Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Есть во мне страсть к мазохизму... выражающаяся, например, в чтении Бретона. www.ladylib.net/fb/php/breton_gi_kogda_lyubov_b...
«Склонившись к нему на плечо, — пишет Флери, — она наблюдала, как он пишет, размышляет, крутит между пальцами перо. Когда Камилл заканчивал статью, Люснль просила прочесть ее вслух. Смех жены, ее забавные комментарии только подогревали пыл Камилла.
В этой счастливой семье, а они были по-настоящему счастливы, была тысяча ссор и примирений, миллион пощечин и столько же поцелуев. Иногда Люсиль приводила мужа в бешенство. Она дулась, иногда устраивала громкие скандалы или, чтобы позлить Камилла, гоняла любимую кошку по клавишам пианино"
Перевод будет завтра. Желающие могу пока прочесть, как обошелся Сен-Жюст с присланной ему брошюрой.Ссылку мне скинула[J] EleonoreD[/J]
pylippel.newmail.ru/documents/adresse.html

---

К счастью, Сен-Жюст был вполне высок в интеллектуальном плане и это помогло. Любопытный случай дал ему возможность, за которую он жадно ухватился. Некоторые консервативный члены Национального Собрания протестовали против недавнего декрета, отказывающего Католической Церкви в праве быть государственной религией. Упаковка, содержащая тридцать копий этого протеста была послана Сен-Жюсту каким-то неудачливым человеком, который, вероятно, знал его только как местечкового лидера, не позаботившись выяснить его убеждения.

@темы: кертис, сен-жюст

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Нельзя отрицать, что он жаждал шансов проявить свое непреходящее чувство власти(?) . Шансы получить известность не часто появлялись в Блеранкуре; на таком низком пьедестале нужно было стоять на цыпочках, чтобы вообще быть увиденным над толпой теми в Париже, чьего внимания так страстно хотелось.

@темы: кертис, сен-жюст

---

Отдыхаю душой, читая детективчики Дика Фрэнсиса. Гарантированно хороший конец и герой практически обязательно обретает любовь всей своей жизни, (а еще его хоть раз, но изобьют, или, на крайний случай, он пару раз упадет с лошади на скачках). Умилительные они

@темы: личное

---

Теперь я постоянно забываю дома Кертиса и конца этому безобразию не предвидется. Так что переходим к Камиллу Демулену.
Кроме того, значение, придаваемое в даваемом образовании почитанию католической традиции остужало энтузиазм, которое ежедневное "общение" с героями античности, должно было возбудить в юных умах. (далее предложение. которого я не понимаю). При успехе прославления общества в лице правления колледжа, университет не знал, как избежать ловушки.Спарта и Рим, которых слишком часто восхваляли, отобрали у Франции первенство в любви учеников. Сам Камилл писал: "Нас образовывали со страстью к республике, чтобы жить в унижении при монархии, под правлением Клавдиев и Вителлиев."

@темы: ленотр, камилл

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Все еще существовало искушение испытать себя в деревенских делах, однако, Сен-Жюст прежде созрел до государственной службы. Избиратели дистрикта Шони встерились в Блеранкуре, в мае 1790 г., чтобы избрать судей, но беспорядки заставили перенести встречу в Шони. Сен-Жюст. который там не присутствовал, писал своему другу Тюилье в этой повелительной манере. "Ты без отсрочки внесешь обращение к Департаменту, требующее, чтобы следующая сессия проходила в Блеранкуре. Ты найдешь его готовым сразу по прочтению сего и оно будет у тебя, подписанное вместе с копией. Вот оно, тебе не надо писать его самому".
Несомненно, Сен-Жюст ощущал все сильнее и сильнее божественное право и отсветственность лидерства.

@темы: кертис, сен-жюст

---

Поисковые фразы: "влюбилась в сен-жюста" - понимаю, сочувствую, время лечит (иногда). И, спасибо тому же Сен-Жюсту с его "Органтом", у меня ищут "изнасилования монахинь".

@темы: бред

---

Подписалась на сообщество по "Мизераблям". Ничего так тексты попадаются. С юмором.la-masure-gorbeau.diary.ru/p188477365.htm

@темы: дебри интернета

---

Карлейль
И это при всем при том, что Людовик (Пятнадцатый) в какой-то мере обладал даром прозорливости. Запомнила ведь ужинавшая с ним шлюха,(О!) как он сказал о человеке, вновь назначенном на пост морского министра и обещавшем, что теперь наступит новая эра: "Вот и этот тоже разложил товар и обещает все изменить чудесным образом, но ничего чудесного не произойдет, потому что он ничего не знает в своей области - он все это навоображал". Или вот еще: "Я слышал такие речи уже раз двадцать. Убежден, что у Франции никогда не будет флота".
А флот английский во времена ВФР явно очень мешал французам спокойно жить и воевать.Все это прекрасно. Но возникает вопрос: как быть с селитрой? Нарушенная торговля и английский флот прекратили доставку селитры, а без селитры нет пороха.

---

Пошла с утра в банк, по этому поводу встала рано и забыла Кертиса. Продолжается перевод о Камилле.
Двое других сыновей и две дочери увеличили семью и ее расходы. Так что для того. чтобы немного облегчить семейный бюджет, отец ходатайстовал о стипендии для старшего сына в колледже Луи-ле -Гранд и получил ее, и одним октябрьским утром дилижанс из (?) Нойона взял с собой пустячный багаж - ребенка, местом назначения которого был Париж. Имя мальчика было Камилл Демулен.
С запрещением Ордена иезуитов единственное возрождение его (??) случилось в Луи-де-Гранд, в духе даваемого им образования. Под их руководством греческие и латинские классики ставились в пример, как образцы с чисто эстетической точки зрения, продемонстрированной в выражениях и формах.

@темы: ленотр, камилл

---

Вики пишет (а стоит ли ей верить ) Перед началом Революции (1789) этот флот был упразднён и заменён современным французским флотом (?). Большинство офицерского корпуса и подготовленных кадров артиллеристов погибли во время Террора.< если в это поверить - зачем?! якобинцам разрушать собственные вооруженные силы. После того как они таки обновили флот.Еще, Тарле . В 1792—1793 гг. обнаружился полнейший упадок французского флота и невозможность, по крайней мере в ближайшие годы, ждать его полного возрождения, так как все силы и средства французского народа должны были обратиться на дело сухопутной обороны от интервентов. Логично..

---

Еду в деревню в город Голицыно, к дедушке,появлюсь верней всего не раньше понедельника. В понедельник буду разбираться с историей французского флота по мере моих весьма скромных способностей. И переводить, конечно же (опять Кертиса).

@темы: личное

---

Кертиса я забыла дома, так что возвращаюсь к моему "витиеватому" переводу.
Будущее этого честного магистрата имело ограниченный, хотя для него и достаточно протяженный горизонт (?), поскольку он был человек спокойный и не амбициозный, его единственной целью было добросовестно выполнять свои достопочтенные обязанности, воспитывать своих детей в почтении к старой Франции и благочестивым семейным воспоминаниям, и приготовить их к жизни столь же спокойной и приятной, как его собственная.В конце 1758 г. он женился на молодой леди из Wiege, находящегося (?) примерно в пяти милях от Гизы (?), которая принесла ему небольшое приданое. 2 марта 1760 г. был рожден сын, крещенный, как Люций Симплиций Камилл Бенуа.

@темы: ленотр, камилл

---

Сегодня был день библиотекаря, в честь него мы (встав в 6 утра) поехали смотреть Бородинский музей-заповедник. Как не стыдно, я была там в первый раз. Военная история - это совершенно не мое, но. конечно. все понравилось, не могло не понравиться. Теперь уставшая очень, да и pdf с этого компьютера. подозреваю. не открывается. Завтра тоже буду занята, но надеюсь выйти в сеть с продолжением из Кертиса, а потом с чистой совестью пропасть на все выходные - еду к дедушке.

@темы: личное

---

Это не стоило того, чтобы из-за него переживать.

запись создана: 22.05.2013 в 13:43

---

Кто подзабыл Бунина...
Ленотр, которому при жизни следовало бы поставить памятник за его труды по истории французской революции и развенчание многих «великанов и славных вождей» ее, не пощадил и Камилла Демулена. При всей своей мягкости, жестокая вещь его очерк о нем!

Демулен родился и рос в благочестивой и патриархальной провинции, «в одном из благопристойнейших городов, где жизнь протекала без всяких событий и потрясений, где жили дешево и просто, сытно и беззаботно». Демулен был сын скромного судьи, человека во всех отношениях невидного, хотя и почтенного, верного слуги своего короля. Что же толкнуло его на революционные пути? И как случилось, что имя этого заики славно и доныне?

Родился он в 1760 году, в Гизе. Учиться его отвезли в Париж: «чтобы хотя немного облегчить свой весьма ограниченный бюджет, судья выхлопотал для своего первенца стипендию в колледже Людовика Великого». И вот первое, что способствовало революционной судьбе Камилла: схоластика, царствовавшая в те времена в воспитании и часто на всю жизнь отравлявшая людей лживыми, выдуманными чувствами и мыслями. Демулен сам признавался:

- Нас воспитывали в благопочитании античных героев республики... Проникаясь восторгом перед Капитолием, мы не могли не почувствовать ужаса перед версальскими людоедами...

Последняя фраза замечательна по своей напыщенной пошлости. Но ведь есть и некоторое извинение ей. Справедливо восклицает Ленотр:

- Невозможно и определить, какая доля ответственности падает на тогдашнее легкомысленное преклонение перед античным миром в создании психики людей революции! Эти господа судили не Людовика XVI, а древнего «тирана». Они подражали диким добродетелям Брута и Катона. Человеческая жизнь не в праве была рассчитывать на милость этих классиков, привыкших к языческим гекатомбам. Член конвента Жавог, гулявший по улице голым, пренаивно считал себя за истинно античного человека...

Думаю, что Жавог был большой болван и далеко не наивный прохвост. И все- таки в общем Ленотр прав: всякое время имеет свою заразу. В 1789 году Демулен писал отцу:

- Вы угадали, что я буду римлянином, окрестив меня Люцием, Сульпицием, Камиллом, - вы напророчили...

Конечно, строки эти были необыкновенно глупы и смехотворны, и тем более, что было Демулену в ту пору уже двадцать девять лет и одержим он был тогда далеко не римскими мечтами. И все же есть даже и тут доля непроизвольного, заразы.

А заразился, он, повторяю, рано. Приехав в родное захолустье на первые каникулы, Камилл уже привез ее с собой: он горячо и без умолку говорил о Цицероне, о смерти Гракхов, осыпал проклятиями память сиракузского «тирана». В следующем году пыл его возрос еще больше: он поднимал такой гвалт в доме, восхваляя блага свободы и понося деспотизм, что однажды некий важный гость, приехавший к судье по делу, «сгреб мальчишку за уши и вышвырнул его за дверь». Так и пошло: «Все больше и больше влюбленный в Афины и в Спарту приезжал он домой на каникулы и с великим презрением осмеивал провинциальные нравы... А однажды на одном званом обеде дошел даже до того, что вскочил на стол, давя фарфор и хрусталь, и стал орать, призывать к оружию, к восстанию...» Что было в этой театральной выходке? Конечно, была и доля искренности, хотя и весьма низкого свойства: Камилл был заика, безобразен лицом, нищ, честолюбив, жаден до благ земных, «сладкоморд», как говорят русские мужики.

«Львенок томился тоской по арене...» А арена эта была Париж, который «он уже любил и желал завоевать». И вот кончив курс и заручившись адвокатским дипломом, Демулен «кинулся в водоворот парижской жизни». Но борьба за существование оказалась в этом водовороте столь трудна и жестока, что Демулен впоследствии никогда не проговаривался о том, что пришлось испытать ему, и его биографы поневоле очень скупы в своих сведениях насчет его парижской жизни с 1784 по 1789 год, когда политическая случайность сделала из него демагогического журналиста. Сохранилось, однако, несколько его писем к отцу, и они неопровержимо доказывают то, о чем так упорно молчал впоследствии этот до безумия самолюбивый, до сумасшествия стыдившийся нищеты революционер и римлянин.

Жил он эти пять лет то у отца на хлебах, то в Париже, - почти без всяких хлебов, конечно. Тут он порой выступал в судах. Но много ли было этих выступлений? «Без всяких связей, с отталкивающей внешностью, с трудом подбиравший слова и оттого еще более заикавшийся, начинавший всякую фразу с мычания, с нечленораздельных звуков, он должен был фатально пребывать в безымянной толпе адвокатов без дел. А отец, и сам бывший всегда в стесненном положении и совсем не одобрявший ни образа его мыслей, ни его праздной жизни, - чем мог помочь ему отец? И вот, чтобы не умереть с голоду, Камиллу приходилось переписывать кое-какие судейские бумаги, а когда не было переписки, - ехал подкармливаться на родину или же писал отчаянные письма к отцу...»

Жил он тогда по соседству с домом одного богатого буржуа и частенько заглядывал в него из своей мансарды, любуясь играми и смехом милой белокурой девочки, тринадцатилетней дочки хозяина. «Она являлась единственным светлым лучом в мрачной жизни этого бродяги, скептика, не видящего впереди никакой цели существования, чувствующего себя безобразным и старым, несмотря на свои двадцать пять лет... Он мечтал о недоступном ему семейном счастье, о заповедных для него тихих радостях... Он все, все готов был отдать за то, чтобы быть красивым, родовитым, богатым, его охватывала ненависть к существующему социальному строю, в нем просыпался бунтовщик, он сжимал кулаки с бешенством нищего, безработного...»

Созыв Генеральных Штатов окрылил его. Он почувствовал, что час его настает. Он мчится в родной Гиз, мечтая попасть в избиратели, добивается, что его вносят в списки, молит отца собирать голоса в его пользу, ведь он, Камилл, весь пылает беззаветной любовью к народу. Но отец отказывается от всякого вмешательства в политику, и Камилл проваливается. С сокрушенным сердцем возвращается он в Париж, полный ненависти к согражданам, «этим антиподам философии и патриотизма», которые, конечно, были бы совсем иными, если бы выбрали его, и с лютой завистью к своему школьному товарищу Робеспьеру, которого послал своим депутатом Аррас, и опять изливает свои горести в письмах к отцу.

Эти письма изумительны по своей наивности, говорит Ленотр. Он рассказывает в них о своем невероятном пролазничестве, о тех трудах, кои он превозмог, чтобы обратить на себя внимание. Он признается в своем тщеславии и чревоугодии, - он таки-любил покушать, этот «философ», патриот, римлянин! Он втерся к Мирабо, поселился у него в Версале и пишет: «Мы сделались большими друзьями... Мы обедаем в изысканном обществе... Иногда мы пьем у его любовницы старые вина... Собственный стол его обилен, тонок... Мне придется употребить большие усилия, чтобы снова стать суровым республиканцем и возбуждать ненависть к аристократам...»

А затем события пошли с головокружительной быстротой, и знаменитая сцена в Пале-Рояле сразу выдвинула Демулена в первые и наиболее славные ряды заклятых врагов короля и друзей народа.

«У него было многое, чтобы нравиться парижской толпе: талант к театральным, площадным эффектам, смелое зубоскальство, язвительность... Вот он вскакивает в Пале-Рояле на стол, возвещая этой толпе бездельников об отставке Неккера, выхватывает из кармана пистолет, мечет громы и молнии на головы воображаемых шпионов, кричит о набате Варфоломеевской ночи... И Париж засыпает под гул восстания, которое не утихает затем целых 7 лет, а Демулен возвращается в свою каморку знаменитым...»

Успех его особенно окреп после того, как он выпустил свои памфлеты: «Освобожденная Франция», «Речи к парижанам у фонаря», полные лести и гаерства перед чернью. «Он мечет стрелы, он бьет по дворянам, по священникам, по раненым, по мертвым... Ему все равно, сохраняет ли достоинство его перо, - лишь бы о нем говорили!» И о нем говорят. Но материальные делишки его все еще из рук вон плохи. И опять, опять пишет он отцу:

- Все газеты курят мне фимиам. Но известность только увеличивает мой природный стыд обнаруживать свою нищету, в которой я не могу признаться даже Мирабо... Издатели меня надувают... А шум, вызванный моими памфлетами, поставил на ноги всех моих кредиторов... Молю вас прислать мне шесть луидоров. Я хочу использовать момент моей известности, - устроиться на квартире, иметь право внести себя в списки по выборам. Неужели вы так жестоки, что откажете мне в кровати и паре простынь?

И далее:

- О, что за скверная политика присылать мне по два луидора! Только подумать, что судьба моя зависит об обстановки, от квартиры! Имей я квартиру, я уже давно был бы председателем, комендантом округа, выборщиком от парижской коммуны, а вместо всего этого я только известный писатель, для которого легче произвести революцию, чем добиться от отца сразу полусотни луидоров... Я всю жизнь вздыхал по собственной квартире, а по вашей милости у меня в Париже только меблированная каморка... Вы всегда говорите, что у меня есть еще братья. Да, но между нами есть большая разница, - природа одарила меня крыльями... Пришлите же мне кровать или дайте мне возможность купить ее здесь. Неужели у вас хватит духу отказать мне? В Париже я уже известен, со мной совещаются по поводу важных событий, меня приглашают на обеды... Мне только не достает квартиры. Умоляю вас, помогите мне, пришлите мне кровать или шесть луидоров!

Что мог думать старик о своем сынке, который еще так недавно писал ему, что он римлянин, спартанец? Как было соединить «крылья» сынка и его жажду кровати? И все-таки отцовское сердце наконец дрогнуло: деньги были посланы, и Камилл поселился возле Одеона, основал газету «Восстания во Франции» и скоро пошел еще больше в гору. «Тут он задирчиво, стилем грамотного водевилиста, с веселостью литературного гамена, живым, полным неожиданностей и занимательности языком задевает самые важные вопросы, обрушивается на все и на вся: его беспощадная ирония опрокидывает, разрушает, заражает жестокостью... После него Террор был естественен. Он заранее высмеивает его жертвы и высмеивает так, что они уже не вызовут жалости...»

А вскоре после этого исполнилась и другая мечта Демулена: добившись славы, он добился и денег, - он разбогател, женившись на той буржуазной девочке, на которую он когда-то смотрел из окна своей мансарды и которая превратилась в барышню, в невесту. «У него лицо было желчного цвета, черты неправильны и жестоки, рот искривленный, на всей фигуре какой-то неизгладимый налет нищеты; а она была обворожительно красива и богата...» И все-таки Демулен и тут добился своего!

Добился он, как известно, и многого другого. Женившись, получил в приданое сто тысяч франков, насытив свою затаенную страсть к хорошей обстановке, к «обильному и тонкому» столу и прочим буржуазным радостям, с головой уйдя в них и в семью, он скоро совсем остыл к революции. Но увы, она-то не забыла его. Она несла его все выше, как растущая волна, на которую сам же он так хотел попасть когда-то, а вознеся, жестоко сошвырнула с себя прочь. Сам Робеспьер был шафером на его свадьбе. «Но счастье делает человека снисходительнее», говорит Ленотр. «Женившись, начав жить в довольстве, Демулен счел революцию конченной, хотел даже вернуться к адвокатуре... Однако, когда республика была провозглашена, когда Дантон, уже министр, призвал его на пост генерального секретаря, когда он под руку с своей Люсиль входил в блестящий дворец на Вандомской площади, в нем опять проснулся прежний Камилл, он с упоением подумал о том, что теперь добрые обыватели Гиза должны лопнуть от зависти...» А кроме того, и не так-то и легко было удалиться в те дни под сень струй. «Попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй!» И Демулен участвовал в сентябрьских убийствах, голосовал за казнь короля... меж тем как в стае уже поднималась грызня и уже не было никакой возможности уклониться от этой грызни... Кончилось, короче сказать, тем, что «этот ужасный человек, этот литературный бездельник, этот революционный фельетонист должен был стать жертвой той самой революции, которую он же и спустил с цепи... должен был взойти на эшафот под улюлюкание той же самой черни, которой он столько льстил, злобным и низким инстинктам которой он так горячо потакал...»

Жаль только бедную Люсиль. Ей-то за что отрубили голову?

---

В начале правления Людовика XVI в одном из этих домов жил некий генерал-лейтенант полиции, (?) гражданской и криминальной, из округа бейлифа(????) Вермандуа. Происходивший из семьи честных горожан, которые, от отца к сыну, получали небольшие способности и много уважения, он скромно служил своему королю.