В короле было около пяти футов пяти дюймов роста. Его крупная фигура и общий вид представляли, казалось, его здоровье как можно более крепким, чем его бледное лицо, у него были голубые глаза, без самого малейшего выражения...

---

А вот и я... Перевод какой-нибудь будет в понедельник... А еще постараюсь на той неделе вывесить пост о культе ВС, который мне осточертел . В результате, кажется вышла смесь из Олара и википедии

---

О королеве отзыв куда более тактичен

Королева была среднего роста, но величественна. Ее манера держать себя была истинно благородной и ее оживленность доставляла удовольствие любому. В течении первых лет ее пребывания во Франции когда она была только дофиной, она демонстрировала простоту и любезность, благодаря которым ее, как правило, любили.

---

Барер о несчастном Людовике XVI."Он ел как свинья и пил как рыба"

---

Полагаю, все же пародия... vive-liberta.diary.ru/p209946676.htm

---

Это из речи 18 флореаля.По Олару

Он (Робеспьер) обрушивается на людей, которые, продавшись врагу, «набросились вдруг на культ с насилием для того, чтобы утвердить самих себя в качестве пылких апостолов небытия и фанатичных проповедников атеизма».
Вот сама речь...larevolution.ru/robespierre/Robes5.html

---

Куколка с девианта

---

Барер делает комплименты дамам...
Святилище семьи наполнено дочерями, женами и матерями, чей рассудок был возвышен, чьи сердца - очищены, чьи таланты - применены к делу благодаря более высокому образованию.
Жены и матери - священнослужители семьи...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ничего хоть чуть-чуть нового не нашла... Перевожу ради последней фразы.
Кутон умер первым при особенно ужасных обстоятельствах, так как палачу понадобилось пятнадцать минут чтобы разместить искривленное тело на прямой доске гильотины, пока крики пытаемого смешивались с безумным ревом зрителей. Сен-Жюст спокойно подчинился. Робеспьер лежал, ожидая, полчаса, пока все кроме него и еще одного человека не были убиты; тогда его торопливо подняли на эшафот, привязали к доске, но прежде чем его голова была просунута в маленькое окошко (????), с его головы была сорвана повязка, так что он, подобно Кутону, оставил этот мир испуская пронзительный крик боли. Звучали барабаны, толпа ревела, и, хотя никто этого не знал, это был конец светлой надежды на демократическую республику

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Меня мучает идиотский вопрос. Какого черта, если попытки застрелиться не было, Мерда стрелял в Робеспьера? Разве задачей атакующих не было взять всех кого можно живыми, дабы живыми же отправить на гильотину?

---

Фэндом скончался... Выхожу 9 термидора в сеть - и ничего...
Сама я долго была отрезана от интернета. Сначала у меня прорвалась труба в ванной. Потом я заболела гриппом. Потом в Ленинке был санитарный день. Потом я поехала на дачу... Завтра вывешу (во всяком случае - постараюсь) какой-нибудь перевод о термидое.

---

Мой отец, наблюдая, как я вожусь с новым замком. "Спокойнее... Нежнее...Якобинская диктатура здесь не нужна".

---

И еще немного из письма Бюзо
Прошу вас, во имя дружбы, позаботьтесь о ней и помогите ей (жене Бюзо) своим опытом. Когда явится возможность предъявить права справедливости и человеколюбия, у нее останутся, я надеюсь, кое-какие средства в виде моего недвижимого имущества, которого не смогли уничтожить. Я оставляю в руках человека, которому поручаю это письмо, также несколько записок, наскоро и беспорядочно набросанных в случайных убежищах, в которых меня укрывали в Гаскони...

---

Отрывочек из письма Бюзо некоему Ле Теллье...
Ее (Манон) нет, ее уже нет, мой друг! Здодеи убили её. Судите сами, остается ли у меня ещё на этом свете что-нибудь, о чем я мог бы пожалеть! Когда вы узнаете о моей смерти, вы сожжете ее письма. Я не знаю, почему мне хочется, чтобы вы оставили портрет только для одного себя...Но что отравляет мои последние минуты, это ужасный образ моей жены в нищете...

