A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Вскоре после этого вошел Эли Лакост, указал на пленников, и приказал: "Отведите их в Консьержи; они объявлены вне закона. Они были перемещены в эту тюрьму, которая была домом смерти Террора. Все, кроме одного. Лакост сказал хирургу забинтовать рану Робеспьера и привести его состояние, чтобы он мог придать наказание. Ужасные детали этой грубой и болезненной операции записаны поминутно; когда она была закончена и повязка, которая поддерживала его сломанную челюсть была обвязана вокруг его головы и лба, это дало новую возможность для жестоких шуток. Кто-то сказал: "Посмотрите, они надевают корону на его величество", другой: "Видете, он подстрижен(???), как монахиня". Затем они положили его обратно на стол с коробкой под головой. "Это сойдет за подушку", - говорили они друг другу, - "пока он не должен будет в свою очередь заглянуть (?) в маленькое окошко. Через некоторое время они должны были также отвести его в Консьержери, так как у нас есть рапорт(?) тюремщика о его приеме, так же как и Кутона, датированный 10 термидора.
После освобождения предыдущей ночью, был принят декрет об объявлении вне закона Робеспьера и его стороннников.Поэтому никакой суд был не нужен; формальной идентификации узников было достаточно. По закону это должна была сделать Коммуна, но Коммуна сама была вне закона.Фукье-Тенвилль, ярый сторонник формальной корректности беспокоился, но техническая трудность была отметена Комитетом Общественной безопасности и в 3 часа пополудня десятого числа, Революционный трибунал надлежащим образом опознал своих бывших хозяев. Номером шесть в списке приговоренных к смерти был "Антуан Сен-Жюст, 26 лет, без профессии до революции, студент, бывший депутат Национального Конвента". К закату дня выкатились повозки, везущие 22 депутата на Площадь Революции. В течение некоторого времени казни происходили на окраинах города, но еще один раз гильотина была установлена(?) в сердце Парижа на той огромной площади, что видела смерть короля и королевы, жирондистов. Эбера и Дантона. Французы всегда логичны.
Снова свидетель рассказывает нам, что он видел. Сен-Жюст стоял на первой повозке. Он прямо держал голову, и онбыл прекрасен в своей бледности. Он внимательно и спокойно рассматривал плотную толпу. Его руки были связаны за спиной. Его шея была оголена. Белый жилет (?) , его праздничная одежда, в чью петлицу была просу
нута красная гвоздика, держался на одной пуговицы ....(?), открывая всю его грудь. Слышались крики и шипение, пока повозки тряслись по улице Сент-Оноре. Сен-Жюст молчал.
После освобождения предыдущей ночью, был принят декрет об объявлении вне закона Робеспьера и его стороннников.Поэтому никакой суд был не нужен; формальной идентификации узников было достаточно. По закону это должна была сделать Коммуна, но Коммуна сама была вне закона.Фукье-Тенвилль, ярый сторонник формальной корректности беспокоился, но техническая трудность была отметена Комитетом Общественной безопасности и в 3 часа пополудня десятого числа, Революционный трибунал надлежащим образом опознал своих бывших хозяев. Номером шесть в списке приговоренных к смерти был "Антуан Сен-Жюст, 26 лет, без профессии до революции, студент, бывший депутат Национального Конвента". К закату дня выкатились повозки, везущие 22 депутата на Площадь Революции. В течение некоторого времени казни происходили на окраинах города, но еще один раз гильотина была установлена(?) в сердце Парижа на той огромной площади, что видела смерть короля и королевы, жирондистов. Эбера и Дантона. Французы всегда логичны.
Снова свидетель рассказывает нам, что он видел. Сен-Жюст стоял на первой повозке. Он прямо держал голову, и онбыл прекрасен в своей бледности. Он внимательно и спокойно рассматривал плотную толпу. Его руки были связаны за спиной. Его шея была оголена. Белый жилет (?) , его праздничная одежда, в чью петлицу была просу
нута красная гвоздика, держался на одной пуговицы ....(?), открывая всю его грудь. Слышались крики и шипение, пока повозки тряслись по улице Сент-Оноре. Сен-Жюст молчал.