохранителями под началом Буланже, капитана его охраны. Матушка Дюпле была назначена верховной жрицей приверженцев Робеспьера и дочери были избраны предводительницами этой достойной армии".
Глава третья. "Знаки внимания гостю".
читать дальшеЭлизабет Дюпле говорит нам, что ее родители смотрели на Робеспьера как на сына. Не было вида заботы или внимания, которые они бы не выказывали ему. Огни вполне понимали важность того, что они его приютили. "В семье столяра, - говорит анонимный немец, которого мы уже цитировали, - он был как дитя дома. Женщина заняла место его матери и обеспечивала его всем, чего он хотел". Фрерон в своей заметке на Куртуа, говорит, что Дюпле поклонялись ему. "Они испортили его, возбуждая его гордость". Факт кажется неоспоримым, тем более, что Шарлотта Робеспьер, которая не любила Дюпле, признавала, что эти дамы "питали самый живой интерес к ее брату и окружали его тысячью нежных забот". Она добавляет, что Робеспьер был "чрезвычайно чувствителен к такого рода вещам".
Обожание доходило до лишения свободы. Здесь свидетельство лидера золотой молодежи не может быть поставлено под сомнение, поскольку есть тысяча путей для нас рассмотреть его. "У Дюпле, - писал он, - понемногу он стал невидимым, они держали его вне поля зрения. Поэтому мадам Дюпле и Шарлотта поссорились. Это показывает до какой степени семья столяра привязалась к члену Национального Конвента, как заботились они чтобы держать вдали от него все опасное и причиняющее беспокойство. Не поэтому ли возмутительный поступок Сесили Рено в прериале II года был предупрежден? Огюстен, брат Робеспьера был избран Парижем как депутат Национального Конвента 17 сентября 1792 года.
Он был девятнадцатым в списке из двадцати четырех депутатов. Его назначение обнаружило его в Аррасе, где он был членом Совета Администрации департамента Па-де Кале. Он был также президентом у якобинцев. Неделю спустя. 25 сентября он покинул Аррас. чтобы занять свое кресло. Он не мог оставить Шарлотту одну в доме, без своих братьев, поэтому он решил взять ее с собой. Приехав в Париж, они остановились у Дюпле в необставленных комнатах, выходящих на улицу. Шарлотта быстро заметила то, что она называла "господством Дюпле над доброй природой ее брата, если я могу так выразиться". Она была обеспокоена, найдя себя занимающей последнее место", себя - сестру Неподкупного. Это было очень женское чувство. Ее нужно простить.
Что она должна была сделать? Покориться? Конечно, сначала она думала об этом. но думать о чем-либо не значит так поступать. Тогда она начала тяжелую кампанию против Дюпле за Максимилиана. Что она говорила ему? "Я старалась заставить его понять, что в его положении, занимая такое высокое звание в политике, он должен иметь свой собственный дом". Аргумент снова женский, но справедливость которого Максимилиан, кажется. признавал, но он сражался против него долгое время, боясь задеть чувства Дюпле. Так говорит Шарлотта. Но чего женщина захочет... Робеспьер сдался перед своей сестрой и она торжествуя над мадам Дюпле и ее дочерями, забрала его с торжеством в нанятые комнаты на улице Сен-Флорантен недалеко от Конвента. О его кратком пребывании в этом доме неизвестно ничего кроме того, что он был там болен. "Его болезнь была несерьезной". Эту короткую болезнь Робеспьера не надо путать с той, которая удерживала его в постели с конца плювиоза до середины вантоза II года и на которую в Париже смотрели как на истинное бедствие.
Мы должны найти случай поговорить об этом позже.
Однако, это легкое недомогание встревожило мадам Дюпле. Она поторопилась на улицу Флорантен, весьма расстроенная мыслью о любой возможной опасности и "создала большой шум из-за того, что ей не дали знать. Прием оказанный ей Шарлоттой легко вообразить. Но у нее был очень сильный оппонент и две женщины наговорили друг другу вещей. которые, соглашается Шарлотта, были очень недобрыми. Робеспьер волновался, оказавшись между ими. Что он должен был сделать? Должен ли был он ради прихоти Шарлотты выказать невежливость людям. которые оказали ему такое радушное гостеприимство? Должен ли был он проявить низменную неблагодарность в ответ на всю их заботу и внимание?
"Они любят меня так сильно, - сказал он, - они выказали мне столько внимания и доброты. что было бы неблагодарно с моей стороны оттолкнуть их". И он вернулся к Дюпле.
Шарлотта, рассерженная и разъяренная осталась на улице Флорантен с Огюстеном. Она приходила, однако, конечно, на улицу Сен-Оноре повидать Максимилиана. Были новые сцены, в которых принимала участие Элеонора. С другой стороны Виктуар и Элизабет утешали Шарлотту в оскорблениях, которые она сама на себя навлекала каждый раз.
Но однажды чаша переполнилась. Она послала Максимилиану несколько горшочков с вареньем со своим слугой. Слуга передал ношу мадам Дюпле. Добрая леди, очень рассерженная и, без сомнений., очень довольная случаем покончить с Шарлоттой раз и навсегда, выставила слугу и варенье за дверь, заявляя: "Унесите это! Она не должна отравить Робеспьера!"
И она была права. Нога Шарлотты больше не ступала в этот дом. Должна ли она была вернуться в Аррас - оставить Париж и этих Дюпле, которые украли у нее Максимилиана? Если она питала эту идею на мгновение, Огюстенвзял на себя избавить ее от нее. Комитет Общественного Спасения доверил ему и Рикору важную миссию на Юг, где федералистские беспорядки требовали суровой расправы. Он взял с собой Шарлотту, а Рикор взял с собой молодую жену. Но прежде чем путешествие закончилось, Шарлотта поспорила и рассорилась с мадам Рикор. Она упрекала ее за дерзкую легкомысленность, и эта леди, бывшая не лучше, чем она (???), сказала Шарлотте: "Ты слишком добродетельна, чтобы оставаться здесь.
Она не позволила им сказать это дважды. Она говорит. что мадам Рикор показала ей поддельное письмо от ее брата, говорящее чтобы она уехала. И, оставив своего брата, она вернулась в Париж, где Огюстен присоединился к ней только в конце 1793 года после победы якобинцев при Тулоне.
Примерно в середине февраля 1794 года Робеспьер заболел. Что это была за внезапная болезнь, какова была ее причина, неизвестно. Но факт тот, что она удерживала Робеспьера в его комнате и вызывала подъем общественных манифестаций в которых резолюции от различных ветвей власти и рапорты наблюдателей над общественным мнением сохраняли отклик на нее(??).
29 плювиоза инспектор Дюгас отметил в своем рапорте: "Были принесены новости якобинцам. что Робеспьер провел дурную ночь и Кутон очень болен. Печальное впечатление, которое эти новости произвели на членов общества. доказало как дороги для них эти достойные республиканцы.
В тот же день секция Единства (?) решила послать граждан Женти, Луи, Мине и Люка спросить о здоровье двух членов Конвента. Подобное решение появилось и у секции Пик, которая послала двух юных граждан Серфа и Марша и двух людей постарше, Пти (?) и Перрье, которые получили поручение принести новости о здоровье гражданина " с теплотой дружбы и братского чувства к одному из самых достойных республиканцев".
1 вантоза ежедневный полицейский рапорт делает следующие наблюдения. "Рядом с Ботаническим Садом большая группа людей говорила о болезни Робеспьера. Люди так скорбели из-за него, что говорили, что если Робеспьеру случится умереть, все будет потеряно. Женщина сказала, что только он может расстроить планы мошенников. Один бог может продлить дни этого неподкупного патриота. (Здесь все вздохнули). Я заметил, что когда один из санкюлотов говорил о болезни Робеспьера, что хорошо одетые люди ничего не говорили, но можно было видеть радостное выражение на их лицах.
В тот же день ходили слухи об отравлении. "Существует большой страх за жизни Робеспьера и Кутона; о них уже возникли тысячи различных предположений. Клевета уже заговорила о яде. Другие говорят, что это после некой работы жар вошел в их кровь. Хотят точно знать, что это за болезнь, удерживающая их в постели. так как естественно, истинные друзья республики очень заинтересованы. Когда люди, знающие друг друга(?) встречаются, сказав друг другу :"Добрый день". они спрашивают о новостях о Робеспьере и Кутоне. Это почти невероятно, как ими интересуются люди. Они также говорят. какую огромную пустоту создаст смерть этих людей. Каждый занят великим вопросом, получившим первенство над всеми другими:" Как Робеспьер?"
Сегодня говорят, что Робепьеру хуже и эта новость огорчила верных друзей Республики очень сильно. На следующий день, 2 вантоза, три рапорта отмечают интерес публики в этом направлении. "Мы уверяем, что Робеспьеру лучше сегодня, что его болезнь совсем не подобна болезни Кутона. Глаза народа направлены на этих двух граждан. Повсюду он спрашивает о новостях о них". Другой рапорт подтверждает это улучшение. "Говорят, что Робеспьеру много лучше и что он выходил сегодня."
Слухи последней ночи о яде все еще циркулируют. Все шепчутся. что Робеспьер был отравлен, но противоядия. которые его заставили принять сразу позволяют надеяться, что мы вскоре увидим его в еще большем сиянии славы. Второго вантоза было объявлено, что Робеспьер выходил; четвертого вантоза люди необычайно ликовали. "Люди были очень встревожены болезнью Робеспьера и теперь выражали свою радость. поскольку несколько граждан сказали. что он выходил. Как депутат. он был сокровищем для народа. он любит его, а тот доверяет ему. Народное общество Тампля услышало о болезни Неподкупного только 7 вантоза. На следующий день общество послало депутацию из шести членов "наделенных авторитетом общества". чтобы получить информацию.
В тот же вечер якобинцы ликовали, услышав, что Робеспьеру и Кутону все лучше и лучше. 9 вантоза секция Братства велела посланцу Лебу пойти в жилище Робеспьера. В тот же день циркулировали новые слухи о дурном предзнаменовании. Инспектор Роллен информировал министерство внутренних дел (?). Вчера ходило сообщение, что Робеспьеру много хуже, хотя мы знаем, что ему много лучше. Было добавлено сообщение, что он был отравлен.11 вантоза состоялась новая депутация. Секция Братства отправила посланца Фремио за новостями, которые с того момента становились все лучше и лучше. 15 марта (25 вантоза) Максимилиан пошел в галерею (?). поощрить слабеющий патриотизм относительно ареста отца Дюшена.
Что может быть более значимым, чем эти несколько цитат, чтобы показать. как действительно популярен был Робеспьер. Дюпле, окружающие его с такой строгостью, которая оправдывала слово "изоляция", использованное Фрероном. Шарлотта не уступила ни в чем в своей злости против них.
Огюстен, вернувшись из своей миссии на Юг информировал Максимилиана полностью о поведении его сестры и, озабоченный как избежать острых разногласий, договорился о столе и крове со своими друзьями Рикор. Он остался только на несколько недель и затем отправился в миссию в Верхнюю Сону, Ду и Юра. В последние дни флореаля II года он вернулся в Париж. Он вскоре узнал о сообщениях, распространяемых Шарлоттой о нем и Максимилиане. Она обвиняла братьев в тирании и притеснении в обращении с ней, упрекала их в плохом обращении, существовавшем только в ее воображении. Огюстен предупреждал старшего брата в письме. лишенном всякого доброго чувства к Шарлотте.
