Нагло вломилась в чужой дневник. А вот лингвисту Солосину повезло меньше - он был обвинен ОГПУ в «явном вредительстве» за покупку на государственные деньги экземпляра «Слова о полку Игореве». (В записке ОГПУ оно характеризуется как «памятник княжеского шовинизма XII века»).paul3.diary.ru/p183209007.htm

---

Затем в 1788 г. в Париже умер адвокат Дюпати, хорошо известный и как защитник судеьной реформы и как автор книг о путешествии и переводов классиков. Академией его родного города, Ля Рошелль было немедленно предложено составлять ему восхваления, выставляемые на конкурс на приз, и в последующем году было опубликовано "Похвальное слово" за авторством "М. Р....адвоката в парламенте", стиль которого. как и авторские данные (?) позволяют предположить, что автором мог быть Робеспьер. Если это было так, то один пассаж заслуживает быть процитированным. как свидетельство направления в котором развивались взгляды Максимилиана в течении кризиса 1788-89 гг. и как предвкушение (?) его пардаментского стиля. "Вы, - он пишет, комментируя сочувствие Дюпати к бедным, - вы, которые всегда жалуетесь на толпы несчастных, которые утомляют ваш взгляд. научитесь краснеть за свою бесчувственность! Знаете ли вы почему так много бедных? Почему они страдают от ужасов голода? Это потому что вы живете в роскошных особняках, где ваше золото платит за любое произведение искусства. чтобы способствовать вашему комфорту или занять вас в вашей праздности; это потому что ваши роскошества поглощают в день столько. сколько хватило бы, чтобы накормить тысячу человек". Здесь больше чувства. чем мысли, и чувства, которого мы до настоящего момента не подозревали в Робеспьере. В то же время оно похоже на его знаменитую вспышку против богатого духовенства в том же году в Национальном Собрании.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Возможно. все же, судьи больше заботились о репутации Грессе. как поэта, чем добродельного человека и были не слишком довольны апологией. которая противопоставляла добрые нравы беспристрастным стихам. (почему я не удивлена?). В любом случае, приз не был вручен и на четвертый год. Автор утешился как мог, копией (?) утешительных стихов его друга Дюбуа де Фосе и в том же году опубликовал свое "Похвальное слово" анонимно.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В общем, как я поняла, Робеспьер в итоге не приз хотел получить, а потолковать о нравственности покойного, а может быть уязвить Вольтера? и точно почтенное собрание
В 1784 г. на четвертый год, (три раза не получалось) Академия Амьена объявила конкурс на приз за Похвальное слово о поэте Грессе, изящного автора «Vert- Vert», которого Вольтер почтил эпиграммой, а Людовик XVI дворянской грамотой. Робеспьер, воодушевленный своим частичным успехом в Меце , но сомневающийся, составил ли он все эту работу наилучшим образом, посоветовался со своим другом Бюиссаром, как он раньше советовался с Тарже в какой форме лучше всего аппелировать к судьям. Бюиссар написал Селье, в то время профессору математикм в Амьене. А также архитектору Короны и директору местной школы искусств и коммерции. Селье в ответе приложил «Заметку о Грессе», которой его снабдил мсье Барон (?) и несколько собственных историй о поэте; но он не хотел, чтобы стало известно, что их рассказал он. "Похвальное слово. которое выиграет приз, - пишет он, - должно быть продиктовано друзьями Грессе, потому что он никогда не говорил об Академии(?) иначе, чем с благоговением и они подумают, что это преступление, если кто-либо выскажет какие-либо сомнения, например, в его популярности. Бюиссар явно давал тот же совет; но хотя Робеспьер налегал на лесть так сильно, как мог, ему все равно не удалось выиграть приз. "О Грессе (?), - писал он, - ты был великий поэт, но ты был также благородным человеком, и, восхваляя твои работы мне никогда не делалось стыдно за твое поведение. Религии и добродетели не за что краснеть при похвале твоим талантам . Я считаю это заслугой Грессе, - заключает он, проницательно глядя на слушателей,- что он обратил на себя сарказм известных литераторов, так что я осмелюсь настаивать на его добродетели, за счет его уважения к морали и любви к религии. Это безусловно подвергнет меня насмешкам остроумного большинства, но выиграет для меня два голоса , которые для меня больше , чем вознаграждение, - это на моей совести , а это на вашей (???).

запись создана: 07.12.2012 в 12:10

---

С другой стороны все еще хранится книга, которую он получил 16 августа 1781 г. на распределении призов, зарегистрированная на монашеской латыни
Solemnibus collegu Sussionensis sacerdotum Oratori Domini Jesu ludis Agonothetis clarissimis Viris Majore et Consulibus, maximo ordium omnium applausi ingenuus Adolescent Ludovicus Saint-Just ? auditor in 5 meritusest 4 interpretationis et 2 thematic Praemium
ЭТО я буду пытаться перевести позже
Приятнее думать о находчивом юноше сияющем, покидающем придел с призом подмышкой, чем о дурном мальчишке, исключенном за поджог и дерзость. И документы на нашей стороне. Покинув Суассон, с финальными почестями или без, Луи вернулся в Блеранкур.

---

Однажды Пестелю принесли письмо от неизвестного, адресованное за границу.В нём со всеми подробностями сообщалось о заговоре против императора Павла, а в конце была приписка: “Не удивляйтесь, что пишу вам такое письмо просто по почте: наш почт-директор Пестель с нами”. Показывать такое письмо начальству было невозможно, и Иван Борисович его решил сжечь.
Вместе с письмом сгорела и карьера Пестеля. Министр иностранных дел граф Ростопчин, специально написавший это письмо, доложил императору, что почт-директору доверять нельзя, раз он скрыл известие о заговоре.
Пестель покинул столицу и перебрался с семьёй в Москву.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я-то этот анекдот знаю....но вдруг кто -нет

В царствование Павла I Иван Борисович Пестель, отец легендарного декабриста, служил петербургским почт-директором. В его обязанности помимо прочего входила и цензура приходящих в Петербург иностранных журналов и газет. Экстравагантные поступки неуравновешенного императора, скорого и на расправу, и на награду, порождали самые невероятные слухи за границей. В одной французской газете, например, писали, что по приказу Павла актрисе Шевалье отрезали уши.
На беду, эту газету Пестель случайно пропустил, и о скандальной статейке стало известно императору. Возмущенный Павел потребовал Пестеля к себе.
- Как вы, милостивый государь мой, посмели пропустить газету, в которой сказано, что я приказал отрезать уши мадемуазель Шевалье?
Пестель уже ясно увидел голубые сибирские дали, но не потерял самообладания, и подчеркнуто спокойно ответил:
- Ваше величество, я полагал, что это есть наилучший способ изобличить иностранных вралей. Любой читатель газеты может сим же вечером убедиться, что уши у мадемуазель Шевалье на своем месте. Ему надобно только съездить в театр.
Павел рассмеялся, велел Пестелю взять из кабинета бриллиантовые серьги и отвезти их мадемуазель Шевалье.
- Скажи ей от моего имени, - добавил император, - чтобы надела перед выходом на сцену.sergeytsvetkov.livejournal.com/217147.html

---

Сен-Жюст, один из лидеров шайки, должен был устроить пожар в здании школы, под прикрытием которого все они должны были убежать. Пойманный на месте преступления, он отказался назвать имена своих сообщников. Будучи потом заперт и на сокращенном пайке, он выбросил порцию еды в окно, говоря гордо (?):"Идите, скажите приципалу, что Сен-Жюст предвидет еще более насилия и укрепляет себя, чтобы с мужеством его принять". (Тацит крайне вреден для юных умов). Тогда колледж неблагоразумно исключил своего самого прославленного ученика.
Неоспоримый факт, что у нас нет доказательств (?) , что жизнь Сен-Жюста в Суассоне кончилась столь трагически для школы .

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Кертис

Маленькая семья была уютно устроена (?), сверх доходов Морсеньского управляющего, Луи Жан получал военные пенсии, как капитан и шевалье. Это. возможно. не столь фантастично - установить, что позднейший интерес его сына в сельском хозяйстве и военном деле вырос из поглощенности ими его отца (?). Когда мальчику испонилось 9 лет, его семья создала новый дом в Блеранкуре, другой деревне, недолеко оттуда. В тот год Луи Жан умер, оставив своей вдове по крайней мере достаточно денег, чтобы заплатить за образование ее сына и приберечь достаточное приданое для своих дочерей.
Парень был внесен в список колледжа Ораторианцев, Сен-Николя Суассона. "Старик из Куси", школьный товарищ в Суассоне, позже думал, что он помнит, что Сен-Жюст мальчик с неприятнымии манерами, но труженик. Тацит и Платон были его любимыми авторами. Если это правда, это интересно; лаконичность речей Сен-Жюста может быть обязано чем-то сухой простоте Тацита, идеалистические иллюзии его Фрагментов - Платоновской Утопии, такова вся его поэзия и проза (???). Его карьера в Суассоне, говорят закончилась внезапно в результате школьного бунта против насильственного спартанского режима. (далее говорится, что они хотели сжечь школу, но что все это лишь слух, не имеющий никакого подтверждения. Очень может быть - термидорианская байка).

---

Олар.

О культе Разума (автор неизвестен).
Устанавливаются два рода обрядов:1). обряд празднования десятого дня декад, когда обращаются с призывами к великому Существу, распевают боевые гимны, поучают прихожан, произносят торжественные речи и приносят клятвы на верность Республике; обряд празднования больших торжеств, когда прославляют добродетельных супругов, отцов-усыновителей и матерей семейств.
В последнем случае организуют три шествия: первое шествие состоит из всех служителей культа Разума; они выходят в стройном порядке из очага (в храме Разума на месте главного алтаря) и направляется к алтарю либо прямо, либо совершая обходвокруг собравшегося народа; второе шествие состоит из матерей семейств, которые выступают из очага только к концу общей церемонии, чтобы их новорожденные младенцы не нарушали торжественности празднования своим плачем, и третье -это шествие всех служителей культа, возвращающихся обратно в очаг".
В качестве действующих лиц обряда обозначены:
1. Мудрец. Им должен быть шестидесятилетний старец; он произносит поучения и олицентворяет собою Закон. В частной жизни он -третейский судья.
2. Блюстители. Последние избираются из граждан , достигших пятидесятилетнего возраста.
3. Цензоры, избираемые из добродетельных градан от 25 до 50 лет от роду.
4. Ревнители (от 16 до 25 л.). Они несут черные списки или книгу дурных деяний (в местный трибунал?) и статуи мучеников, во всяком случае - Марата и Ле-Пелетье.
5). Ученики из числа наиболее прилежных школьников от 6 до 16 лет.
Кроме того, должен иметься наставник нравственности (при таком количестве детей он необходим...) и регенты хора или корифеи.

