Моя кровь кипит. Я только что прочла с большим возмущением, чем с удивлением, готовящийся законопроект, который, установит завтра учреждение военно-полицейского суда, кровавого суда против патриотов, ненавидимого даже при деспотизме. Я надеюсь, что завтра патриоты Бюзо, Петион, Робеспьер и Грегуар объединят свои силу против законопроекта. Но увы, я невыразимо беспокоюсь.
Что касается писем, которые Робеспьер, возможно, писал мадам Шалабр, то они утеряны.

---

Полезла на девиант...

Рождество семейства Демуленов.

-с Дантоном

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Молодой Жюльен, член Комиссии общественного воспитания, дошел даже в клубе, защищая предложение Робеспьера, до утверждения, что религиозное чувство является душой патриотизма и что солдаты, посланные против вандейцев, могли идти на смерть, только надеясь «попасть на лоно божества»

---

11 января Максимильен закончил эту речь, которая была высочайшей вершиной его ораторского искусства, и этим числом датируется следующее письмо мадам Шалабр.

pylippel.newmail.ru/guests/chalabre.html
Право же, я не нахожу слов, которые могли бы выразить неподражаемому Робеспьеру то изумление, те чувства, которые вызвало у меня чтение его интересной и полезной речи в последнем номере «Revolution de Paris». Патриоты хорошо поступили, поместив ее, потому что эту газету читают многие и развозят повсюду; никогда не будет преждевременным предостеречь истинных французов от тех ловушек, которые несет в себе война. Но увы! я опасаюсь, что эта партия возьмет верх в Национальном собрании, поскольку депутат Рамон представил нам превосходный большой доклад от имени Дипломатического комитета, в котором было вынесено заключение в пользу войны. Праведное небо! Сколько предательств! Несчастное Отечество! Неправедные советники сбивают тебя с доброго пути новыми уловками, более изощренными, чем уловки умеренных; их лживость не так заметна, но от этого они только опаснее. Патриоты, впавшие в заблуждение, – так они называют тех, кто не хочет войны... Ах! Продолжим заблуждаться подобным образом, чтобы заглушить их и спасти Отечество.
Еще в одной речи у Якобинцев в минувший понедельник восхвалялись жестокие сторонники войны, которые неистовствуют как вороны над своей добычей. От этого приходишь в отчаяние: как спасти Отечество. Тот кто победит вместе с вражеской силой, останется побежденным. В этом решение вопроса, но как Вы говорили, его всегда отбрасывают в сторону.
Как, после того как было высказано столько суждений относительно этих ловушек! Это мне казалось невероятным; вместо того, чтобы следовать природе, предпочитают делать заключения против нее. Фу! Фу! Красноречиво, вот ведь в чем дело. Бессильные смертные, как бы ни превозносили вашу просвещенность, животный инстинкт возьмет верх над вашим здравомыслием, потому что он никогда вас не обманывет.
Я не могу сопротивляться чувствам признательности, которые вызывает во мне доблестное поведение праведного Робеспьера вопреки тому совету, который сам он нам дал – не слишком предаваться этим восторгам. Его трогательная скромность произведет обратный результат в моих суждениях; но это не опасно для свободы; соперничество самое благородное будет его плодом. Привет, дружба.
Шалабр.
Но из всей этой переписки самое выразительное и женственное письмо, даже в выражении чувств, то которое мадам де Шалабр отправила своему другу 20 марта 1792 г.
Патриот и друг, я томлюсь в нетерпении, ожидая Вашей речи, которую тысяча случайностей все время отодвигает. Итак, у нас теперь якобинское министерство. Вы предвидели, что макиавеллизм в отчаянном положении может обратиться к этому средству. Патриоты, которые во всем видят добро, с удовольствием рассказывают о последнем заседании Якобинцев; о присутствии новых министров, которые хотят иметь связи с этим Обществом. Великий Боже! свобода теперь навсегда потеряна! Предложить поцелуй мира самому ревностному защитнику этой святой свободы, как если бы он мог стать гарантом этих красивых обещаний или быть доступным лести. Так порок натягивает на себя краешек покрова доблести чтобы скрыть свое безобразие и завоевать доверие в умах. Что до меня, я имею несчастье видеть его чернее чем когда-либо. Если Национальное собрание упустит благоприятный момент, предоставляющий нации возможность отомстить враждебной ей власти, уличенной в том, что еще недавно замышляла сокрушить ее, поддерживая контрреволюционеров Арля, Авиньона, и т.д.; если в этом Собрании не найдется хотя бы один патриот, достаточно мужественный, чтобы сорвать пелену, которая покрывает эти ужасные и коварные ухищрения, и пролить свет на опасность сохранения этой ненавистной власти, если он не найдется в течение ближайшего месяца, Франция потеряна. Увы! после стольких ожиданий суждено ли нам увидеть наше несчастное Отечество покрытым прахом и развалинами? Это желание преступников; нет, нет, пусть их осудят, и все будет спасено. Я не могу понять намерения патриотов; подобная медлительности меня приводит в отчаяние. О Робеспьер! Ваш гений должен находить средство против наших несчастий. Есть только Вы, кто оставляет мне так сказать проблеск надежды. Я не могу обрисовать Вам печаль моей души; чем больше я вижу уверенности в других, тем больше я трепещу: она увеличивает наши опасности. Если Вы будете произносить завтра свою речь, не забудьте меня, прошу Вас. Чтобы избавить нашего юного друга от необходимости приходить дважды в течение одного дня, поскольку он далеко отсюда вместе с Вами, я буду ожидать его завтра в два часа к обеду. Примите новые заверения в моей нерушимой преданности.
Шалабр
Дорогой патриот, вот еще вспомнила. Я дрожу, как бы не провели декрет о браках, отвергнув разумное предложение г. Франсэ, поскольку оно не устраивает «Королевскую Хронику» и г. Бриссо. Что за опасный проект, и как раз в тот момент, когда фанатизм оттачивает свои кинжалы; как если бы у Собрания не было, других важных дел для обсуждения. По поводу этой «Хроники», великий оратор рода человеческого внушает себе со смешным самодовольством, что Нация готова принять жонглирование министерствами за истину. Хвалы, которые он расточает генералам, в особенности Люкнеру, целиком в духе пройдохи Полишинеля; не был ли он случайно одним из министров? Вот хороший вопрос, который могли бы задать ему наши журналисты!
Таковы эти письма, взятые из термидорианской папки. Существуют ли другие? Да, конечно, так как в коллекции Бенжамина Филона мы видим этот другой автограф маркизы, избежавший внимания издателя "Неизданных документов"..." в 1828 г.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Помогите перевести, а?
He rose against the project of levying three armies destined to drive, back the emigrants armies which could also serve to fight the coming republic.
Upd/ Спасибо [J]Fool_Moon[/J] перевод есть!
Он выступал против предложения набрать три армии для наступления, помимо отрядов эмигрантов, которые также могли сражаться за грядущую республику.