---

Читаю это я без всякого энтузиазма исторический роман некоего Алексея Новикова "Вперед идущие"...
– К делу, господа! – повторил Панаев, несколько рисуясь по неистребимой привычке. –Сегодня я предложу вашему вниманию перевод одной из важнейших речей Максимилиана Робеспьера – ее точный текст по «Монитёру»…
Дело происходит в столице русского императора Николая I, находящейся под особым надзором высшей полиции. Кажется, взяты под наблюдение шпионов – явных, тайных и добровольных – даже сокровенные мысли жителей Петербурга. А в квартире литератора Панаева готовятся внимать речам Максимилиана Робеспьера! И собрались вовсе не какие-нибудь заговорщики, плетущие нити адского заговора. Даже изящная дама присутствует на сходке.
Такие чтения происходят у Панаевых не первый месяц. Конечно, история Французской революции 1789 года ведома в той или иной мере образованным русским людям. Но Панаев умеет отобрать для перевода такие документы, в которых как нельзя лучше отражаются кипучая атмосфера политических клубов, революционная жизнь площадей и предместий Парижа.
Но, едва вознамерился Иван Иванович увлечь слушателей в далекую Францию, в события давних лет, русская действительность напомнила о себе резким звонком, раздавшимся в передней. Иван Иванович стал поспешно собирать крамольные листы, как будто это могло помочь, если бы за дверями уже стоял офицер в голубом мундире с обычной свитой из бравых жандармов.
Напряжение разрешилось, когда из передней послышался знакомый голос и в гостиную вошел еще один близкий человек – Иван Ильич Маслов.
– Нелегкая вас возьми, mon cher! – приветствовал его хозяин дома. – Сначала вы безбожно опаздываете, а потом пугаете порядочных людей.
– Да еще при вашей должности, Иван Ильич! – пошутил Белинский.
– Имеются ли, Иван Ильич, новые постояльцы?
Маслов состоял секретарем при коменданте Петропавловской крепости, куда испокон веков ввергали наиболее опасных вольнодумцев. При всей незначительности своей секретарской должности он мог рассказать о том, что творится в крепостных казематах. Никаких новостей у Ивана Ильича Маслова на этот раз не оказалось. Чтение наконец началось.
Панаев читал знаменитую речь Робеспьера. С гневом обрушился Робеспьер на политическое примиренчество, столь присущее жиронде и столь опасное для революции. Всякое примиренчество неминуемо оборачивается предательством, когда нарастающая опасность грозит революции со всех сторон: от аристократов и их многоликой агентуры, от международной реакции, открыто собирающей силы для разгрома революционного Парижа. В этих исторических условиях и обосновал Робеспьер необходимость революционного террора.
На этой части речи Робеспьера и сосредоточился переводчик. Иван Иванович Панаев читал речь вождя якобинцев с той горячностью, с которой никогда не произносил своих речей Робеспьер. Эта горячность была понятна. Ведь и Робеспьер погиб именно потому, что не проявил решительности в те грозные дни, когда созрел заговор против революционной диктатуры Конвента. Еще оставались считанные минуты, отделявшие контрреволюцию от победы, но именно в это время Робеспьер, с железной логикой обосновавший право революции на одавление врагов и предателей, выпустил из рук управление событиями.
Все это знал, конечно, Иван Иванович Панаев и потому читал речь Робеспьера с волнением.
– Каково наше мнение, господа? – вопросом заключил он свое чтение.
Никто не откликнулся.
Тогда заговорил Виссарион Белинский.
И следующая глава.
Встал, отпил чай, наскоро просмотрел почту и, вместо того чтобы приняться за работу, опять задумался. Конечно, он говорил вчера, пожалуй, откровеннее, чем обычно. Но что же нового он сказал? Что правда утвердится на земле не сладенькими и восторженными
фразами прекраснодушной жиронды, а обоюдоострым мечом слова и дела? Пока говорил он все это применительно к речи Робеспьера – спасибо, хоть Панаев к нему присоединился. Остальные так и ринулись на защиту «благородной» жиронды.
Но ведь он-то, Белинский, говорил не столько о Франции, сколько о России, и не столько о прошлом, сколько о будущем.

---

Невысокое мнение Барера о соотечественниках.
Республика подходит к Франции не более, чем английская система управления к туркам.
И:
"Чтобы основать республику, возьмите республиканцев, бескорыстных людей, обладающих патриотизмом, честностью, хорошими манерами и образованиям; но притворятся, что основываешь республику с людьми, бывшими рабами и монархистами, интриганами...это бессмысленный позор"

---

Комитет общественного спасения был самой грандиозным творением Революции. Этот отряд специалистовт был единственным способом сделать Францию победоносной и преуспел в удержании Республики на прочной основе и осводить Европу, если бы Робеспьер не вмешался с его ненасытными амбициями и оскорбленным тщеславием, чтобы разрушить нашу работу...
Мда... Робеспьер, конечно же только и делал, что мешал добропорядочным людям....и вообще виновен во всех бедах Респулики

---

Чертов компьютер не открывает ролик на ютубе, где обсуждают, нашлось ли в произведениях Стругацкий место для (православного?) народа ли нет.
А мы вернемся к Бареру. Он впервые в Париже. Отец его предостерег, когда сын уезжал: "Ты едешь в место, которое скоро станет опасным. Ситуация слишком напряженная; скоро должно начаться извержение(?)".
"Я, наконец, обнаружил, что я в знаменитой столице, наэликрзованный быстрым, бессменным, неизменнымдвижением людей и вещей. Тысяча спутанных, противоречащих друг другу идей обрушились на мой мозг. Я не могу дать отчет о первых впечатлениях порожденных огромным населением, бросающимся друг за другом и ударяющим друг друга, воспитывающим себя(?) среди богатства и бедности, знания и безвестности, власти и рабства."