---

"О бесчестящих наказаниях" , основанная на вступительной речи Робеспьера в Аррасскую Академию, была послана на кокурс на приз, предложенный Королевским Обществом Наук и Искусств в Меце. Судьями ей было отдано второе место, первый приз был присужден Лакретейю (?). Она была впоследствии отпечатана в Амстердаме; а оригинальную рукопись. написанную собственной рукой Робеспьера можно и теперь еще увидеть в архивах Академии Меца.
Вопросы, поставленные там, были следущими:1) какого происхождение взгляда, что позор преступления распространяется на семью преступника, также как на него самого; 2). вредоносно ли это мнение и 3). если так. где лекарство? Основные замечания Робеспьера были следующими: чувства в этом вопросе расширяются (??), что ведет нас к связи (?) в которую вовлечены все индивидуалы, их семьи и сограждане; 2).его результаты зависят в первую очередь от характера правительства; к примеру, при деспотизме с произвольной справедливостью, позор преступления меньше, чем при демократии, когда справедливость честно управляема. 3) С другой стороны в демократическом государстве достоинство индивида так расширено, что он не должен страдать из вторых рук из-за дурной славы других, или он может смыть пятно актом добровольного героизма. В любом случае он будет приучен презирать личные чувства по сравнению с благом его страны. И здесь мы находим, что Робеспьер уже высказывает веру. которая стала основой его республиканского кредо десять лет спустя. "Главным орудием республик является, - пишет он, - как доказал это автор «Духа законов», добродетель, то есть политическая добродетель, которая является не чем иным, как любовью к законам и отечеству; самая их конституция требует, чтобы все частные интересы, все личные связи беспрестанно уступали общему благу. Каждый гражданин составляет часть суверенитета...он не должен щадить виновного, даже самого дорогого для него, когда спасение республики требует его наказания.... Возвышенная душа может принести в жертву государству богатство, жизнь, даже природу, но честь — никогда". 4). Чувства в этом вопросе распространяются, как и другие неправоспособности (???) феодального и монархического порядка общества, только среди непривелигированных классов; 5). что до выгодности этого чувства, Робеспьер заимствует еврейский взгляд на Провидение и награды достойным. "Из всех моральных максим, - пишет он, - наиболее совершенная та, которая говорит, что честность лучшая политика.... Добродетель приносит счастье, как солнце — свет, тогда как несчастье происходит от преступления, как нечистое насекомое — от гнилости", и это, думает он, правдиво для наций также как для индивидуумов.Преступление тогда, будет предотвращено мудрыми законами и общественной добродетелью, или любым общественным бесчестьем, навлеченным на семью преступника". 6) Рорбеспьер рисует трогающую до слез картину несчастья, вызванного этим общественным бесчестьем - разве он сам не пострадал от дурной славы, вызванной отцовскими долгами и его отъездом - и показывает роковые политические результаты призыва целых семей на их суд.7). Каково же тогда лекарство? Нет, он думает не о массовой смене законов, ни о расширении родительского авторитета, хотя это "наиболее могущественное средство контроля", но даже такие незначительные реформы, как упразднение конфискации собственности преступника и легальной неправоспособности внебрачных детей, распространение привилегии обезглавливания: "наказания, которому мы начали придавать вид славы",- на все классы, поощрять короля включать в его благотворительность бедствующие семьи преступников; и просвещать общественное мнение такими средствами, как настоящее исследование. "Разум и красноречие — вот оружие, с которым следует нападать на предрассудки: их успех в таком веке, как наш, не подлежит сомнению".
Судьи, которые читали это Эссе, нашли, что оно "хорошо написано, но без особого чувства", они признавали, что оно выказывает "ясность, легкость и лаконичность"; но они думали, что аргументация нуждается в дальнейшем развитии в различных напрвлениях. Его интерес для биографа Робеспьера лежит скорее в степени предвосхищения позднейщих мнений автора, если не его последних постановлений.

запись создана: 03.12.2012 в 12:13

---

Прочла оригинальгную трактовку причин принятия вантозских декретов. Я-то по этому вопросу согласна с Матьезом, но готова признать и то, что это был отвлекающий от агитации эбертистов маневр. Но создание "Робеспьеристского фонда" за счет средств казненных?! Вы, мсье Гениффе, их ни с кем не путаете?

---

Кертис.

Дедушка (чей?) Шарль , который годами жил в Нампкеле (?)? управляя расположенным рядом феодальным имением Морсэнь (?), умер в возрасте 91 года и Луи-Жан унаследовал пост. Так он покинул армию для сельского хозяйства и вернулся в свой семейный дом в 1768 г. В этом году у них родилась дочка, Луиза Мария Анна и 1769 - другая, Мари Франсуаза Виктуар. Младшая девочка была любимой сестрой Луи-Антуана.
Извините. засыпаю. продолжение завтра....

---

Прекрасная у отца Пестеля репутация была.
az.lib.ru/a/amfiteatrow_a_w/text_1902_sibirskay...

