Перевод будет в понедельник.
А пока продолжение речи защитника Людовика.Уныло и скучно, так что прошу прощения у читателей
читать дальшеНо великая нация не может сама пользоваться своей верховной властью; она неизбежно должна вверять ее уполномоченным. Необходимость такой передачи державных прав приводит нацию к учреждению либо королевской власти либо республики. В 1789 году в первый период революции, которая сразу изменила форму правления, господствующую у нас в течение стольких веков, вся нация объявила своим депутатам, что она желает монархического правительства.
Монархическое правительство требовало неприкосновенности своего главы.
Представители французского народа думали, что в стране, где исполнительная власть принадлежит одному лицу - королю, для того, чтобы он не встречал препятствий в своей деятельности или, встретив, мог преодолеть из, необходимо окружить его авторитетом, который заставил бы повиноваться требованиям закона; что он должен сдерживать в известных границах все второстепенные власти, которые стремились бы к нарушению или превышению их, подавлять или пресекать все страсти, направленные во вред общественному благу, бдительно следить за общественным порядком во всех областях, словом, должен сосредотачивать в своих рукахвме пружины общественного механизма в постоянно наппряженом состоянии и не позволять ослабляться ни одной из них. Они думали, что для исполнения столь великих обязанностей монарх должен пользоваться огромной властью, а для свободного проявления этой власти он должен быть неприкосновенным.
Народные представители знали, что нации устанавливали неприкосновенность не для королей, а для самих себя, что это было сделано в интересах их собственного спокойствия, для их собственного счастья, сделано потому что при монархическом режиме спокойствие беспрестанно нарушалось бы, если бы глава высшей власти не мог отражать щитом закона всех страстей и заблуждений, идущих в разрез с его планами.
Они возводили, наконец, в моральный и политический принцип ту мысль соседнего народа, что проступки королей никогда не могут быть личными; что, в виду их несчастного положения и окружающих соблазнов, даже преступления их должны объясняться посторонним внушением, и что для самого народа, который поистине является неприкосновенным, гораздо лучше снять с них какую бы то ни было ответственность, хотя бы пришлось признать их безумными, чем подвергать их нападкам, которые могут лишь привести к великим потрясениям.