A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Продолжаем цитировать статью П. Заборова о вольтерьянстве в России.
К ним ("закоренелым") принадлежал, например, Иван Герасимович Рахманинов, самый известный в екатерининское время переводчик и издатель Вольтера. Весьма характерен отзыв о нем его давнего друга Державина в раазговоре с его племянником Жихаревым; дело было в феврале 1807 г., вскоре после смерти Рахманинова. "Да, он переводил много. между прочим философические сочинения Вольтера, политическое его завещание и другие его сочинения в 3 частях; известие о болезни, исповеди его и смерти Дюбуа; "Спальный колпак" Мерсье... и наконец издавал еженедельник "Утренние часы"... Человек был умный и трудолюбивый, но большой вольтерьянец"... До конца дней оставался верен себе и Алексей Михайлович Пушкин (1771-1825), дальний родственник А. С. Пушкина, писатель и переводчик, по словам Ф. Ф. Вигеля, - "остряк, вольтериянец, циник и безбожник".
Вполне возможно, что в этом ряду оказались бы в старости два молодых вольнодумца конца века - Михаил Сушков и Иван Опочинин, покончившие с собой. первый в 1792 г. в Москве, второй в 1793 году в Ярославле. Оба они, при всем несходстве их житейских ситуаций, были скептиками и атеистами, оба обращались к Вольтеру в поисках ответа на мучивший их вопрос о бессмертии души. оба пришли к выводу, что за гробом нет ничего и оба ушли из жизни добровольно.
Все упомянутые вольнодумцы происходили из хороших дворянских семей. Однако вольтерьянством были "заражены2 в то время и люди не столь образованные и совсем простые. О проникновении вольнодумства и прежде всего безбожия в сравнительно широкие круги русского общества сообщал Г.С. Винский, характеризовавший провинциальный быт 1770-1780-х годов: "Несодержание постов, бывшее доселе в домах вельможеских, начинало показываться в состояниях низших, как и невыполнение некоторых обрядов с вольными отзывами насчет духовенства и самых догматов. чему виною можно поставить теснейшее сообщение с иностранцами и начавшие выходить в свет сочинения Вольтера, Ж. -Ж. Руссо и других. которые читались с крайней жадностию". К вольтерьянству склонялись даже священнослужители вроде "попа деревенского, вотчины Елагина из Новгородского уезда" о котором упоминал в своих "Дневных записках" молодой московский масон Ильин; 14 марта 1776 г. они долго говорили "о разных материях, как духовных так и мирских", а завершилось их общение чтением "Кандида" и некоторых других философских сочинений, по предложению Ильина, но с согласия попа и к его удовольствию, поскольку тот "хвалил сии книжки". Наконец, Дмитриев, воссоздавая в "Мелочах моей памяти" картину русской жизни на рубеже 18-19 веков, с огорчением констатировал "Дух Вольтера много наделал вреда и у нас. Я помню время, когда насмешки над религией не только извинялись, как шутка, но были даже признаком остроумия". А в другом месте той же книги писал: "Я помню (это было... в моем малолетстве, в деревне, в захолустье), приехавшая к нам из Сызрани женщина безграмотная и простого звания говорила о ком-то, что он держится Волтеровской веры: она хотела назвать этим безверие"
К ним ("закоренелым") принадлежал, например, Иван Герасимович Рахманинов, самый известный в екатерининское время переводчик и издатель Вольтера. Весьма характерен отзыв о нем его давнего друга Державина в раазговоре с его племянником Жихаревым; дело было в феврале 1807 г., вскоре после смерти Рахманинова. "Да, он переводил много. между прочим философические сочинения Вольтера, политическое его завещание и другие его сочинения в 3 частях; известие о болезни, исповеди его и смерти Дюбуа; "Спальный колпак" Мерсье... и наконец издавал еженедельник "Утренние часы"... Человек был умный и трудолюбивый, но большой вольтерьянец"... До конца дней оставался верен себе и Алексей Михайлович Пушкин (1771-1825), дальний родственник А. С. Пушкина, писатель и переводчик, по словам Ф. Ф. Вигеля, - "остряк, вольтериянец, циник и безбожник".
Вполне возможно, что в этом ряду оказались бы в старости два молодых вольнодумца конца века - Михаил Сушков и Иван Опочинин, покончившие с собой. первый в 1792 г. в Москве, второй в 1793 году в Ярославле. Оба они, при всем несходстве их житейских ситуаций, были скептиками и атеистами, оба обращались к Вольтеру в поисках ответа на мучивший их вопрос о бессмертии души. оба пришли к выводу, что за гробом нет ничего и оба ушли из жизни добровольно.
Все упомянутые вольнодумцы происходили из хороших дворянских семей. Однако вольтерьянством были "заражены2 в то время и люди не столь образованные и совсем простые. О проникновении вольнодумства и прежде всего безбожия в сравнительно широкие круги русского общества сообщал Г.С. Винский, характеризовавший провинциальный быт 1770-1780-х годов: "Несодержание постов, бывшее доселе в домах вельможеских, начинало показываться в состояниях низших, как и невыполнение некоторых обрядов с вольными отзывами насчет духовенства и самых догматов. чему виною можно поставить теснейшее сообщение с иностранцами и начавшие выходить в свет сочинения Вольтера, Ж. -Ж. Руссо и других. которые читались с крайней жадностию". К вольтерьянству склонялись даже священнослужители вроде "попа деревенского, вотчины Елагина из Новгородского уезда" о котором упоминал в своих "Дневных записках" молодой московский масон Ильин; 14 марта 1776 г. они долго говорили "о разных материях, как духовных так и мирских", а завершилось их общение чтением "Кандида" и некоторых других философских сочинений, по предложению Ильина, но с согласия попа и к его удовольствию, поскольку тот "хвалил сии книжки". Наконец, Дмитриев, воссоздавая в "Мелочах моей памяти" картину русской жизни на рубеже 18-19 веков, с огорчением констатировал "Дух Вольтера много наделал вреда и у нас. Я помню время, когда насмешки над религией не только извинялись, как шутка, но были даже признаком остроумия". А в другом месте той же книги писал: "Я помню (это было... в моем малолетстве, в деревне, в захолустье), приехавшая к нам из Сызрани женщина безграмотная и простого звания говорила о ком-то, что он держится Волтеровской веры: она хотела назвать этим безверие"
-
-
20.04.2023 в 16:59Однако история Опочинина гораздо увлекательней, и уж тут Вольтер прямо царит.
Любопытно коснуться и отзывов современников, типа -
"О повальном увлечении самоубийствами писал в письме А. Б. Куракину от 8 сентября 1772 года H. H. Бантыш-Каменский, своеобразно связывая его с влиянием Французской революции: «Что это во Франции? Может ли просвещение довести человека в такую темноту и заблуждение! Злодейство в совершенстве. Пример сей да послужит всем, отвергающим веру и начальство. Говоря о чужих, скажу слово и о своем уроде Сушкове, который Иудину облобызал участь. Прочтите его письмо: сколько тут ругательств Творцу! сколько надменности и тщеславия о себе! Такова большая часть наших молодцов, пылких умами и не ведущих ни закону, ни веры своей». В другом письме Бантыш-Каменского А. Б. Куракину от 29 сентября находим: «Писал ли я к вам, что еще один молодец, сын сенатора Вырубова, приставив себе в рот пистолет, лишил себя жизни? Сие происходило в начале сего месяца, кажется: плоды знакомства с Аглицким народом... » 27 октября он же писал: «Какой несчастный отец сенатор Вырубов: вчера другой сын, артиллерии офицер, застрелился. В два месяца два сына толь постыдно кончили жизнь свою. Опасно, чтоб сия Аглинская болезнь не вошла в моду у нас. Здесь в клобе появилися на всех дамах красные якобинские шапки. В субботу призваны были к градоначальнику все marchandesses des modes и наистрожайше, именем Самой, запрещена оных продажа, и вчера в клобе ни на ком не видно оной было». Представление о самоубийстве как специфической черте «английского поведения» было широко распространено."
-
-
21.04.2023 в 13:45-
-
21.04.2023 в 13:51Ладно бы на вольтерьянство, на либертинов ссылались...
Скорее всего, опечатка.
-
-
21.04.2023 в 14:18