запись создана: 29.04.2015 в 16:34

---

В этот раз мадам Шалабр начинает с политической проблемы и возвышает свой голос со знакомой горячностью против финансового декрета, который оскорблял ее и приводил в отчаяние:
pylippel.newmail.ru/guests/chalabre.html
Итак, сударь, наше разорение завершится благодаря этому ужасному декрету, отдающему наши финансы в руки жадным куртизанам благодаря так называемому праву пользования [чужим имуществом], введенному сегодня Национальным собранием. Нет, нет, нация не может согласиться с тем чтобы оставаться в рабстве вследствие законов, противоречащих ее подлинным интересам; и эта последняя несправедливость должна вывести ее из дремоты. Стоило ли труда совершать Революцию, чтобы она закончилась таким вот образом? Небо! Какое беззаконие, какая деградация рода человеческого; золото, презренный металл – вот что делает людей тупыми и жестокими. Какое отвращение к богатству должны испытывать истинные патриоты! Они должны пренебрегать им, отталкивать его, опасаться его как незаметного яда, который портит все, чего только касается. Счастье и доблесть можно найти только при среднем достатке. Богатство и доблесть несовместимы, ничто нас в этом так не убеждает как эта революция. Только три депутата, среди которых и Вы, всегда идут дорогой чести, только трое боролись против этого позорного декрета. Что скажут провинции? Я бы хотела чтобы они все без исключения как можно скорее высказали свой протест. Не может быть, чтобы доверие никогда возродилось, чтобы не восстановились порядок и экономия. Имущества церкви будут растрачены; доля определена, двор захватил ее, и наши лучшие депутаты хранят виноватое молчание. Как! Нация назначила представителей главным образом для того чтобы устранить беспорядок в наших финансах, и после восемнадцати месяцев испытаний, вновь открывается пропасть, которая поглотит все наши ресурсы! Какая жестокость заставлять нас томиться столь долго чтобы еще умножить наши несчастья! Я не могу выразить, насколько эта мысль удручает меня. Я уверена, что Вы также как и я ощущаете эти последние удары, нанесенные нашей свободе. Декрет губительный, декрет гнусный, ломающий все надлежащие меры восстановления, разрывающий нежные узы равенства! Бесстыдные люди, допустившие его принятие, если вас когда-нибудь поразят угрызения совести, мы будем достаточно отмщены. Несчастное Отечество!
Возмущение достигло предела. Вот мы и оказались под ярмом тиранов вполне конституционным путем. Ах! оставим этот горестный разговор. Окажите мне честь, сударь, принять приглашение на маленький патриотический обед в начале будущей недели. Выберите день, который Вам более всего подходит, который менее всего нарушит Ваши труды, только предупредите меня за два дня, чтобы я могла известить г-на и г-жу Битобе, которые были бы польщены встречей с Вами. Остаюсь, с чувством уважения и братской признательности по отношению к Вам от всех добрых граждан,
Шалабр.
Тысяча благодарностей за Ваши брошюры.
2 января 1791 г. Робеспьер произнес первую часть великой речи против войны

---

Поздравляю Тессу

Удачи во всем и вдохновения.

---

Не получается сделать крупнее....

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Итак, судить о ней мы должны только на основании писем, которые пропустил Куртуа. «Письма этой дамы, сохраненные для нас, - пишет мсье Амель, - полны дыханием старинной свободы. Она не была республиканкой, подобной Шарлотте Корде, движимой мстительными страстями Немезиды; она скорее спартанка, чье сердце было воспламенено свободой и равенством.» «Спартанка» -это было сильное определение. В реальности содержание писем было немного меньше, чем у мадам Ролан, она меньше заботилась о классических предметах, но была точно так же словоохотлива и педантична в своей бьющей через край лирической и политической манере. Эти письма в целом неизвестны и это большая жалость. Они показывают нам влияние Робеспьера на женщин революции, приведшее автора их к страстной лести, что легко объяснимо, когда мы узнаем о мере влияния на нее Робеспьера. Переписка начинается с письма, стиль которого, вежлив и элегантен, и видно, что это одно из первых писем, адресованных маркизой руководителю, которого она избрала своей совестью в вопросах политики.
Далее текст взят с pylippel.newmail.ru/guests/chalabre.html
Г. Робеспьеру, депутату Учредительного собрания.
26 февраля 1791.
Сходству наших патриотических чувств, сударь, я обязана теми похвалами, с какими Вы ко мне обращаетесь. Здесь вся заслуга принадлежит сердцу, и я горжусь этим. Тщеславие не могло бы обмануть меня, я потеряла бы слишком много. Вы были так любезны прислать мне вместе со своим письмом Ваши превосходные рассуждения о принципах организации суда присяжных. При всей моей слабой просвещенности в этой области, мне кажется, что Вы здесь, как и в других своих речах, приближаетесь к истине; и разве патриот Камилл [Демулен] в своей последней речи не обрисовал со свойственной ему очаровательной естественностью и подлинно оригинальной ясностью особенности Вашего таланта. Полагают, что Вас вдохновляет гений доброго и столь несчастливого Жан-Жака; вы затронули столь деликатную тему; он пролил столько слез читая этот пассаж! Добрый Камилл, Вы достойны того счастья, которое, как я надеюсь, Вы испытываете в его обществе.
Вернемся к политике. Мне кажется, сударь, что Комитеты в целом руководствуются, прежде всего ухищрениями разума – который часто оказывается испорченным, тогда как простые идеи гораздо ближе к природе и к истине. Я надеюсь, что прогресс просвещения позволит лучше узнавать, и день ото дня больше ценить тех, кто, отрешившись от ребяческого тщеславия, способен с подлинным и благородным мужеством преодолеть барьеры предрассудков, чтобы подняться к высотам революции и разума; к сожалению их пока так мало. Несколько дней назад произошли события весьма достойные внимания; льщу себя надеждой, что мы сумеем этим воспользоваться, как и другие. Не будь каждый миг Вашей жизни посвящен спасению нашего дорогого Отечества, мне хотелось бы побеседовать с Вами об этом; но я опасаюсь украсть у него время столь драгоценное. Если бы оказалось возможно примирить эти желания, Вы оказали бы мне большую честь и доставили удовольствие. Не опасайтесь большой и праздной компании: это не в моих обычаях; несколько старинных друзей составляют мое общество; все это добрые патриоты, потому что других я не могла бы уважать. Без уважения не может быть ни удовольствия, ни счастья; и Вы, сударь, добавили бы к этому признательность, которую нельзя не почувствовать. Вы обнаружите ее в наших словах, поскольку она всегда есть в наших сердцах.
Шалабр
Вы одобрите то, что я опускаю сервильную форму обращения.
Второе письмо написано в более живом ключе.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Возможно, что мадам Шалабр была далеко не красива. Ее доктор Тибольт говорит в отчете от 30 плювиоза III года, что он посещал ее примерно двадцать лет и «она страдала от цинги и многих других немощей, которые вызывали его частые визиты». И разве предпочел бы Робеспьер, вокруг которого были юные свежие девушки, наделенные всеми улыбками и обаянием, всеми грациями юности, эту старуху? Если вы говорите, что он был обольщен, скажите также, что у него не было вкуса.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Тьер оценивает роль, играемую мадам Шалабр менее лирично и менее снисходительно. Эта «старая маркиза, согласно ей самой была первой из тех женщин, которые заботились об этом кровавом понтифике, как истинные посвященные. Было высказано несколько смехотворное утверждение, «что она была годна только на то, чтобы держать зеркало в котором он мог видеть свой галстук». Это не совсем тот аспект, в котором ее показывает нам ее переписка. Нет ничего особенно интимного в этих письмах. Это правда, что сохранившиеся до нас письма относятся к началу отношений между членом Конвента и маркизой. Но существует достаточное основание верить, что их переписка продолжалось в том же духе.