О, Боже, Спас Милостивый,
Пресвятая Богородица Абалацкая2!
До сю пору жили, беды не ведали, --
Теперя беда на воротях висит.
До сю пору с горем не знавалися, --
Теперя горе во штях едим.
Господь на Сибирь прогневался,
Опалил на Сибирь сердпе царское,
Послал на Сибирь злого начальника
Генерала Пестелева.
Он Божьим храмам не крестится,
Царскому имени не чествует,3
Царёву казну в разор зорит,
Соромит люди почётные,
Мещанов, купцов в щёку бьёт,
В щёку бьёт, в кандалы куёт.
Сходились люди почестные,
Собирались купцы сибирские,
Иркутские, томские, тобольские,
Сибиряковы, Передовщиковы,
Петуховы, Киселёвы, Трапезниковы.
Они сходились, купцы, во единый круг,
Они думу думали за единый дух:
-- То ли нам, купцам, на свете не жить,
То ли нам, купцам, до веку тужить
От злого начальника
Генерала Пестелева?
А вольно купцам на свете жить,
А негоже купцам до веку тужить!..
Гнали купцы мальца в гостиный двор,
Брали бумагу золотой обрез,
Ярлык скорописчатый.
Писали слёзную грамоту,
По нашему сибирскому, кляузу
На злого начальника
Генерала Пестелева.
Созывали купцы бойцов-гонцов4,
Бойцов-гонцов со всиех концов, --
Везли бы гонцы грамоту,
Ярлык скорописчатый,
От славного города Иркутскова
До славного города Питера,
В саморуки Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу:
-- Не вели казнить, вели челом бить, --
Челом бить, слово вымолвить!
А мы, твои купцы сибирские,
Иркутские, томские, тобольские,
Твоему Царскому Величеству слуги верные,
Головы поклонные,
Речи не супротивные...
А все мы на твоей воле живём,
Твоего Царского Величества.
За что на нас прогневался,
Опалил сердце Царское,
Послал нам злого начальника
Генерала Пестелева?
Он Божьим храмам не крестится,
Царскому имени не чествует,
Царёву казну в разор зорит,
Соромит люди почестные,
Мещанов, купцов в щёку бьёт,
В щёку бьёт, в кандалы куёт,
В кандалы куёт, правёж правит
По базарам, майданам, ярмонкам.
А горя купцам на век продано,
А слёз купцами на век куплено!
А ещё генерал Пестелев,
С Трескиным-губернатором,
Скурлатом немилостивым,
Да с лютым исправником Ло?скутовым,
Остыдили домы купецкие,
Осрамили дочери отецкие,
Сняли с девок закон родительский.
Которая девка на возрасте,
Которая девка на выданье,
Велят девку в набор верстать,
В набор верстать -- замуж венчать,
Не спрося отца-матери.
А кому купцам чада отдать?
А кому купцам зяти звать?
Отдать чада в люди навозные5,
Звать зятьми воры-посельщики,
Варнаки, шпанцы приблудные...
А того дела от веку не слыхано,
У святых отцов не благославлено,
В царском законе не показано.
Горюшком девки ряжены,
Бедою обуваются,
Стыдобою русы косы чешут6.
А ещё генерал Пестелев,
С Трескиным губернатором,
Скурлатом немилостивым,
Да с лютым исправником Ло?скутовым
Хитят твою царскую худо?бицу:
Которо золото, -- на себя пишут,
Которы руды, на себя роют,
Который соболь, -- себе шубу шьют,
Которо вино, -- на свой хабар берут,
Убытчат кабаки государевы,
Кабалят люди вольные,
Ямские, трактовые7.
Как слышит-прослышит генерал Пестелев,
Что сбирались купцы сибирские,
Иркутские, томские, тобольские,
Писали слёзную грамоту,
Посылали гонцов-бойцов
До славного города Питера
В саморуки Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу.
Возгрянет-возгаркнет генерал Пестелев
К Трескину губернатору,
Скурлату немилостиву,
Да к лютому исправнику Ло?скутову:
-- Ой вы, мои слуги верные!
До сю пору мы страха не видывали,
А ноне страх в глаза глядит,
Коли царь сибирские правды дознается,
Сказнит-срубит -- будет, -- нам буйны головы.
А было нам бойцов-гонцов поймать-словить,
А было купцов в острог посадить,
Ковать в кандалы крепкие,
За решётки железные.
Губернатор Трескин, скурлат немилостивый,
Со лютым исправником Ло?скутовым
Втепоры были догадливы:
Скочили-метались на Енисей-реку,
Поймали-словили гонцов-бойцов,
Схватили-связали отцов-купцов,
Ковали в кандалы крепкие,
Сажали за решётки железные
С ворами, разбойниками,
Варнаками, шпанцами8.
Гонцы-бойцы по острогам сидят,
Отцы-купцы кандалми гремят,
А генерал Пестелев
С Трескиным-губернатором,
Скурлатом немилостивым,
Да лютым исправником Ло?скутовым,
Плюют купцам в бороды,
В глаза надсмехаются:
-- Вам ли купцам на меня ятися?
Вам ли супротивничать?
Хочу, -- купцом вошей кормлю,
Хочу, -- купца в пролубь сажу!
Вас, купцов, Бог забыл,
Бог забыл, царь не милует.
А все вы, купцы, мошенники,
Сутяжники, злые ябедники.
Снаряжу я, генерал Пестелев,
Караулы-команды строгие,
Поставлю заставы крепкие,
Рогатки железные
Круг-покруг Иркутскова, Нерчинскова,
Красноярскова, Томскова, Тобольскова,
Енисейскова, Барнаул-города:
А не станет вам, купцам, хода-выхода,
А не будет вам писать ябеды,
А не будет посылать гонцы-бойцы
До славного города Питера
В саморуки Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу.
Не видать свиньям солнца на небе,
Не дойдти купцам до правды царские.
Втепоры купцы сибирские,
Иркутские, томские, тобольские,
Сибиряковы, Передовщиковы,
Киселёвы, Петуховы. Трапезниковы, --
Они были догадливы:
Сходились во единый круг,
Думали думу за единый дух,
Новили слёзную грамоту,
Выкликали охотника:
-- А и кто у нас гонец-боец --
Пройдтить караулы строгие,
Заставы-шланбомы крепкие,
Рогатки железные?
Отвезти слёзную грамоту,
Челобитье сибирское,
До славного города Питера
В саморуки Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу?
Все бойцы-гонцы призадумались,
Призадумались, приужахнулись.
Друг за дружку прячутся,
Друг за дружкой к двери пятятся.
Один боец слово вымолвил:
-- Не бывать удалому охотнику
Супротив Михайлы Саламатова.
А родом Михайло -- мещанский сын,
Из Иркутскова города,
Слободы заречные.
-- Ой ты, Михайло Саламатов, мещанский сын!
А и чем нам, купцам, тебя, Михайлу, жаловать, --
Прошёл бы ты, Михайло, караулы строгие,
Заставы-шланбомы крепкие,
Рогатки железные?
Отвёз бы, Михайло, слёзную грамоту
Его Царскому Величеству
На злого начальника
Генерала Пестелева,
С Трескиным губернатором,
Скурлатом немилостивым,
Да лютым исправником Ло?скутовым?
Мы-те, Михайле Саламатову,
Сошьём шубу соболиную,
Шапку бобровую,
Ещё дадим меру золота,
Меру серебра,
Меру скатного жемчуга,
Цветного каме?нья по душе бери.
Не труба золотая грянула,
Не звоны серебряные звякнули,
Не варганы взварганили, --
Возго?ворил Михайло Саламатов, мещанский сын:
-- Не хочу каменья-жемчуга,
Не возьму меру золота,
Не приму меру се?ребра,
Не надоть Мишуте шубы соболиные,
Шапки бобровые, --
А то мне, Мишуте, надобе:
Помогли бы Спас Милостивый,
Пресвятая Богородица Абалацкая!
А мы от миру не отказчики,
А мы за мир стояльщики:
Ехать мне, Мишуте, гонцом-бойцом
К Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу!
Хоть и не жить -- беду доложить
Про злого начальника
Генерала Пестелева,
Трескина губернатора,
Скурлата немилостива,
Про лютого исправника Ло?скутова.
На?обедь Саламатов коня кормил,
В полуночь Саламатов коня седлал,
В глухую ночь со двора съехал.
Уздечка у Мишуты в пятьдесят рублей,
Седельцо под Мишутою в пятьдесят рублей,
Коню под Мишутою цены нет:
Плачены многие тысячи.
Проехал Мишута караулы строгие,
Заставы-шлонбомы крепкие,
Рогатки железные:
Команды Мишуту не учуяли,
Заставы Мишуту продрёмили,
Рогатные казаки глазами прохлопали.
Скочил Мишута на Свято-море,
На славный Байкал-озеро,
Со Свята?-моря на Шилку-реку,
С Шилки-реки на Амур-реку,
С Амур-реки в Китай-пески,
Ехал Мишута три года,
Три года, три месяца,
Три месяца, да три дня,
Три дня да три часа,
Три часа с тремя минутами.
Он ехал, с седельца не слазивал,
На мать сыру-землю не прилягивал.
Ехал Мишута песками китайскими,
Ехал Мишута лесами сибирскими.
Ему частые звёздочки посвечивали,
Его дикие звери не трогали,
Киргиз-народ не обидели.
Приехал Мишута на Яик-реку,
С Яик-реки на Волгу-реку,
С Волги-реки на Москву-реку (sic!9)
Ко славному городу Питеру, --
Бил челом Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу
На злого начальника
Генерала Пестелева
С Трескиным губернатором,
Скурлатом немилостивым,
Да с лютым исправником Ло?скутовым.
Как принял Его Царское Величество
Государь Император Александр Павлович
Бумагу золотой обрез,
Ярлык скорописчатый,
Челобитье Сибирское --
Опечалился Государь, затуманился,
Повесил па правое плечо головушку,
Уронил слезу жемчужную
На шелко?вую бороду.
-- Ахти мне, купцы сибирские,
Иркутские, томские, тобольские!
А вы мне, Царю, до сердца дошли!
Досюль я правды сибирские не видывал,
А ноне правда -- жива -- в глазах стоит,
В глазах стоит, слезу точит,
Кулаком утирается.
Исполать тебе, Михайло Саламатов сын,
Что довёз ты слёзную грамоту,
Таё ли правду сибирскую.
Ещё чем тебя, Михайлу, жаловать?
Дам тебе, Михайле, шубу соболиную,
Шапку бобровую,
Меру красна золота,
Меру чиста серебра,
Меру скатного жемчуга,
Цветного каменья по душе бери.
Ещё тебя, Михайлу, пожалую:
Садись, Михайло, со мною за один стол,
Ешь со мною с одного блюда,
Пей вино из одно стаканчика! --
Чтобы знали все люди русские,
Каково Царь правду чествует!
Отвечал Михайло Саламатов-сын:
-- Я на жалованьи благодарствую,
На почестьи поклон кладу,
Целую руку царскую.
Не надоть мне шубы соболиные,
Шапки бобровые,
Красного золота,
Чистого серебра,
Цветного каменья, скатного жемчуга.
Я на жалованьи благодарствую,
На почестьи поклон кладу,
Целую руку царскую.
Не сумею, мужик, за царским столом сидеть,
Оробею, мужик, есть с блюда царского,
Пить вино из стакана государева.
Я на жалованьи благодарствую,
На почестьи поклон кладу,
Целую руку царскую.
Ты пожалуй меня, православный царь,
Твоё Царское Величество
Государь Александр Павлович!
Суди-казни злого начальника,
Генерала Пестелева,
С Трескиным губернатором,
Скурлатом немилостивым,
Да лютым исправником Ло?скутовым.
На том тебе челом бьём,
На том благодарствуем,
Иные награды не ищемо:
Награда будет от Бога на небеси,
От Пресвятой Богородицы Абалацкия.
Не громы прорыкали,
Не урманы10 всколыхнулись,
Не окиян-море взбушевалося, --
Молвил слово православный Царь,
Его Царское Величество
Государь Император Александр Павлович:
-- А где мои слуги верные,
Господа князи, бояре, фермаршалы?
Вы седлайте борзых коней,
Выезжайте во Иркутск-город,
Судите злого начальника
Генерала Пестелева,
Трескина губернатора,
Скурлата немилостива,
Да лютого исправника Ло?скутова.
А будет генералу Пестелеву --
Срубить буйну голову.
А будет Трескину, губернатору --
Ехать в остроги Колымские.
А будет исправнику Ло?скутову --
Копать руды нерчинские.
Чтобы Царёву правду помнили,
Царёву имени чествовали,
Царёвы слова слушали,
Царёвой казны не зорили.
Царёв народ не обидели.
На том мы, купцы сибирские,
Иркутские, томские, тобольские,
Молебствуем Спасу Милосердному,
Пресвятой Абалацкой Богородице.
На том мы, купцы сибирские,
Иркутские, томские, тобольские,
Честь-хвалу воздаём, славу поём,
Славу поём, благодарствуем
Его Царскому Величеству
Государю Императору
Александру Павловичу.
На том мы, купцы сибирские,
Иркутские, томские, тобольские,
Поминаем память вечную
Мещанину Михайле Саламатову --
От мира не отказчику,
За мир честному стояльщику,
Что отыскал, Михайло, правду царскую,
Оправдал правду сибирскую
Супротив злого начальника
Генерала Пестелева!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра