A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
И опять же Палмер.
Сен-Жюст оставил разум и право , как более высокие стандарты, недоступные для изменения сувереном. Сен-Жюст не верил в 1791 году, а тем более в 1793 году, что большинство французов поддерживает революционный режим. Однако он согласился бы с Руссо, который сказал: "Обобщающий волю определяет не столько количество голосов, сколько общий интерес, который их объединяет. " Он добавил бы, что только добродетельная воля может быть суверенной. И он абсолютно верил в свою собственную добродетель. Так же поступали Робеспьер и другие, ибо ни в чем французские революционеры не были так похожи, как в своем моральном самоутверждении. Доктрина Общественного Договора, в которой эти моральные обертоны присутствуют, становится теорией террора. Группа людей сознательно придерживающихся здравого смысла, рассматривала своих врагов как нечто неподвластное суверенной воле, которую Руссо называл нерушимой, неделимой, непреложной, постоянной, неизменяемой и чистой.
и на этом глава кончилась и чернила в моей ручке тоже. Дальше пойдет глава о миссиях в Эльзас. Понимаю, что ничего нового по сравнению с Кертисом там нет и все же..
Сен-Жюст оставил разум и право , как более высокие стандарты, недоступные для изменения сувереном. Сен-Жюст не верил в 1791 году, а тем более в 1793 году, что большинство французов поддерживает революционный режим. Однако он согласился бы с Руссо, который сказал: "Обобщающий волю определяет не столько количество голосов, сколько общий интерес, который их объединяет. " Он добавил бы, что только добродетельная воля может быть суверенной. И он абсолютно верил в свою собственную добродетель. Так же поступали Робеспьер и другие, ибо ни в чем французские революционеры не были так похожи, как в своем моральном самоутверждении. Доктрина Общественного Договора, в которой эти моральные обертоны присутствуют, становится теорией террора. Группа людей сознательно придерживающихся здравого смысла, рассматривала своих врагов как нечто неподвластное суверенной воле, которую Руссо называл нерушимой, неделимой, непреложной, постоянной, неизменяемой и чистой.
и на этом глава кончилась и чернила в моей ручке тоже. Дальше пойдет глава о миссиях в Эльзас. Понимаю, что ничего нового по сравнению с Кертисом там нет и все же..