Мемуары Вигеля.
Любимым полком императора, коего при отце еще был он шефом. Семеновским полком, командовал генерал-адъютант Яков Алексеевич Потемкин, отлично храбрый офицер, но раздушенный франтик, который туалетом своим едва ли не более занимался, чем службой. Офицеры любили его без памяти, и было за что. В обхождении с ними был он дружественно вежлив и несколько менее взыскателен перед фронтом, чем другие полковые командиры. Дисциплина от того нимало не страдала. При поведении совершенно неукоризненном, общество офицеров этого полка почитало себя образцовым для всей гвардии. Оно составлено было из благовоспитанных молодых людей, принадлежащих к лучшим, известнейшим дворянским фамилиям. Строго соблюдая законы чести, в товарище не потерпели бы они ни малейшего пятна на ней. Сего мало: они не курили табаку, даже между собою не позволяли себе тех отвратительных, непристойных слов, которые сделались принадлежностию военного языка. Если которого из них увидят в Шустерклубе, на балах Крестовского острова или в каком-нибудь другом подозрительном месте, из полку общим приговором был он изринут. Они составляли из себя какой-то рыцарский орден, и все это в подражание венчанному своему шефу. Они видели в себе частицы его самого, мелкую его монету с его изображением, и самое их свободолюбие проистекало из желания ему сколько-нибудь уподобиться. Их пример подействовал и на нижние чины: и простые рядовые возымели высокое мнение о звании телохранителей государевых. Семеновец в обращении с знакомыми между простонародья был несколько надменен и всегда учтив. С такими людьми телесные наказания скоро сделались не нужны: изъявление неудовольствия, строгий взгляд, сердитое слово были достаточными исправительными мерами. Все было облагорожено так, что, право, со стороны любо-дорого было смотреть.
В этом отборном полку примечательны были два брата Муравьевы. Отец их Иван Матвеевич, любезник и красавец времен Екатерины, был двоюродным братом не раз упомянутому Михаилу Никитичу и по жене или по матери вместе с имением принял фамильное имя предка ее, гетмана Даниила Апостола. Великая была в нем способность к изучению языков: он прекрасно, безошибочно говорил на всех европейских и очень хорошо писал по-русски. Умный, но легкомысленный человек, он, кажется, убеждений, собственных мыслей не имел. Таких людей, как он, ныне много, и их можно назвать либеральствующими аристократами. Сперва занимал он должность посланника в Мадриде, а потом, чем-то недовольный, жил долго за границей без службы и в Париже воспитывал двух старших мальчиков своих.
Там набрались они идей, которые так благосклонно были принимаемы в их отечестве, когда они начали ему служить. Старший, Матвей, казался угрюм и, верно, любезность свою берег про приятелей, ибо они одни его без меры восхваляли. Другой, Сергий, был гораздо живее, блистательнее, приманчивее. Оба были идолами полку своего. Воспитанные во Франции, они могли если не основательнее, по крайней мере толковитее говорить о предмете, о коем однополчане их рассуждали, ничего о нем не понимая, и оттого были они оракулами их. Муравьевы-Апостолы, равно как и другие семеновские офицеры, охотно посещали хорошее общество, где были отлично приняты. Понятия, которые имели в большом свете о любезности молодых людей, в последнее время несколько изменились. Быть неутомимым танцовщиком, в разговорах с дамами всегда находить что-нибудь для них приятное, в гостиных при них находиться неотлучно: все это перестало быть необходимостью. Требовалось более ума, знаний; маленькое ораторство начинало заступать место комплиментов. Исполняя часть сих условий, семеновские офицеры продолжали быть развязны, ловки, учтивы и не совсем чуждались танцев. И вот это-то было вовсе не по вкусу их нового бригадного начальника.
И далее.
В первой половине ноября, шедши пешком по Гороховой улице, встретил я Сергея Муравьева с каким-то однополчанином. "Что с вами? -- спросил я его, -- мне кажется, вы нездоровы". -- "Нет, здоров, -- отвечал он, -- только не весел: радоваться нечему". -- "И полноте, -- сказал я, -- скоро царь придет; он не даст детей своих в обиду; потерпите, надейтесь". Грустно взглянув на меня, промолвил он: "Vivere in sperando, morire in cacando" [Жить в надежде -- умереть в говне], -- поклонился и пошел далее. Боюсь, сказал я сам себе, он что-то недоброе замышляет!

@темы: Апостол Сергей

---

Я рассчитываю на мощную поддержку всего духовенства. Но удовольствие от поедания пирога - ничто , если его не едят в хорошей компании; а я наслаждался этим преимуществом. Вчера я удостоился величайшей чести, на которую когда-либо осмеливался надеяться. Я обедал с тремя лейтенантами и сыном судебного пристава; все магистраты окрестных деревень собрались вокруг нашего стола. .Посреди этого сената лейтенант Карвен сиял, как Калипсо среди своих нимф. Ах, если бы вы только видели доброту, с которой он общался с остальной компанией, как обычный смертный, и снисходительность, с которой он оценивал шампанское, налитое для него, его довольное выражение лица, когда он, казалось, улыбался своему отражению в бокале! Я видел это — Я сам! Тем не менее, посмотрите, как трудно угодить человеческому сердцу. Мои желания еще не удовлетворены, и я готовлюсь вернуться в Аррас; увидев вас, я надеюсь испытать более реальное удовольствие, чем те, о которых я говорил. Мы встретимся снова с такой же радостью,, как Улисс и Телемах после двадцатилетней разлуки. Мне будет нетрудно забыть моих судебных приставов и моих лейтенантов.
Каким бы соблазнительным он ни был, позвольте мне заверить вас, сударь, что лейтенант никогда не сможет быть вам равным. Его лицо, даже когда оно приятно покраснело от шампанского, не имеет ничего от того очарования, которым природа одна наделила твое, и общество всех судебных приставов вселенной не смогло бы компенсировать мне потерю твоего общества.
"С самой искренней дружбой я, сударь
ваш нижайший и покорнейший слуга,
"Де Робеспьер.
Гарв (?()
"12 июня 1783 года".
Пройдет двенадцать лет, и эта приятная шутливость изменится; двенадцать лет спустя мы подходим к тому дню, когда Неподкупный с помощью Кутона представил на рассмотрение Конвента свой закон от 22 Прериаля. Между этими двумя датами лежит вся участь Робеспьера.

.

@темы: Robespierre and the women he loved

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Из биографии Сергея Муравьева.
В кругу близких к С. Муравьеву лиц под Бобруйском появился бывший член "Союза благоденствия", капитан 18-го егерского полка Василий Сергеевич Норов. Он поведал С. Муравьеву о своих невзгодах, о том тяжелом последствии, которое имело для нег столкновение с великим князем Николаем Павловичем. Однажды во время смотра будущий император в такой оскорбительной форме сделал вызов Норову, что тот вынужден был вызвать его на дуэль. Николай Павлович, разумеется.... вызова его не принял. Офицеры полка были возмущены поведением великого князяч, поддержали Норова и также как и он подали в отставку. Норов 6 месяцев просидел под арестом, а затем из гвардии был переведен в армию.
Учитывая, что дуэли были запрещены, я слабо понимаю, что должен был делать несчастный Николай... И наказание за такую дерзость, имхо, мягкое

---

Википедия о матери Д' Аламбера
Клодина Александрина Герен де Тансен (фр. Claudine Alexandrine Guérin de Tencin, 1682—1749) — французская писательница, хозяйка литературного салона, куртизанка. Сестра кардинала Тансена, мать математика Д'Аламбера.
Родилась в Гренобле в семье президента парламента. Воспитывалась в монастыре и по желанию родителей стала монахиней, но нарушила обет и в 1712 году получила формальное разрешение папы Климента XI уйти в мир. Стала жить в Париже, была частой гостьей литературного салона маркизы де Ламбер, где царил высокий вкус и благородные почины, и, вскоре, основала свой собственный салон.
От одного выделяющегося из множества других её любовников, австрийского герцога Леопольда Филиппа Аренберга, имела незаконнорождённого сына Жана, который впоследствии стал знаменитым математиком. Её брат Пьер-Поль благодаря её заботам получил мантию кардинала и министерский пост.
В литературном салоне мадам де Тансен, куда перешло большинство посетителей салона маркизы де Ламбер, после смерти последней в 1733 году, бывали Бернар де Фонтенель, Шарль де Монтескьё, Шарль Сен-Пьер, Пьер де Мариво и другие.
Романы мадам де Тансен печальны и камерны, в них мало внешних событий; здесь действуют добродетельные натуры, они до самой смерти верны долгу и любви, которая понимается автором возвышенно и героически.
И о нем самом.
Д’Аламбер был незаконным сыном маркизы де Тансен и, по всей вероятности, австрийского герцога Леопольда Филиппа Аренберга. Вскоре после рождения младенец был подкинут матерью на ступени парижской «Круглой церкви Св. Иоанна[», которая располагалась у северной башни Собора Парижской Богоматери. По обычаю, в честь этой церкви ребёнок был назван Жаном Лероном. Вначале ребёнка поместили в Больницу Подкидышей. Затем доверенное лицо герцога артиллерийский офицер Луи-Камю Детуш, получивший деньги для воспитания мальчика, устроил его в семье стекольщика Руссо

@темы: энциклопедисты

---

Эней, который был чрезвычайно добросердечен; Гелен, лучший троянец в мире;и Андромаха, любящая жена Гектора, пролившие много слез, дали волю многим зрелищам по этому поводу. Я готов поверить
, что их переживания были не меньшими, чем наши; но после Гелена, Энея, Андромахи и нас самих, пусть другие бросают свои начинания (???).С момента нашего приезда каждое мгновение было отдано удовольствию. С прошлой субботы я
ем пироги сколько душе угодно. Судьба распорядилась так, что моя кровать должна быть поставлена в комнате, которая является кладовой для выпечки. Таким образом, я был подвержен искушению есть всю ночь, но я считал, что это здорово
- обуздывать свои страсти, и я спал в окружении этих соблазнительных предметов.Это правда, что я компенсировал это долгое воздержание в течение дня.
Хвала тебе, о ты, кто ловкою рукой
Из теста сдобного пирог слепил впервой,
И смертным подарил изысканное блюдо.
Но грубый род людской заслуги помнит худо.
Забвеньем награжден твой драгоценный дар;
На сотнях алтарей от жертв клубится пар
И статуи богов зрят волны фимиама,
А сладких тест творец неудостоен храма,
Хотя какой сравниться может бог
С великим гением, измыслившим пирог.
www.robespierre-m.narod.ru/byMax.htm
Из всей неблагодарности, в которой человечество было повинно по отношению к своим благодетелям, этот признак неблагодарности кажется мне самым отвратительным. Искупить это выпало уроженцам Артуа; по мнению всей Европы, они лучше, чем кто-либо в мире, знают цену пирогу. Их слава требует, чтобы они построили храм изобретателю пирогов. Я скажу вам конфиденциально, что у меня есть план для этой цели, который я намерен предложить штатам Артуа.

@темы: Robespierre and the women he loved

---

В воскресенье смотрела в Щепкинском училище замечательную пьесу "Безымянная звезда" Михаила Себастья́на. Ту самую, по которой был снят фильм. В субботу иду туда же на "Грозу". А в воскресенье на концерт в дом Ученых. Послушаю романсы.
Перечитываю Агату Кристи. Мой любимый автор детективов. Я у нее уже все прочитала, а кое-что и по два-три раза.
Регулярно хожу в Ленинку и сижу там в интернете. Читаю биографии Вольтера Длугач, ДАламбера Литвиновой, Сергея Муравьева некого Берсенева и перечитываю "Монахиню" Дидро. Потом планирую взяться за "Племянника Рамо" .

@темы: личное

---

Мысловский о Сергее Муравьеве.
Когда вхожу в каземат Сергея Ивановича, то мной овладевает такое чувство благоговения, как при вшествии в алтарь перед божественной службой1
Фонвизин, декабрист.
Возвышенный и чистый характер С. Муравьева. светлый и образованный ум. глубокая религиозность, нежное расположение к людям, - все эти прекрасные свойства приобрели ему всеобщее уважение и любовь всех знавших его.

@темы: Апостол Сергей

---

При виде этой счастливой земли мы все испустили крик, подобный тому, который вырвался у троянских беженцев при виде берегов Италии после падения Илиона. Жители деревни оказали нам радушный прием, который компенсировал нам равнодушие привратников Молена. Граждане всех сословий проявляли приятное волнение, увидев нас; сапожник с шилом в руке остановился, протыкая подошву, чтобы неторопливо посмотреть на нас ; цирюльник с бритвой в руке оставил наполовину выбритого мужчину, чтобы побежать нам навстречу; кухарка рисковала поджечь свои пироги, чтобы удовлетворить свое любопытство. Я видел , как три сплетницы прервали свой разговор, чтобы подлететь к окну; на самом деле, во время нашего короткого путешествия по городу — увы, слишком короткого! — нашему самолюбию польстило то, что мы увидели много людей, интересующихся нами. - Как приятно путешествовать, -подумал я! - как верно, что нет пророка в своем отчестве! У ворот нашего собственного города нам ведут счет (???); на расстоянии шести миль мы становимся приманкой для любопытства публики. Я был погружен в эти мудрые размышления, когда мы добрались до дома, который был нашей целью. Я не стану описывать наш восторг, когда мы бросились друг другу на шею; это зрелище тронуло бы вас до слез.. Во всей истории я знаю только одну сцену, которая могла бы сравниться с ней, — это когда Эней, после падения Трои, достиг Эпира со своим флотом. Он нашел там Елену и Андромаху, которых судьба посадила на трон Пирра. Говорят, что встреча была очень нежной. Я в этом не сомневаюсь.

@темы: Robespierre and the women he loved

---

Давно не писала ничего о декабристах.... Проблема в том, что я и после 20 лет увлечения ими и курсовой на 3 курсе по восстанию Черниговского полка маловато о них знаю... Не могу написать ничего такого. что не было известно всем, увлекающимся этой темой....

---

Пока остальная компания завтракала, я сбежал и взобрался на холм, на котором воздвигнуто распятие, откуда с чувством умиления и восхищения мои глаза блуждали по той обширной равнине, где в возрасте двадцати лет Конде одержал эту знаменитую победу над испанцами, которая спасла нашу страну. Но мой интерес пробудило еще более увлекательное зрелище - Отель де Вилль. Он не примечателен ни размерами, ни великолепием; тем не менее он заслужил право вызывать у меня живейший интерес. Это скромное здание, сказал я , глядя на него, является святилищем, где мэр Т , в парике, держащий весы Фемиды в руке, прежде имел обыкновение беспристрастно взвешивать . претензии своих сограждан.
Распорядитель правосудия и любимый ученик Эскулапа, после оглашения приговора он назначал какое-нибудь медицинское средство. Преступник и пациент трепетали перед ним, и этот великий человек в силу своего двойного титула пользовался самой обширной властью , какую когда-либо имел человек над своими соотечественниками. В своем энтузиазме я не знал покоя, пока не проник внутрь отеля де Вилль. Я хотел увидеть зал суда; я хотел увидеть скамьи, на которых сидят олдермены. По моему желанию швейцара искали по всему городу; он пришел, открыл дверь, и я ворвался в зал суда. Охваченный религиозным благоговением, я упал на колени в этом величественном храме; в экстазе я поцеловал сиденье, на которое раньше давил зад великого Т.Это было так, как Александр пал ниц перед могилой Ахилла, как Цезарь отдал дань уважения памятнику, содержащему прах завоевателя Азии. Мы вернулись в экипаж. Едва я уселся на свою охапку соломы, как в поле зрения появился Карвинг

@темы: Robespierre and the women he loved

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Из записок княгини Дашковой
В Париже я находилась не более трех недель, жила вдали от света, занятая обозрением церквей, монастырей, статуй, картинных галерей и вообще всех памятников искусства. Я избегала всяких знакомств, исключая знаменитого Дидро. В театры я являлась так, чтобы не быть замеченной, одетой в изношенное черное платье, старомодный чепчик, и садилась среди народа в партере.
Одним вечером, почти перед самым отъездом из Парижа, я сидела наедине с Дидро, когда служанка доложила о мадам Неккер и Жофрэнь. Дидро с его обычной живостью, не дав мне произнести ни одного слова, приказал отказать.
"Но, -- сказала я, -- мадам Неккер моя знакомая, а Жофрэнь переписывается с русской императрицей, и потому я была бы очень рада познакомиться с ней".
"Да ведь вы уверяли меня, -- продолжал Дидро, -- что не более двух или трех дней останетесь в Париже! Поэтому она увидит вас два или три раза, никак не больше, и, следовательно, характера вашего не узнает. Нет, я не хочу, чтобы мой идол был предан злословию. Если бы вы прожили здесь два или три месяца, я первый бы познакомил вас с мадам Жофрэнь -- она превосходная женщина, но, будучи трубой Парижа, она затрубит о вашем характере, не узнав его хорошенько, на что я вовсе не согласен".
Убежденная замечанием Дидро, я велела девушке сказать, что я нездорова. Этого, однако, было мало. На другое утро я получила от Неккер записку; она писала о страстном желании ее друга увидеть меня и познакомиться с той личностью, о которой она составила самое высокое понятие. Я отвечала, что мое болезненное состояние лишает меня удовольствия принять их, тем более что я хотела бы сохранить их лестное мнение о себе и не потерять нежного пристрастия к моей особе.
Вследствие этого я была вынуждена просидеть весь день дома и послала карету за Дидро. После утренних прогулок, от восьми до трех часов пополудни, я обычно сама подъезжала к его двери и брала его с собой обедать, заговариваясь с ним иногда за полночь.
Однажды, мне помнится, мы коснулись в разговоре крепостного состояния в России. "Вы знаете, -- сказала я, -- что у меня не рабская душа; следовательно, я не могу быть и тираном. Поэтому я имею некоторое право на ваше доверие относительно этого вопроса. О свободе наших крестьян я некогда рассуждала с вами, и потому старалась по возможности облегчить положение моих мужиков, предоставив им побольше воли. Но опыт доказал, что там, где прекращается над ними власть помещика, начинается произвол правительства, или, лучше сказать, самоуправство мелкого чиновника, который под маской службы позволяет себе и грабить и развращать их. Богатство и счастье крепостных людей составляют един ственный источник нашего собственного благосостояния и материальной прибыли; при такой аксиоме надо быть дураком, чтобы истощать родник личного нашего интереса. Помещики образуют переходную власть между престолом и крепостным сословием, и потому для нас выгодно защищать последнее от хищного произвола провинциальных начальников".
"Но, княгиня, -- возразил Дидро, -- вы не можете оспаривать меня в том, что свобода необходима их образованию и развитию промышленных сил".
"Если бы государь, разбив цепи, приковывающие крепостных к их помещикам, в то же время ослабил кандалы, наложенные его деспотической волей на дворянское сословие, я первая бы подписала этот договор своей собственной кровью. Но вы извините меня, если я замечу, что вы смешиваете действие с причиной: образование ведет за собой свободу, а не свобода творит образование, первое без второй никогда не породят анархию и возмущения. Когда низшие классы моих соотечественников будут просвещены, тогда они сами захотят быть свободными, потому что поймут, как надо пользоваться свободой без вреда для других и плодами ее, столь необходимыми каждому цивилизованному обществу".
"Вы отлично доказываете, милая княгиня, но я еще далеко не убежден".
"В наших основных законах, -- продолжала я, -- существуют некоторые гарантии против тиранства помещиков, хотя Петр I уничтожил многие из них и между прочим главную оборону бедного крестьянина -- жаловаться на своего владетеля. Впрочем, в настоящее царствование губернатор с согласия маршала и дворянского предводителя может наказать жестокого помещика, лишая его власти управления и отдавая его имение под опеку другого лица, избранного самими же дворянами. Этот предмет сильно занимал мою мысль, и я могу объяснить его следующим примером. Представьте себе слепца, лежащего на скале, висящей над бездной: естественный недостаток лишает его возможности видеть всю опасность его положения, но он может пользоваться благом других чувств -- он весел, он ест, пьет, спит, слушает чириканье птиц и сам поет в минуты бессознательного самодовольства. Но вдруг является окулист и, не освободив его от прежнего положения, снимает с его глаз повязку. Что должно последовать затем? Поток открытого света только должен увеличить несчастье прозревшего слепца; он перестанет есть, пить или спать и весь погрузится в созерцание окружающей его пропасти, которой избежать ему невозможно. На некоторое время он забудется, а потом, в цвете сил, предастся отчаянию".
Дидро по какому-то механическому движению вскочил с кресел, пораженный меткостью моего объяснения. Он быстро заходил по комнате и в припадке страстного увлечения произнес: "Вы удивительная женщина! Вы разом опрокинули все мои идеи, которые я лелеял двенадцать лет". Это истинная характеристика Дидро, которому я не переставала удивляться даже в бурных порывах его пламенной природы.
Искренность и теплота его сердца, блеск гения, вместе с его вниманием и уважением ко мне, привязали меня к этому человеку на всю жизнь, и даже в настоящую минуту я свято чту его память. Мир не сумел оценить достойно этого необыкновенного человека. Простота и правда наполняли каждое его действие, и главная задача всей его жизни состояла в том, чтобы содействовать благу своих ближних. Если он иногда и увлекался заблуждениями, но никогда не шел против своих убеждений. Впрочем, не мне превозносить его редкие качества; это было делом более достойных его почитателей.
В один вечер, также в присутствии Дидро, мне доложили о Рюльере. Этот господин состоял в миссии барона Бретёля в Петербурге, где я часто видела его как у себя, так и в доме Каменской.
Я изъявила желание принять его, но Дидро, схватив меня за руку, с необыкновенным жаром сказал: "Одну минуту, княгиня: позвольте мне узнать, думаете ли вы возвратиться в Россию, когда кончится ваше путешествие?"
"Но что за вопрос! -- сказала я. -- Неужели вы считаете меня вправе лишать моих детей Отечества?"
"В таком случае не пускайте Рюльера, а почему -- я скажу вам потом".
Это движение было таким живым и искренним, что я невольно повиновалась ему и немедленно приказала отказать очень любезному знакомому, вполне полагаясь на предусмотрительность Дидро.
"Вы разве не знаете, -- продолжал он, -- что Рюльер написал мемуары о русской революции?"
"Нет, -- отвечала я. -- Но если это так, то тем больше вы подстрекаете мое желание видеть его".
"Я расскажу вам, -- сказал Дидро, -- содержание их. Вы представлены во всей прелести ваших талантов, в полной красе женского пола. Но императрица обрисована совершенно в ином свете, как и польский король, с которым связь Екатерины раскрыта до последней подробности. Вследствие этого императрица поручила Бецкому и вашему уполномоченному князю Голицыну перекупить это сочинение. Торг, однако, так глупо был поведен, что Рюльер успел сделать три копии своего сочинения и одну передать в кабинет иностранных дел, другую -- в библиотеку мадам де Граммом, а третью преподнес парижскому архиепископу. После этой неудачи Екатерина поручила мне заключить условие с Рюльером, но все, что я мог сделать, -- взять с него обещание не издавать этих записок во время жизни как автора, так и государыни. Теперь вы видите, что ваш прием, сделанный Рюльеру, придал бы авторитета его книге, в высшей степени противной императрице, тем более, что ее уже читали у мадам Жофрэнь, у которой собираются все наши знаменитости, все замечательные иностранцы, и, следовательно, эта книга уже в полном ходу. Это, впрочем, не мешает мадам Жофрэнь быть другом Понятовского, которого она во время пребывания его в Париже осыпала всевозможными ласками и потом писала ему как своему любимому сыну".
"Но как же это согласуется со здравым смыслом?" -- спросила я.
"Что касается этого, -- отвечал Дидро, -- мы во Франции мало заботимся о том, думаем и действуем под влиянием минутных впечатлений. Нашего легкомыслия не исправляет ни старость, ни продолжительные опыты жизни".
После этого Рюльер еше два раза толкнулся в мои двери, но его не пустили. Меня глубоко тронула эта искренняя дружба Дидро, и она не осталась без хороших последствий, когда я по прошествии пятнадцати месяцев возвратилась в Петербург. Здесь я узнала от одного лица, некогда обязанного мне моей услугой и близкого Федору Орлову, что Дидро по отъезде моем из Парижа писал императрице. Он превознес до небес мою преданность ей, упомянув и о том, что я решительно отказалась принять Рюльера и тем уронила авторитет его книги гораздо ниже, чем он упал бы от критики десяти Вольтеров или пятнадцати бедных Дидро. Он даже не заикнулся мне о своем намерении уведомить императрицу, руководствуясь единственно своей прозорливостью и дружбой ко мне. Я никогда не перестану вспоминать с величайшей признательностью этот деликатный поступок.

@темы: энциклопедисты

---

Она была украшена тканью ослепительной белизны, кусочек которой парил в воздухе, забава для зефиров; так мы прошли перед поднявшимися на рассвете привратниками. Вы можете быть уверены, что я не преминул посмотреть на них; я хотел посмотреть, не опровергнут ли эти Аргусы с фермы свою старую репутацию вежливых людей; я осмелился надеяться, что смогу превзойти их в вежливости, если это будет возможно. Я высунулся из кареты; я снял новую шляпу, которая покрывала мою голову; я приветствовал их милостивой улыбкой; я рассчитывал на достойный ответ. Поверите ли, эти привратники, неподвижные, как придорожные боги у дверей своей хижины, смотрели на меня неподвижным взглядом и не ответили на мой поклон! Мое самолюбие всегда было чрезмерным; этот презрительный взгляд задел меня за живое; остаток дня я был в отвратительном настроении. Тем временем наши кони несли нас с неописуемой скоростью. Они, казалось, были полны решимости оспорить пальму первенства в скорости у коней солнца, которые пролетали над нашими головами, как я бросил вызов из вежливости стражам ворот Молена. Одним прыжком они пересекли предместье Сен-Катрин; другой прыжок и мы были в Ленсе, где сделали короткую остановку, которой я воспользовался, чтобы полюбоваться красотами, которые город предлагает для любознательного путешественника.

@темы: Robespierre and the women he loved

---

Иду сегодня в Иллюзион смотреть "Черная кошка и белый кот".

@темы: личное

---

Кондорсе приветствует будущего Павла Первого.
Время не изгладило из нашей памяти тот день, когда Академия впервые увидела в стенах своих государя (Петра Первого), принимавшего участие в заседаниях и с живым интересом слушавшего доклады о трудах Академии; но воспоминание об этих событиях нам особенно дорого в настоящий момент, когда мы видим перед собой правнука этого государя через 65 лет занимающим то же место. Русский царь первый из коронованных особ принял скромное звание академика. Он не только его принял, но и заслужил, прислав Академии свой мемуар о географии Каспийского моря. Пределы Европы раздвинулись в царствование этого государя; науки проникли в новую империю. Эта эпоха столь важного переворота в России ознаменовалась также счастливым преобразованием в европейской науке. Русский царь показал пример того, как следует относиться государю к просвещению своих подданных. Этот пример как нельзя лучше отозвался на состоянии наук.

@темы: Кондорсе

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сударыня, нет удовольствий, которые были бы отрадны, если они не разделяются нашими друзьями. Поэтому я собираюсь описать вам те, которыми я наслаждался в последнее время.Не ждите, что я дам вам отчет о своих путешествиях; такого рода работы были так невероятно размножены, что публика должна пресытиться. Я знаю автора, который отправился в пятимильное путешествие и прославил его в стихах и прозе. Что такое такое предприятие по сравнению с тем, что предпринял я! Я пробежал не только пять миль, но и шесть, и шесть добрых миль — настолько добрых, что, по мнению уроженцев этой страны, они равны семи обычным милям. Тем не менее я не скажу вам ни слова о своем путешествии.Мне жаль вас, вы будете в проигрыше. Я мог бы рассказать вам о захватывающих приключениях, о тех, в сравнении с которыми Улисс и Телемах - ничто. Было пять часов утра, когда мы выехали; наша колесница выехала из ворот города Арраса) точно в тот же момент, когда солнечная колесница возникла из недр океана.

@темы: Robespierre and the women he loved

---

Его поэтические произведения немногочисленны. Кроме "Платка проповедника", не опубликованного и спрятанного в каком-то сборнике рукописей, известны все его стихи. Некоторые из опубликованных работ сомнительной подлинности,
другие откровенно апокрифичны. Шарлотта приводит в своих мемуарах фрагмент одного из стихотворений Робеспьера, которое, судя по пяти строкам, которые она приводит по памяти, было написано в серьезном и возвышенным стиле:
Кто праведен – идет в последний путь страданья,
Однако не страшусь, что смертный час грядет.
Пусть так – но как стерпеть, что торжествует злоба,
Что нестерпимее, чем быть у края гроба
Столь ненавидимым – и сгинуть за народ.
www.robespierre-m.narod.ru/byMax.htm
Пророческий характер этих строк может заставить кого-то усомниться в их подлинности, но мы не имеем права сомневаться в словах Шарлотты Робеспьер. Эти пять строк ничего не добавляют к славе великого якобинца, но его игривый и знакомый стиль вновь проявляется в следующем письме, которое дает нам еще один образец легкомысленного жанра. Это действительно игривый Робеспьер 1783 года, который проявляется в этом письме, проливая новый свет на портрет человека того времени, странный контраст с Робеспьером того темного, кроваво-красного периода террора. Документ это важен для исследования его прекрасной и сентиментальной юности, озаренной мимолетным светом любви

@темы: Robespierre and the women he loved

---

Кондорсе боится. что его дочь может остаться круглой сиротой.
Тогда Элиза должна будет считать г-жу Вернэ (женщину у которой скрывался Кондорсе) своей второй матерью; под руководством этой превосходной женщины она выучится женским рукоделиям. рисованию, живописи и гравированию, - искусствам необходимым для обеспечения безбедного существования без непосильного труда и без унижения. В случае необходимости Элиза должна искать покровительства в Англии, у лордов Стангона и Дира, или в Америке у Баха, внука Франклина, и у Джефферсона. Поэтому ей необходимо познакомиться с английским языком. Впрочем, все зависит от последней воли ее матери. Когда настанет время, пусть прочтут Элизе наставления ее отца, но постараются уничтожить в ней всякое чувство ненависти и мести к врагам отца: от этих чувств она должна навсегда отказаться в память того. кто никогда не питал их сам.

@темы: Кондорсе