A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Когда 14 декабря 1825 года раздалась пальба из орудий. начальница Патриотического института обратилась к воспитанницам с такою речью: "Это господь бог наказывает вас, девицы. за ваши грехи. Самый главный и тяжкий грех вш тот, что вы редко говорите по-французски и, точно кухарки , болтаете по-русски. В страшном перепуге мы вполне познали ужас нашего грехопадения и на коленях перед иконами , с горькими слезами раскаяния, тогда же поклялись начальнице вовсе не употреблять в разговоре русского языка. Наши заклятия были как бы услышаны: пальба внезапно стихла, мы успокоились и долго после того в спальнях и залах Патриотического института не слышалось русского языка.
мемуары некой С. А Пелли
мемуары некой С. А Пелли
Бедные девочки, надо же настолько всему верить...
Вот как это описано в замечательной дилогии Владислава Глинки "История унтера Иванова" и "Судьба дворцового гренадера":
"в эту осень царь отдал приказ всем придворным не разговаривать в Зимнем на иностранных языках. После этого гренадеры наблюдали, как, собравшись в ожидании богослужения, концерта, спектакля или во время бала, группы дам и кавалеров трещат по-французски, а какого-нибудь камер-юнкера или офицера выставят наблюдать, чтобы незаметно не подошел царь, министр двора или обер-камергер граф Литта. А то давай со смехом практиковаться в русском языке, вставляя в каждую фразу половину французских слов, без которых, особенно дамам, будто не обойтись.
- Я все свои фишю и фрезы отдала тант Пелажи. Она такая мовешка, не замечает, что их уже не носят.
- А вчера у мадам Вердье был такой гранд ассортиман бланжевых органди для матинэ!
Однажды во время бала Иванов был свидетелем, как поставленный "на часы" у Зимнего сада поручик прозевал подошедшего с другой стороны государя, и скрытый деревцами в кадках Николай Павлович минуты три слушал французский щебет нескольких фрейлин. Когда же на его покашливание они обернулись и застыли в ужасе, царь, раздвинув ветки, сказал:
- Как жаль, сударыни, что столь оживленный разговор вы упорно не желаете вести на языке моей родины, которую, очевидно, не удостаиваете считать своей, - после чего оставил их бранить незадачливого "часового". "
Я представил!
примерно вот так: