A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Из мемуаров Энгельгарт.
В этот день я мало успела просветиться насчет моей новой обстановки... узнала только, между прочим, что институтки обязаны говорить между собой один день по-французски, а другой день - по-немецки. За несоблюдение этого правила привешивался к шее вышеупомянутый красный картонный язык. Воспитанница, получившая язык на шею, прислушивалась к говору подруг и, услыша русскую фразу, в свою очередь передавала язык той. которая ее произнесла.
Так как большинство институток плохо объяснялось на иностранных диалектах, в особенности на немецком... то для избежания языка изобретена была следующая уловка, освященная обычаем и допущенная классными дамами. а именно: всякой русской фразе предпосылалась немецкая, институтской фабрикации:"Wie sagt man auf Deutsh?. Заручившись этой спасительной фразой, можно было говорить сколько угодно по-русски. ..
Для французского, на котором. впрочем, воспитанницы говорили охотнее, - хотя богу одному да институтским стенам известно, что это был за французский язык, - существовал такой же громоотвод, или, лучше сказать, языкоотвод:"Comment dit-on en francais?"
Впрочем, правила эти наблюдались не особенно строго, и , во всяком случае, не постоянно, потому что не в русском характере систематически преследовать какую бы то ни было цель. Язык по целым неделям, даже месяцам валялся где-нибудь в шкапу и только по внезапно осенявшему по временам классную даму усердию вытаскивался на свет божий, гулял по институтским шеям дня три-четыре, а затем снова сдавался в архив на неопределенный срок.
В этот день я мало успела просветиться насчет моей новой обстановки... узнала только, между прочим, что институтки обязаны говорить между собой один день по-французски, а другой день - по-немецки. За несоблюдение этого правила привешивался к шее вышеупомянутый красный картонный язык. Воспитанница, получившая язык на шею, прислушивалась к говору подруг и, услыша русскую фразу, в свою очередь передавала язык той. которая ее произнесла.
Так как большинство институток плохо объяснялось на иностранных диалектах, в особенности на немецком... то для избежания языка изобретена была следующая уловка, освященная обычаем и допущенная классными дамами. а именно: всякой русской фразе предпосылалась немецкая, институтской фабрикации:"Wie sagt man auf Deutsh?. Заручившись этой спасительной фразой, можно было говорить сколько угодно по-русски. ..
Для французского, на котором. впрочем, воспитанницы говорили охотнее, - хотя богу одному да институтским стенам известно, что это был за французский язык, - существовал такой же громоотвод, или, лучше сказать, языкоотвод:"Comment dit-on en francais?"
Впрочем, правила эти наблюдались не особенно строго, и , во всяком случае, не постоянно, потому что не в русском характере систематически преследовать какую бы то ни было цель. Язык по целым неделям, даже месяцам валялся где-нибудь в шкапу и только по внезапно осенявшему по временам классную даму усердию вытаскивался на свет божий, гулял по институтским шеям дня три-четыре, а затем снова сдавался в архив на неопределенный срок.