У моей сестры нет ни капли крови, схожей с нашей. (?). Я так много слышал и видел о ней, что считаю ее нашим злейшим врагом. Она извлекает выгоду из нашей незапятнанной репутации, чтобы господствовать над нами и угрожать сделать что-нибудь скандальное, чтобы скомпрометировать нас. Мы должны решительно противостоять ей. Мы должны принудить ее уехать в Аррас и так держать женщину, которая вызывает у нас отчаяние, вдали от нас.Она хотела бы иметь возможность сказать, что мы плохие братья; ее клевета, распространяемая против нас, направлена только на это
Я хотел бы, чтобы ты мог увидеть гражданку Лазодре (?). она бы дала тебе информацию о всех маскировках (?). которые интересно знать в этих обстоятельствах. Некий Сен-Феликс похоже, принадлежит этой клике."
Максимилиан, даже по словам Шарлотты, ни о чем с ней не говорил; в то же время он выказал свое неодобрение по отношению к ней. Она, с другой стороны, позаботилась о том, чтобы не требовать от него никаких объяснений, когда навещала его на улице Сен-Оноре. Письмо Огюстена заставило Максимилиана понять интриги Шарлотты, и он решил заставить ее вернуться в Аррас, как советовал ему брат, и доверил Жозефу Лебону, священнику, который стал членом Конвента и эмиссаром в Па-де-Кале, сопровождать ее. Зачем отправлять Шарлотту в Аррас и почему, прежде всего, на попечении этого ужасного Лебона, если не для того, чтобы ее "гильотинировать" по прибытии? В эту нелепость до сих пор верят и повторяют не проверяя, как будто это некий неоспоримый факт. Внимательное прочтение письма Огюстена является достаточным ответом на это обвинение.-Она хотела бы иметь возможность сказать, что мы плохие братья", - говорит он. Разве это не показывает, что он не хотел прослыть плохим братом? Интриги и разговоры Шарлотты -ведь, в конце концов, она была всего лишь женщиной -могли поставить под угрозу незапятнанную репутацию двух братьев. Пусть она возвращается в Аррас. В Робеспьерах в Париже нельзя сомневаться. Мы только что видели, что Максимилиан согласился на ее отъезд. Как только она услышала об этом решении, она поспешила написать Огюстену. Позже, сожалея об этом письме, она попыталась отречься от него, чтобы уменьшить его действие.
Она написала его, и оно было записано ее верным Лапонере,она поставила под сомнение подлинность черновика, она поставила под сомнение достоверность некоторых предложений — тех , которые выделены курсивом в тексте, следующим ниже. Это было, когда она увидела, как солнце смерти восходит для Максимилиана и Огюстена — заря восстановления. Мадам Дюпле была мертва ; Элеонора старела, забытая в каком-то уголке; и только она, сестра Робеспьеров, могла воззвать к верности памяти, чтобы свидетельствовать с блеском. Но она забыла, что ее письмо от Мессидора, II года., обвинительный акт испорченной, злобной женщины, покоится в портфеле в Архиве, и что ее запоздалое отрицание однажды будет опровергнуто этой светло-желтой находкой, оставленной эпохой Террора.
Вот письмо:
18 мессидора, II год Французской Республики
Твое отвращение ко мне, мой брат, отнюдь не уменьшилось, как я льстила себя надеждой, а превратилось в самую непримиримую ненависть, так что сам мой вид наполняет тебя ужасом. Поскольку я не могу надеяться, что ты когда-нибудь будешь достаточно спокойным , чтобы выслушать меня, я попытаюсь написать тебе. Раздавленная тяжестью моего горя, неспособная связно мыслить, я не стану браться за свое "оправдание". Однако мне будет очень легко показать тебе, что я
никоим образом не заслуживаю того, чтобы возбуждать гнев , ослепляющий тебя; но я оставляю задачу по моему оправданию времени, которое разоблачает все предательство и всю неясность.
Когда повязка, закрывающая твои глаза, будет сорвана , тогда, если в смятении твоих страстей ты сможешь распознать голос раскаяния, если зов Природы сможет быть услышан, когда ты оправишься от заблуждения , которое было таким пагубным для меня, не бойся , я никогда не буду упрекать тебя за то, что ты так долго находился под ним. Я буду думать только о счастье вернуть твою привязанность. Ах! Если бы ты только мог читать в моем сердце, ты бы покраснел, из-за того, что оскорбил его так жестоко. Ты бы увидел не только доказательство моей невиновности, но и то, что ничто не может стереть нежных отношений, которые связывают меня с тобой, и эти отношения -единственное чувство, в котором задействованы все мои привязанности; иначе должна ли я жаловаться на твою ненависть? Что бы значило для меня , если бы меня ненавидели те, к кому я равнодушна и кого презираю! Мысль о них не тревожила бы меня. Но быть ненавидимой моими братьями, которых я хочу беречь, - это единственное, что может сделать меня такой несчастной. Как страшна должна быть эта ненависть , если она способна ослепить тебя до такой степени , что ты клевещешь на меня перед моими друзьями! Однако не надейся в своей горячке заставить меня потерять уважение нескольких добродетельных людей - все, что мне остается. С ясным сознанием моей собственной добродетели я могу бросить тебе вызов, попытаться повредить ей, и я осмелюсь сказать тебе, что с уважаемыми людьми, которые знают меня, ты скорее потеряешь свою репутацию, чем повредишь моей. Итак, для твоего душевного спокойствия необходимо, чтобы я покинула тебя, д необходимо даже , как открыто сказано что я не должна жить в Париже!Я еще не знаю, что я собираюсь делать; но то, что кажется совершенно необходимым, - это то, что ты должен избавиться от отвратительного зрелища. Тогда послезавтра вы можете разойтись по своим комнатам, не опасаясь встретить меня там. Я оставлю их во всяком случае сегодня, если вы не будете категорически против этого. Не позволяй моему пребыванию в Париже беспокоить тебя; я хорошо позабочусь о том, чтобы не впутать моих друзей в мое несчастье. Невезение, преследующее меня, должно быть, заразительно, и твоя ненависть ко мне слишком слепа, чтобы не распространиться на все, что имеет ко мне хоть какой-то интерес.Мне нужно всего несколько дней, чтобы привести в порядок свои мысли, определиться с местом моего изгнания, ибо, несмотря на все мои способности, я не могу принять решение.
Я оставляю тебя, потому что ты этого требуешь; но, несмотря на твою несправедливость, моя дружба с тобой настолько несокрушима, что я не буду обижаться на жестокое обращение, которому ты меня подвергаешь. Когда, рано или поздно , ты будешь испытывать ко мне те чувства, которых я заслуживаю, пусть ложный стыд не помешает тебе сообщить мне о том что я вновь обрела твою любовь; и где бы я не могла даже за морями, если я могла бы быть полезной тебе в любом случае, дай мне знать, и я приеду к тебе немедленно.
Шарлотта.
P. S.Ты должен знать, что, покидая ваше жилище, я приму все необходимые меры предосторожности , чтобы не скомпрометировать моих братьев. Квартал , в котором проживает гражданка Лапорт, с которой я предполагаю на время пожить -это место в республике, где меня меньше всего знают".
Эта гражданка Лапорт - или, скорее, Делапорт - была женой судьи Революционного трибунала Франсуа-Луи-Мари Делапора который был включен в Революционный Трибунал. Приступая к своим обязанностям к концу Мессидора, он принимал участие в заседании только четыре или пять раз. Это спасло его. Он был оправдан 17 флореаля III года. Шарлотта все еще была в его доме, когда гром 9 Термидора обрушился на Париж и разрушил фортуну Максимилиана.
Глава четвертая. "Три года политической жизни".
читать дальшеВозможно, не будет неуместным сделать набросок этой фортуны и прогресса и определенной последовательности его, так как жизнь Робеспьера и его слава представляют восхитительную картину регулярно подымающийся вверх прямой линии (?), никогда не задерживающейся.
Первой блестящей победой было выдвижение не должность президента Трибунала дисрикта Версаль, выдвижение, которым патриоты Версаля ответили на лицемерную немилость людей из Артуа к /Максимилиану. Роялисты скоро начали петь комические куплеты об этом.
Достойный покровитель толпы;
Он будет судить к лучшему или худшему
Эту наглую дворню.
Но они непременно обесчестят его
И когда прокукарекает петух,
Они повесят его вместе с Лекуантром
И справедливость восторжествует.
Он, однако предпочел пост общественного обвинителя Уголовного Суда и получил ее - быстро приняв свою отставку и его старый товарищ по колледжу Депор Дютертр занял его место в Версале. 19 мая 1792 года появился первый номер "Защитника Конституции" Максимилиана Робеспьера, члена Учредительного Собрания, выпущенный на одной восьмой доле листа в типографии Пьера Жака Дюплена , Торговый Суд. Подписка стоила 36 франков в год, 21 франк за шесть месяцев и 12 франков за три месяца. Первый номер содержал заявление о принципах издателя.
Это Конституцию я хочу защищать, Конституцию в ее нынешнем виде. Меня спрашивают, почему я объявляю себя защитником работы, на недостатки которой я часто указывал. Я отвечу, что как член Учредительного Собрания, я настраиваю себя со всей силой против всех декретов, которые общественное мнение запрещает сегодня, но сейчас с момента, когда Конституционный Билль), пройден и укреплен общественным мнением, я всегда буду ограничивать свои действия требованием действительного его исполнения. Если он решил таким образом каждый четверг публиковать свои политические мысли, то это потому, что он был убежден, что каждый должен что-то делать в общественной жизни и никто не имеет права уклоняться от любых гражданских обязанностей. Как было прекрасно сказано, и это применимо прежде всего к Робеспьеру, что "журнализм во времена Революции, был, по существу, Судом общего права (??); журналист был политическим писателем, а не продавцом газет".
Журналист! Но Робеспьер не единственный журналист. Десять, двадцать его коллег с ним в проломе(?) с пером в руке. Карра составляет "Патриотические Анналы(?)", Кондорсе "Хроники месяца", Бриссо "Французский патриот", Горса "Департаментский Курьер",Барер Рассвет или Сборник того, что случилось накануне в Национальном Собрании", Марат "Друг народа", Демулен "Революции Франции и Брабанта", Робер "Национальный Меркурий(?)", Тальен "Друг граждан", Audouin "Универсальный журнал", Дюлор "Термометр дня(?)", Лекиньо)?)"Газета землепашцев", Рабо Сен-Этьен "Деревенский листок", Луве "Дозорный", Вилльет "Хроника Парижа", Фоше "Железный рот"(?) - все они бросали народу эти страницы, сеявшие доброе семя и заставляли новую свободу взойти на французской почве.
Двенадцатый номер "Защитника Конституции", который имел отношение к событиям 10 августа извещало о прекращении выпуска еженедельного листка.: "Нынешние обстоятельства и наступление Национального Конвента, кажется предупреждает нас, что заглавие "Защитник Конституции" больше не подходит этой работе; мы объявили с самого начала, что не хотим защищать недостатки Конституции 1791 года, но принципы из нее. Нашей целью никогда не было защищать ее против воли народа, который может и должен сделать ее совершенной; но защищать ее против Двора и врагов свободы, которые хотят уничтожить ее или причинить ей вред. Мы возобновим эту работу под названием, более соответствующим современной ситуации. И это был конец этой газеты, которая, как говорит даже Десесар (?). принесла Максимилиану большую популярность.
Десятый день августа, видевший падение королевской власти, не увидел, как Робеспьер дезертирует в час опасности. Он был в первом ряду в месте, которое он на себя принял(?) и когда говорят, что он прятался, когда говорят, что он боялся. то лгут. Есть ли в этом какое-нибудь сомнение? Это отвечает на обвинение:
Коммуна Парижа
II год Французской Республики
Августа 10, 1793
Медаль, данная Муниципалитетом Парижа
В память о 10 августа 1792
Гражданину Робеспьеру
Члену Коммуны 10 августа
Куломбо
Секретарь регистратор.
Коммуна Парижа
Пятница, 16 августа 1793 года III года Французской Республики.
Гражданин,
Спешу отослать тебе медаль Людей 10 августа; я рад отдать этот почетный знак Неподкупному Робеспьеру.
Куломбо.
Секретарь-регистратор.
Гражданину Робеспьеру-старшему.
И эта почесть предлагалась за страх и трусость? Разве стали бы упрашивать человека, спрятавшегося принять грозный пост cудьи на суде 10 августа? Если он отказался, то это потому, что он знал, что не может быть судьей тех. чьим противником он был. Он открыто объясняет это в тот самый день, когда его короткое письмо Мануэлю, Советнику Коммуны был неверно истолковано(???).
Сударь, я имею честь сообщить вам, что я не могу занять должность судьи суда, предназначенного чтобы выносить приговоры заговорщикам".
Отказавшись от должности судьи. он остался журналистом. В сентябре 1792 года он стал публиковать "Письма Максимилиана Робеспьера, члена Национального Конвента своим избирателям". Он составлял их до марта месяца 1793 г.. момента, когда все его время стало занято Конвентом и Комитетом Общественного Спасения, когда проскрипции(?) против роялистов, живших внутри страны и эмигрировавших дворян на границах, потребовали организации спасительного террора, основанного на всех живых силах нации. Ни на что не отвлекаясь, он отдался ему полностью и вышел из него с чистыми руками. Его слава в том, что он выполнил свой долг и умер бедным. "Он боится денег", -сказал о нем Дантон
Да, боялся денег, плода предательства, компрометирующего жалования(?). Боялся - да, и иногда презирал их. И презирал Тальена, когда услышал о его злоупотреблениях в Бордо, презирал Фуше. который оставил четырнадцать миллионов и княжескую собственность в Феррьер(?), Барраса - любителя женщин (?), господина поместья Гросбуа, презирал всех тех, чьи руки были запятнаны. И кто знает, не было ли это причиной, по которой он оставил Дантона, которого, однако, он любил так нежно. Кто знает, может быть несчастный Шабо не был бы осужден, если бы не позволил себя подкупить. Он не верил в раскаяние продажных. Неподкупный сам, он ненавидел коррупцию. - Он не был вором, - говорит Бодо. то увидели на следующий день после Термидора, опустошив его ящики Но давайте вернемся к Дюпле.
Глава пятая. Робеспьер дома.
читать дальше
Их дом на улице Сен-Оноре велик и комфортабелен. Они занимали весь первый этаж, входящий во двор. Вход туда был большим, предназначенным для карет, обрамленный слева рестораном, а справа ювелирным магазином. Этот ювелир по имени Руйе был человеком который 10 августа 1810 года стал собственником целого дома. Слева через арку, образующую вход для карет была большая лестница соединявшаяся с комнатами второго этажа, выходящими во двор. Здесь были комнаты которые Шарлотта и Огюстен занимали в 1792 году, когда они приехали из Арраса. Они были разрушены в 1816 году и совершенно невозможно восстановить их во всех деталях. Не то же с остальным домом, который остался нетронутым и выдает нам сегодня секрет частной жизни его жильцов во времена террора.
Рядом с лестницей находился каретный сарай, затем мастерская под большим навесом . В углу этого левого крыла, занимающего одну сторону двора, находится внутренняя лестница, приводящая на второй этаж, налево от нее комнаты Максимилиана, сына Дюпле и Симона с деревянной ногой, направо - комнаты Дюпле и их дочерей. Во внутреннем дворе, столовая с выходом на вход, освещенная светом из двери и окна, между которыми находился насос . Этот насос исчез во время перемен, имевших место при Империи. Справа от столовой, с дверью, выходящей в тот же двор, находится кухня. Давайте пройдем в столовую. Она большая, светлая, квадратная. В ней слева в углу находится плита. Стеклянная дверь в дальней стене ведет в гостиную. Гостиная ведет в маленькую комнату, с окном с видом на сады монастыря Непорочного зачатия . Справа стеклянная дверь открывается на узкую полоску земли, создающую сад для детей. Здесь Элеонора и ее сестры сажали цветы и смотрели за ними.еной, закрывавшей землю (?), цветущие ветки сирени развевались под весенним ветерком в пустынном монастырском саду. Давайте вернемся во внутренний двор. Справа здесь есть маленький цветник, выходящий к сараю. Бордюры заканчиваются у стороны маленького сарая, где держали старые инструменты и дерево. Затем в углу, всегда справа , кладовки.
Таков первый этаж дома плотника. Давайте пройдем на второй этаж по маленькой деревянной лестнице прилегающей к мастерской Дюпле. Слева маленькая комната, которая ведет в комнату Робеспьера. В эту комнату проникает дневной свет из низкого окна над большим навесом во дворе. Комната сына Дюпле ( это очень маленькая комната, говорит мадам Леба) и комната Симона находятся за комнатой Робеспьера. С другой стороны лестничной площадки, справа, находится комната Дюпле с двумя окнами, выходящими на двор. Вы должны пройти через эту комнату, чтобы достичь той, которую занимали Элеонора и Элизабет (Виктуар спала в комнате над кухней). Комната девушек довольно большая. В дальнем конце была ниша(?), которая здесь до сих пор. Сбоку от нее была маленькая комната, с окном, выходящим в маленький сад для детей. Справа было два окна.
Таков этот этаж дома.
Передняя часть, как мы видим, была зарезервирована за младшим Робеспьером и его сестрой. Робеспьеры платили Дюпле ежегодно тысячу франков ренты.
/Комнаты Максимилиана были меблированы, комнаты Огюстена и Шарлотты - нет.
Комната Робеспьера была с низким потолком и обставлена очень просто. Картина того периода, которая кажется особенно точной в каждой детали, показывает нам его узкую постель с изголовьем, заканчивающимся шарами из окрашенного дерева (?). У нее были синие занавеси в белый цветочек. Ламартин говорит нам, что они были в синюю и белую полоску из саржи (?) . Вдова Леба, более точная, входит в детали, говоря нам, что эти занавеси были сделаны из одного из платьев мадам Дюпле. Рядом с окном стояло "очень скромное бюро". Комната была кроме того оборудована комодом с ящиками, сделанного благодаря заботам старого Дюпле и содержащего в себе книги Робеспьера.
Также там было три соломенных стула для редких посетителей, допущенных в комнату, так как Робеспьер обычно принимал гостей в маленькой комнате, ведущей из гостиной на первый этаж. Такова была бедная, печальная маленькая комната, о которой Флери сказал, что она была "самым роскошным помещением по контрасту с остальным домом". Что он об этом знал? Нога его там не ступала. Здесь, на этом белом деревянном столе, среди пустого и строгого окружения, в тишине ночи или утреннем шуме от рубанков и других инструментов подмастерий столяра, составлялись все эти блестящие и наэлектризованные речи, гремящие с галереи Национального Конвента.
Сегодня, прохожий который в этом заброшенном месте трансформируемым в мучную лавку приходит чтобы вызвать наружу фантом человека Термидора. может представить себе его склонившимся над своим столом в тени ночи под печальным светом его неисправной лампы. Он пишет старательно, вычеркивает, начинает снова. заполняет свои перегруженные страницы , крепко держась за мучения стиля (??). Страницы, написанные этими ночами - заключительные - пророческие заветы его гения потомству, все еще изумленному судьбой столь великой. Здесь, среди свидетельств его честной бедности, он принимал Сен-Жюста по его возвращению из миссий в армию.
Сен-Жюст! Ужасный молодой человек Мишле, Барбару террористов, Антиной якобинцев, ангел смерти Ламартина; Сен-Жюст о котором Нодье скаал, отдавая честь сердцу молодого человека: "О заботился о детях. любил женщин, уважал седины, чтил набожность и верил в уважение к своим предкам и в культивирование чувств". Между этими двумя людьми в этой комнате, столь ужасно тихой сегодня, решалась судьба республики. Здесь, накануне важнейшего конфликта, они ободряли друг друга и, возможно, утешали. Здесь, между этими четырьмя стенами, в тишине ночи, держали трагический ночной дозор Термидора! И в этой комнате сейчас мучная лавка!
@темы: Флейшман. Полный текст