A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Вскоре после этого вошел Эли Лакост, указал на пленников и приказал:Отведите их в Консьержери, они вне закона". Их сразу же перевели в эту тюрьму, которая была домом смерти Террора. Всех кроме одного. Лакост велел хирургу перевязать раны Робеспьера и привести его в состояние, пригодное для наказания. Ужасные подробности этой грубой и болезненной операции подробно описаны. Когда она закончилась и повязка, поддерживающая его сломанную челюсть, была намотана ему на голову и вокруг лба, появилась новая возможность для грубых шуток. Один сказал: " Смотрите, они надевают корону его величеству". Другой: "Видите, как он причёсан, как монахиня". Затем они положили его обратно на стол, подложив коробку ему под голову. Это сойдет за подушку, говорили они друг другу" пока не подойдет его очередь к маленькому окошку"
Через некоторое время они, должно быть, отвезли и его в Консьержери, потому что у нас есть расписка тюремщика о его приеме, как и расписка за Кутона, датируемые десятым Термидора.
После освобождения предыдущей ночью был принят указ, объявляющий Робеспьера и его сообщников вне закона. Поэтому никаких ухищрений не требовалось, формального опознания заключённых было достаточно, про закону это должна была сделать Коммуна, но она сама была объявлена вне закона. Фукье- Тенвиль, сторонник формальной корректности, был обеспокоен, но Комитет Общественной Безопасности отмел техническую трудность и в три часа дня десятого числа Революционный трибунал должным образом опознал своих бывших хозяев. Шестым номером в списке приговоренных к смерти значился 'Антуан Сен-Жюст двадцати шести лет, без профессии до революции, студент, бывший депутат Национального Конвента. На закате того дня выкатились повозки, доставив 22-х из них на площадь Революции. В течении некоторого времени казни проводились на окраинах города, но для этой казни гильотина снова была установлена в самом центре Парижа, на той великой площади, которая видела смерть короля и королевы, жирондистов, Эбера и Дантона. Французы всегда логичны.
И снова очевидец рассказывает нам о том, что видел. Сен-Жюст стоял на первой повозке. Его голова была высоко поднята и прекрасна в своей бледности.( и я не понимаю пары слов мной же написанных). Его глаза смотрели спокойно и излучали силу. (?) Его руки были связаны за спиной. Его шея была обнажена. Белый жилет, его праздничная одежда, в петлицу которой была воткнута красная гвоздика, был застегнут сверху на одну пуговицу и ниспадал назад, открывая всю грудь. Раздавались крики и шипение, когда повозки тряслись по улице Сен- Оноре. Сен-Жюст молчал.
И далее Кертис цитирует Флери.
Палач, показав народу головы Робеспьера и Кутона взял за волосы голову Сен-Жюста, чьи глаза были широко раскрыты и еще не утратили последних отблесков того разума, который сделал его объектом страха, в то время как в лучшие времена мог бы сделать его таким великим и таким полезным
Через некоторое время они, должно быть, отвезли и его в Консьержери, потому что у нас есть расписка тюремщика о его приеме, как и расписка за Кутона, датируемые десятым Термидора.
После освобождения предыдущей ночью был принят указ, объявляющий Робеспьера и его сообщников вне закона. Поэтому никаких ухищрений не требовалось, формального опознания заключённых было достаточно, про закону это должна была сделать Коммуна, но она сама была объявлена вне закона. Фукье- Тенвиль, сторонник формальной корректности, был обеспокоен, но Комитет Общественной Безопасности отмел техническую трудность и в три часа дня десятого числа Революционный трибунал должным образом опознал своих бывших хозяев. Шестым номером в списке приговоренных к смерти значился 'Антуан Сен-Жюст двадцати шести лет, без профессии до революции, студент, бывший депутат Национального Конвента. На закате того дня выкатились повозки, доставив 22-х из них на площадь Революции. В течении некоторого времени казни проводились на окраинах города, но для этой казни гильотина снова была установлена в самом центре Парижа, на той великой площади, которая видела смерть короля и королевы, жирондистов, Эбера и Дантона. Французы всегда логичны.
И снова очевидец рассказывает нам о том, что видел. Сен-Жюст стоял на первой повозке. Его голова была высоко поднята и прекрасна в своей бледности.( и я не понимаю пары слов мной же написанных). Его глаза смотрели спокойно и излучали силу. (?) Его руки были связаны за спиной. Его шея была обнажена. Белый жилет, его праздничная одежда, в петлицу которой была воткнута красная гвоздика, был застегнут сверху на одну пуговицу и ниспадал назад, открывая всю грудь. Раздавались крики и шипение, когда повозки тряслись по улице Сен- Оноре. Сен-Жюст молчал.
И далее Кертис цитирует Флери.
Палач, показав народу головы Робеспьера и Кутона взял за волосы голову Сен-Жюста, чьи глаза были широко раскрыты и еще не утратили последних отблесков того разума, который сделал его объектом страха, в то время как в лучшие времена мог бы сделать его таким великим и таким полезным