A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
В этот раз мадам Шалабр начинает с политической проблемы и возвышает свой голос со знакомой горячностью против финансового декрета, который оскорблял ее и приводил в отчаяние:
pylippel.newmail.ru/guests/chalabre.html
Итак, сударь, наше разорение завершится благодаря этому ужасному декрету, отдающему наши финансы в руки жадным куртизанам благодаря так называемому праву пользования [чужим имуществом], введенному сегодня Национальным собранием. Нет, нет, нация не может согласиться с тем чтобы оставаться в рабстве вследствие законов, противоречащих ее подлинным интересам; и эта последняя несправедливость должна вывести ее из дремоты. Стоило ли труда совершать Революцию, чтобы она закончилась таким вот образом? Небо! Какое беззаконие, какая деградация рода человеческого; золото, презренный металл – вот что делает людей тупыми и жестокими. Какое отвращение к богатству должны испытывать истинные патриоты! Они должны пренебрегать им, отталкивать его, опасаться его как незаметного яда, который портит все, чего только касается. Счастье и доблесть можно найти только при среднем достатке. Богатство и доблесть несовместимы, ничто нас в этом так не убеждает как эта революция. Только три депутата, среди которых и Вы, всегда идут дорогой чести, только трое боролись против этого позорного декрета. Что скажут провинции? Я бы хотела чтобы они все без исключения как можно скорее высказали свой протест. Не может быть, чтобы доверие никогда возродилось, чтобы не восстановились порядок и экономия. Имущества церкви будут растрачены; доля определена, двор захватил ее, и наши лучшие депутаты хранят виноватое молчание. Как! Нация назначила представителей главным образом для того чтобы устранить беспорядок в наших финансах, и после восемнадцати месяцев испытаний, вновь открывается пропасть, которая поглотит все наши ресурсы! Какая жестокость заставлять нас томиться столь долго чтобы еще умножить наши несчастья! Я не могу выразить, насколько эта мысль удручает меня. Я уверена, что Вы также как и я ощущаете эти последние удары, нанесенные нашей свободе. Декрет губительный, декрет гнусный, ломающий все надлежащие меры восстановления, разрывающий нежные узы равенства! Бесстыдные люди, допустившие его принятие, если вас когда-нибудь поразят угрызения совести, мы будем достаточно отмщены. Несчастное Отечество!
Возмущение достигло предела. Вот мы и оказались под ярмом тиранов вполне конституционным путем. Ах! оставим этот горестный разговор. Окажите мне честь, сударь, принять приглашение на маленький патриотический обед в начале будущей недели. Выберите день, который Вам более всего подходит, который менее всего нарушит Ваши труды, только предупредите меня за два дня, чтобы я могла известить г-на и г-жу Битобе, которые были бы польщены встречей с Вами. Остаюсь, с чувством уважения и братской признательности по отношению к Вам от всех добрых граждан,
Шалабр.
Тысяча благодарностей за Ваши брошюры.
2 января 1791 г. Робеспьер произнес первую часть великой речи против войны
pylippel.newmail.ru/guests/chalabre.html
Итак, сударь, наше разорение завершится благодаря этому ужасному декрету, отдающему наши финансы в руки жадным куртизанам благодаря так называемому праву пользования [чужим имуществом], введенному сегодня Национальным собранием. Нет, нет, нация не может согласиться с тем чтобы оставаться в рабстве вследствие законов, противоречащих ее подлинным интересам; и эта последняя несправедливость должна вывести ее из дремоты. Стоило ли труда совершать Революцию, чтобы она закончилась таким вот образом? Небо! Какое беззаконие, какая деградация рода человеческого; золото, презренный металл – вот что делает людей тупыми и жестокими. Какое отвращение к богатству должны испытывать истинные патриоты! Они должны пренебрегать им, отталкивать его, опасаться его как незаметного яда, который портит все, чего только касается. Счастье и доблесть можно найти только при среднем достатке. Богатство и доблесть несовместимы, ничто нас в этом так не убеждает как эта революция. Только три депутата, среди которых и Вы, всегда идут дорогой чести, только трое боролись против этого позорного декрета. Что скажут провинции? Я бы хотела чтобы они все без исключения как можно скорее высказали свой протест. Не может быть, чтобы доверие никогда возродилось, чтобы не восстановились порядок и экономия. Имущества церкви будут растрачены; доля определена, двор захватил ее, и наши лучшие депутаты хранят виноватое молчание. Как! Нация назначила представителей главным образом для того чтобы устранить беспорядок в наших финансах, и после восемнадцати месяцев испытаний, вновь открывается пропасть, которая поглотит все наши ресурсы! Какая жестокость заставлять нас томиться столь долго чтобы еще умножить наши несчастья! Я не могу выразить, насколько эта мысль удручает меня. Я уверена, что Вы также как и я ощущаете эти последние удары, нанесенные нашей свободе. Декрет губительный, декрет гнусный, ломающий все надлежащие меры восстановления, разрывающий нежные узы равенства! Бесстыдные люди, допустившие его принятие, если вас когда-нибудь поразят угрызения совести, мы будем достаточно отмщены. Несчастное Отечество!
Возмущение достигло предела. Вот мы и оказались под ярмом тиранов вполне конституционным путем. Ах! оставим этот горестный разговор. Окажите мне честь, сударь, принять приглашение на маленький патриотический обед в начале будущей недели. Выберите день, который Вам более всего подходит, который менее всего нарушит Ваши труды, только предупредите меня за два дня, чтобы я могла известить г-на и г-жу Битобе, которые были бы польщены встречей с Вами. Остаюсь, с чувством уважения и братской признательности по отношению к Вам от всех добрых граждан,
Шалабр.
Тысяча благодарностей за Ваши брошюры.
2 января 1791 г. Робеспьер произнес первую часть великой речи против войны