Иду в субботу на " Чудо святого Антония "в Современник. А в воскресенье в Пушкинский музей по рекомендации мачехи.,. Читаю Акунина " Писатель и самоубийство." Чтение не для слабонервных, но интересно. Рассказывается о многих писателях, которых я даже по именам не знаю.
Стерла эту запись, увидев. Что не лайкает, а сейчас восстановила в сокращённом виде с упорством достойным лучшего применения

@темы: личное

---

Для фермеров выращивающих зерно сбор урожая уже был в разгаре и они яростно протестовали. Кутон ответил создав картину неминуемой опасности(?), а враги правительства в ответ распространили идею о том, что любой кто вступит в армию будет разорен.
Мегне и Шатенеф- Рандон создали штаб- квартиру с Амбере, чтобы собрать новобранцев и организовать их в дисциплинированную силу. Их проблемы были разнообразны. Их войска растаяли почти сразу же, как только смогли собраться (?). Крестьяне не хотели оставаться в Амбере, праздные и бесполезные, как они думали, в то время как их поля находились с нескольких милях отсюда, а разбойники более или менее воображаемые, угрожали их семьям. Три представителя были вынуждены пообещать лучшую полицейскую защиту в деревне и постановили, что жены, дети и другие иждивенцы призванных на военную службу мужчин будут обеспечиваться за счёт государственной казны. Конечно, было жизненно важно поддерживать уровень экономического производства даже при таком количестве трудоспособных мужчин с оружием в руках. Эта необходимость привела ко многим решениям, которые привели население в замешательство. Чтобы успокоить фермеров, Кутон объявил, что лошади необходимые в сельском хозяйстве, реквизированы не будут. В результате возникла неразбериха.
Шатонеф и Мегне провозгласили в Амбере, что мужчины старше пятидесяти лет, а также все мельники пекари и оружейники должны быть освобождены от военной службы. Случилось так, что в тот же день Кутон объявил в Клермоне, что освобождение от военной службы будет предоставлено отуам семейств, мужчинам, которые несут индивидуальную ответственность за один или несколько плугов(?), всем пекарям, мельникам и, по усмотрению местных властей , любому из сапожников, портных, Кузнецов, изготовителей седел, изготовителям упряжи и другим лицам, чьи услуги в их профессиях полезны Республике. Результатом этого указа со всеми его возможностями местного фаворитизма, было бы рассеяние трети тех небольших сил, которые Менье и Шатонеф отчаянно пытались удержать вместе. Они указали на трудности Кутон, тот признал свою ошибку и незамедлительно отменил свой приказ. Тем временем все были сбиты с толку и дезертирство продолжалось.
К середине сентября в Амбере должно было находится 10000 человек, хотя фактическое число составляло лишь малую часть этой цифры. Двум заместителям командира (????) не терпелось двинутся дальше к Лиону, зная, что дезертирство прекратится, когда солдаты окажутся дальше от дома. Чтобы подготовится к их отходу и оставить за собой надежную базу снабжения они распустили все существующие органы власти в округе Амбера, за исключением мировых судей и заменили их местным комитетом общественного спасения, жизнеобеспечения и военной администрацией.

@темы: Кутон, twelve who ruled

---

Письмо Дидро Фальконе по поводу памятника Петру Первому.
Покажи им своего героя на горячем коне, поднимающимся на крутую скалу, служащую ему основанием, и горящего перед собой варварство. Заставь изливаться струи прозрачной воды из трещин этой скалы; собери эти воды в необработанный дикий бассейн. Служи общественной пользе, не вредя поэзии. Чтобы я видел варварство с наполовину распущенными, наполовину заплетёнными в косы волосами, с телом, покрытым дикой шкурой, кидающее свирепый угрожающий взгляд на твоего героя, страшась его и готовясь быть растоптанным копытами его коня. Чтобы я видел с одной стороны любовь народа, простирающую руки к своему законодателю, провожающую его взглядом и благославляющую. Чтобы с другой стороны я видел символ нации, распростертый на земле и спокойно наслаждающийся покоем, отдыхом и безопасностью. Чтобы эти фигуры, расположенные между обрывистых массс, окаймляющих твой бассейн, со всех сторон представляли возвышенное и интересное зрелище.

@темы: энциклопедисты

---

Продолжение речи Верньо. Перевод будет завтра.
Вы же, граждане, одновременно и уполномоченные народа и его представители. Ваше личное мнение всегда считается выражением общего мнения, хотя еще и не высказанного. Это именно предположение, на котором зиждется вся его сила, делает необходимым формальное или молчаливое утверждение. Только в качестве народных представителей вы могли объявить себя судьями Людовика, только в качестве таковых вы могли соединить в своём лице функции обвинительного жюри, судебного жюри, законодателей, определяющих порядок судопроизводства, и судей, выносящих приговор. Это соединение функций законно, скажут мне, ибо полномочия , полученные вами от народа, не ограничены. Я замечу по этому поводу, что, как бы обширны ни были ваши полномочия, они по своей природе кончаются там, где начинается деспотизм. Народ, избирая вас своими представителями, вовсе не намеревался дать себе деспотов. Это соединение властей законно, пусть так! И тем не менее оно ужасно, и, тем не менее, это такое чудовищное явление в политической сфере, что если бы оно когда-либо возобновилось ( а допуская в принципе неограниченность полномочий, почему бы ему не возобновиться? ), то, скажуисмело, оно скоро привело бы нас к тирании. Ни один из ваших актов, ща всю вашу сессию, не будет так нуждаться в ратификации народа, как именно приговор над Людовиком.
Если необходимы доводы для доказательства столь очевидных истин, то я могу привести один из них, весьма убедительный. Когда Людовик принял конституцию, народ сказал ему: "За твои действия будут ответствены министры, но ты сам останешься неприкосновенным. Я вовсе не намерен унижать себя, выступая защитником нелепого догмата неприкосновенности. Неприкосновенность полная и абсолютная, которая покрывала бы все преступления монарха - такая неприкосновенность являлась бы с одной стороны, устранением личности, именуемой королем из-под верховной власти народа, а с другой стороны, отречением народа от своего суверенитета в пользу той же личности. Подобное устранение, подобное отречение, противное природе вещей, не могут быть оправданы никаким декретом, никаким законом. Этот принцип, долгое время погребенный под тяжестью наших предрассудков, теперь признан всеми; оспаривать его было бы равносильно отрицанию света. Однако, если справедливо, что яяЛюдовик не может ссылаться на обещанную ему неприкосновенность перед народом. Которому он изменил, то не менее достоверно и то, что только один народ вправе наказать Людовика, вопреки им же установленной неприкосновенности. Поясняю свою мысль. Неприкосновенность была обещана Людовику не только собранием народных представителей, она была обещана ему самим народом; ибо каждый гражданин в отдельности, присягая лично на верность конституции, подтверждал это обещание. Вы можете провозглашать хоть сейчас, как вечную истину, что обещание неприкосновенности, данное народом Людовику, не обязательно для народа; но народ один вправе решить, намерен он или нет исполнить свое обещание. Вы можете объявить во всеуслышание, что народ в действительности никогда не может отречься от права наказывать тирана; но народ один в состоянии решить, захочет ли он воспользоваться этим ужасным правом, от которого раньше отказался. Это не простая гипотеза. Именно в данном случае общая воля уже высказалась - она была за неприкосновенность. Вы, конечно, можете выразить обратное мнение, если оно кажется вам более соответствующим общественному благу. Но не помышляйте о том, чтобы самовольно подменить этим частным мнением уже известную общую волю; тогда вы явились бы узурпаторами верховной власти и совершили бы сами одно из преступлений, за которое хотите наказать Людовика.

---

Речь Верньо от 31 декабря.
Граждане, в вопросе столь важном по своей тесной связи с общественным спокойствием и национальной славой, нельзя принимать страсти за принципы и личные побуждения - за меры общей безопасности. Позвольте мне высказать несколько соображений о народном самодержавии, чтобы придти к достойному вас выводу. Я придерживаюсь их, ибо считаю их правильными; пусть мне докажут из ложность не клеветой или угрозами, которые только способны ещё больше утвердить свободного человека в его мнении, а вескими доводами, и я готов от них отказаться.
Что такое самодержавие народа, о котором беспрестанно говорят, которое , хочется мне думать, произносят не шутя, которое, без сомнения , искренне чтит Национальный Конвент? Это право издавать законы, уставы , - словом, всевозможные акты, необходимые для процветания социального организма. Народ пользуется этим правом или непосредственно или через своих представителей. В последнем случае - а так именно происходит у нас- решения народных представителей получают силу закона; но почему это? Потому что в них усматривается выражение общей воли.Только из этого предположения и вытекает их сила; им одним обуславливается их важное значение. Отсюда следует, что за народом остается неразрывное с его самодержавием право выражать одобрение или порицание; что в том случае, если предполагаемая народная воля оказывается несоответствующей действительной, народ безусловно вправе высказать свое мнение, после чего его мнимая воля, то есть решение национального представительства, теряет силу. Отнять у народа это право значило бы лишить его самодержавия и перенести его власть путем преступной узурпации, на избранных им представителей; это значило бы превратить их из народных представителей в монархов и тиранов.
Ваш образ действий соответствовал этим принципам; вы только провели разницу между конституцией, с одной стороны. И актами чисто законодательными, уставами или мерами общей безопасности - с другой. Так как конституция является основой общественной организации, договором, связывающим граждан между собой, то вы справедливо думали, что она должна быть представлена на формальное утверждение всех членов социального организма. Что касается актов чисто законодательных, то в виду того, что они по необходимостивестма многочисленны, что они меняются сообразно месту, времени и обстоятельствам; что обсуждение их народом противоречит природе представительного правления, которое вводится именно потому, что обширность территории или другие причины не позволяют народу пользоваться своей верховной властью непосредственно, - в виду всех этих соображений вы справедливо полагали, что подобные акты вполне достаточно подвергать безмолвной ратификации, то есть, что для их выступления в законную силу достаточно отсутствия протеста со стороны народа, ща которым всегда остается право высказаться окончательно.
Резюмирую сказанное. Всякий акт, исходящий от народных представителей, является фактом тирании и узурпацией верховной власти, если он не подвергнут либо формальному, либо безмолвному утверждению народ; следовательно, будущий приговор ваш над Людовиком должен быть подвергнут одной из этих двух форм ратификации.
Мне скажут, пожалуй, что ваш приговор, даже после его исполнения, будет подвергнут безмолвной ратификации. Но говорить так - значит оскорблять народ с неслыханной наглостью. Молчание может приниматься за знак согласия, то есть безмолвное утверждение может быть допустимо лишь тогда, когда тот, кто молчит, имеет возможность высказаться с известным успехом. Здесь же очевидно, что если ваш приговор будет приведен в исполнение, то народу останется только испускать бесплодные и чисто- призрачные протесты.
Вас хотят приравнять к обыкновенным трибуналам; и из того факта, что приговоры последних не подвергаются санкции народа, выводят заключение. Что она излишняя и для ваших приговоров. Но какая тут огромная разница! И можно ли искренне выставлять подобное возражение? Судьи трибуналов, правда , являются уполномоченными народа; но их полномочия отнюдь не носят характер представительства. Им не приходится выражать личной воли. Они представляют собой лишь органы общественной воли , уже выраженной в законе. Их функция состоит исключительно в применении этого закона.

@темы: процесс Людовика

---

Бадентер.
Главка Развод.
В те дни, в начале памятной зимы 1793-94 года, когда Робеспьер пишет строки, что скрепят печатью смерти судьбу Кондорсе, если он будет обнаружен, Софи с тревогой следит, как сжимаются тиски вокруг них с Элизой. После того как официально засвидетельствовают шестимесячное отсутствие Кондорсе неотвратимо объявят эмигрантом. Враги его уже распространяют слухи, будто он скрывается в Швейцарии. Тогда Софи решается на крайнюю меру, единственную, которая еще может спасти их с Элизой - на развод с Кондорсе.
В этом случае она хотя бы получит право воспользоваться материнским наследством, что даст ей источник доходов понадежней изготовления портретов. Эта женщина, такая мужественная, не осмеливается взглянуть в лицо Кондорсе в момент , когда объявит ему о своём намерении. И она принимает решение написать ему. Но и в письме, где смешиваются воедино любовь и скорбь, она не в силах вывести на бумаге это страшное слово "развод". Как была бы я счастлива, если бы мне не пришлось огорчать тебя разговором о новом несчастье, на которое обрекают меня интересы нашего ребенка, это поступок, чье название не выведет моя рука, смысла не разделит сердце". Напомнив ему положения законов против родственников эмигрантов и необходимость как-то обойти их в интересах Элизы, она говорит о своей любви, своей боли. " Этот мнимый разрыв,тогда как моя привязанность к тебе, соединяющие нас узы останутся неизменный, есть для меня верх несчастья.. Смею надеяться, тебе нет нужды в моем слове для уверенности в том, что вся моя оставшаяся жизнь объяснит мои побуждения, что, когда мы снова будем вместе, ничто не изменится в наших взаимных чувствах и я буду носить имя, которое с каждым днём становится для меня дороже и почётней . Смею надеяться, что ты довольно знаешь мою душу, чтобы чувствовать, что узы, соединяющие твою жизнь с моей, -это наша взаимная привязанность. Не в силах объяснить тебе, чего мне стоит эта жертва... Она оставит в моем сердце горечь, которую не смягчит ничто, кроме справедливости, с какой рассудишь ее ты в своем сердце.
Кондорсе страстно любит Софи. 28 декабря, к седьмой годовщине их свадьбы, он, математик, философ, доктринер, свободно чувствующий себя лишь в абстракциях, пишет ей послание в стихах!.. Понятно, Кондорсе- поэт далеко не Расин. Однако помимо расхожих фраз в стихах поглядывает истинное волнение, когда он упоминает об Элизе:
Веришь ли ты, что наше дитя сможет в себе сохранить
О гонимом отце тонкую памяти нить?
Пусть же в душе у нее навсегда живет мой облик печальный...
И заканчивается послание объяснением в любви, где Кондорсе сливает воедино любовь к Софи и любовь к Отечеству:
Отчизне своей служил, сердцем твоим владел;
Могу ли теперь сказать, что несчастлив был мой удел?..
Счастье.... Теперь ему предстоит оторвать от себя Софи. В какое отчаяние повергает его развод, о том свидетельствуют письма Софи. Однако он не колеблясь одобряет этот план. Чтобы успокоить тревоги и облегчить участь Софи на тот случай если его арестуют, Кондорсе предлагает ей письменное согласие на развод. Софи с негодованием отказывается: "Одна эта предусмотрительность с твоей стороны стала бы осуждением моего поведения, умоляю тебя, уничтожу его. Оно унижает мое сердце в той же мере, в какой разрывает на части.. В моей душе та де печаль, что и в твоей и тот же ужас перед более непоправимым разрывом"..
Ходатайство о разводе было представлено в муниципалитет Отейя 25 нивоза II года ( 14 января 1794 г.). Софи заявляет о своем намерен остаться в той же коммуне в качестве " художницы, которая собирается мирно зарабатывать на жизнь своим трудом". Помимо жестоких душевных страданий, развод имел и иные последствия: теперь как никогда Софи должна избегать малейших подозрений в том, что сохраняет отношения с отверженными. Посещения, и без того достаточно нелегкие, теперь станут ещё более редкими. Переписка потребует величайших предосторожностей. И свидетельства этой любви так необходимые ему, чтобы сохранить присутствие духа, будут доходить до него все реже и реже.

@темы: Кондорсе

---

Каждый город и деревня должны были предоставить людей, вооружённых при необходимости топорами, пиками или вилами. Были реквизированы зерно и мука, шорные и ломовые лошади. Для курьеров были созданы эстафетные (???) посты. Сборщики налогов должны были удерживать свои средства, а не отправлять их в Париж. Все правительственные органы должны были оставаться с состоянии постоянных заседаний. В ту ночь Кутон отправил в Комитет Общественного Спасения восторженную депешу, в которой сообщал, что весь департамент спонтанно восстает в порыве патриотических чувств и что скалы Пюи- де- Дом скоро обрушатся на лионских мятежников и раздавят их.
Такой язык преувеличивает истину. Кутон несомненно сам себя обманул. Для революционных лидеров было характерно, что несмотря на очевидные доказательства обратного, они все еще верили в энтузиазм стоявших за ними людей. Они жили верой и надеждой, они подразумевали под народом нечто более высокое и благородное, чем те люди, которых они видели; если бы на них больше влияли наблюдаемые факты, они, по всей вероятности, не достигли бы того, что сделали. Следовательно по вопросам общественного мнения депутаты в миссиях редко могли дать точный отчет своему собственному правительству.
Правда заключалась в том, что Кутон столкнулся почти со всеми возможными трудностями. Прежнее сопротивление военной службе продолжалось. Приближалось время урожая, самое неподходящее для приключений. Обычные люди, едва ли способные мыслить в национальном масштабе, не понимали почему люди из Оверни должны идти помогать Парижу в борьбе с Лионом. В одной деревне крестьяне пригрозили убить любого из них, кто откликнется на призыв к цветам(???). В другой набат звонил десять дней и ни один человек не пошевелился. Виноградари оказались самыми готовыми, не столько из патриотических соображений, сколько потому, что с приближением сбора урожая они хотели, чтобы их служба закончилась как можно скорее.

@темы: Кутон, twelve who ruled

---

О Кондорсе.
В Отейе был расположен его загородный дом.
Тут же Комитет общей безопасности спешно направляет в Отец двух своих комиссаров, Бланшара и Мерсье. Отчет об их розысках весьма колоритен:
Перво-наперво, - пишет Мерсье, - являемся к мэру... Беспечность его, пр крайней мере наружная, после того как мы зачитали ему приказ, выдает в нем не только человека умеренного, но явно одного из дружков Кондорсе.Вместо того, чтобы отозваться на приказ верховной власти, надеть повязку, которая, думается, положена ему по должности, он посылает нас к соседу- доброту, который вняв нам, стал нерасторопно готовится к исполнению своих обязанностей. То время, пусть и недолгое, что потеряли мы, пока он натягивал свои короткие кюлоты, мы бы выиграли, будь на его месте обходящийся без них санкюлот; тем временем, думается, тот услужливый приятель Кондорсе, Ларош, успел сам или послал кого-то, чтобы помешать нашему делу; ибо когда в 8 часов мы явились к мадам Кондорсе, там уже все были предупреждены.С мадам Кондорсе был Кабанис, известный интриган, хоть и из сословия врачей, но все равно член Отейского муниципалитета; он со спешным видом оставил ее, сказавши, что направляется к мадам Гельвеций. Я тоже вышел из дома вместе с прокурором коммуны, единственным из всех, кого я видел из тамошнего судейского сословия, кто достоин народа. По дороге справляемся, что происходит, и узнаем, что Кондорсе только что видели у Жана Дебри, который живет на квартире у гражданки Пиньон, женщины нрава степенного, а стало быть, не заслуживающей внимания; сразу же вместе с муниципальным прокурором идем туда. Появляется мадам Пиньон, там же и гражданин Кабанис, который, отвечая за свою даму, говорит, что Жан Дебри в самом деле здесь проживает, только теперь он нездоров, даже в постели. Муниципальный прокурор поднимается наверх и видит аккуратно застеленную постель, а Жана Дебри нет и в помине. Возвращаемся к Кондорсе, а там садовник говорит мне, что он только что был здесь; тут же бросаюсь с вооруженными санкюлотами во двор. Понятно, Кондорсе больше не появляется.

@темы: Кондорсе

---

Беру себя в руки. Не буду лазить в дневник каждые пять минут сокрушаясь по поводу отсутствия лайков. Выхожу из сети до завтра.
Хотела напечатать пост о поисках беглого Кондорсе... Уже почти все перепечатало, как мой смартфон внезапно осуществил выход из дайри. Пост пропал.
Завтра иду в Ленком. Не на шутку Балакирев ( опоздала с покупкой билетов(, а на какие-то Американские горки...
Две мои знакомые учат бесплатно испанский. В центре Московского долголетия. Я бы поучила французский, да только мне еще 17 лет не хватает.

@темы: личное

---

Акимова..
Письмо было адресовано : "Королю поэтов, философу народов, Меркурию Европы, оратору отечества, историку суверенов, панегиристу героев, верховному судье вкуса, покровительству искусств, благодетелю талантов, ценителю гения, бичу всех преследователей, врагу фанатиков, защитнику угнетенных, отцу сирот, примеру для подражания богатым, опоре бедных, бессмертному образцу всех наших добродетелей" . Имя и фамилия не указаны. Почтовое отделение находилось далеко от Ферне. Но служащие отправили письмо Вольтеру, не сомневаясь, что он один заслуживал всех этих эпитетов. Случай произошел в 1769 году, но мог бы произойти и позже и раньше, особенно начиная с 1762 г , когда к прежней его славе прибавилась еще и слава защитника Каласа

@темы: Вольтер

---

Пришли в голову две верные но неглубокие мысли. Опубликовав пост, нужно его перечесть и в случае необходимости исправить ошибки.
Мысль вторая. Если столько умного и талантливого народа болеет Клином Любви, то какое право я имею игнорировать их фанфики и сам канон. В результате сходных размышлений я когда-то прочитала всего Гарри Поттера.
Девятого иду в Ленком на Шут Балакирев.
Завтра пойду на что- нибудь в Иллюзион. В воскресенье съезжу в какой-нибудь парк, в понедельник - в Звенигород.
Деньги на поездку в Питер ушли на билеты в Ленком. Это мой подарок моей знакомой.
Перечитываю Дэвида Копперфильда, уже раз в пятый или шестой.

@темы: личное

---

Кажется, я этого еще не цитировала.
Роялистская печать словно с цепи сорвалась, обрушившись на этого маркиза, этого академика, этого комиссара казначейства, дерзнувшего поднять голос против монархии. Которой он обязан своим дворянским титулом и против короля, которому обязан должностью. Никто не упоминал о его талантах, признанных иностранными академиями и лучшими умами Европы и Америки. Теперь он не более чем интриган, добившийся всего вероломством и коварством. И, следуя мерзкому правилу памылетистов и политиков средней руки, что, желая опорочить идеи, стремятся обесчестить их авторов, уелыйишквал брани обрушивается вито лето 1791 г. на голову Кондорсе. "Журналь де ла кур"пишет 25 июля: " Кондорсе. Интриган из геометров, который сроду ничего не измерял, кроме собственного состояния и ничего не рассчитывал кроме подлостей". Для "Л'ами дю руа' " Кондорсе сам без всякой посторонней помощи обесчестил себя своими республиканскими выходками". Осыпают его оскорблениями и близкие к Лафайету газеты "Ле Бабий яр" и "Ле Шан дю Кок".
Однако поток хулы не ограничивается этими оскорблениями - не более чем пеной на поверхности политической жизни. Всем известно, что Кондорсе обожает свою жену. Софи молода, прелестна и к тому же республиканка. И чтобы побольнее задеть его. - принимаются за неё. " Лез акт без апотр*" разоблачает " этого самонадеянного и невежественного академика, который благодаря жене и бесчестным поступкам сделал себе состояние". Одним июльским днем появляется карикатура: Лафайет на коленях перед мадам де Кондорсе, совершенно голой, с надписью по- латыни Red publica. В другом номере объявляют, будто мадам де Кондорсе бежала с Агиллом дю Шастле. Хуже того, изображают Кондорсе, " который подталкивает свою жену к галерее Версаля со словами:"А ну-ка приосанься, ты что, не видишь, король идео'. И это при том, что Софи де Груши даже не была представлена ко двору. Ла Фей дю жур", придерживающаяся более умеренных взглядов объявляет соверш

енно нетерпимыми " подобные высказывания человека... Который всего несколько месяцев назад использовал самое сильное после денег средство воздействия на Мирабо, дабы заручиться его покровительством.. Для читателя, уже заранее оповещенног о чрезмерной чувственности Мирабо, вывернутая как бы случайно фраза может означать только одно: что Кондорсе, желая добиться поддержки Мирабо, бросил в его объятия свою жену. Э

@темы: Кондорсе

---

И ( наконец) окончание речи Барера.
Фермопилы в Национальном Конвенте! Да разве мы в сенате или в лагере? Благородные защитники отечества, борцы за свободу, вашу славу узурпируют чтобы внести среди нас раскол! Вы одни можете сказать нам, существуют ли во Франции Фермопилы! Они были , 20- го сентября, в ущельях Аргонн, они были, 6 ноября, на редутах Жемаппа. Но здесь, в храме законов, где все мы братья, все - равны, где всем нам дана общая задача французским народом, выбравшем нас из своей среды, удостоившим нас одинаковым доверием, -найдется ли здесь человек, настолько злостный, настолько несправедливый, чтобы сказать: здесь Фермопилы, там лагерь Ксеркса? Нет, лагерь Ксеркса был в той части Учредительного Собрания, где заседали сторонники злоупотреблений, предрассудков и привилегий. Лагерь Ксеркса был и в Законодательном Собрании, где слабость и цивильный лист еще склоняли умы к рабству перед троном. Но все раздоры должны были прекратиться с того момента, когда собрался Национальный Конвент; им надо положить конец теперь, когда республике угрожают факции внутри и неприятель извне. Сотрем же эти позорные демаркационные линии; они должны исчезнуть вместе с теория большинства и меньшинства, оскорбительной для народа - ибо он всюду составляет большинство - и весьма опасной по отношению к политическими правам народных собраний.
Я уже доказал, что народ не должен быть судьей в тех случаях, когда разбираются его собственные обиды, и что он явился бы судьей, если бы вы обратились к нему за ратификацией вашего решения. Я доказал, что апелляция к народу существовала в Риме только потому, что там были лишь должностные лица, но не было народного представительства, и народ всегда пользовался своей верховной властью непосредственно. Я доказал, что ваш декрет относительно Людовика не есть приговор, так как вы не являетесь судебной инстанцией и не соблюдаете строго всех судебных формальностей. Я доказал, с другой стороны, что ваш декрет не есть закон, ибо закон устанавливается для всех граждан, а в данном случае дело касается только одного лица. Я доказал, что неприкосновенность не может послужить мотивом для обращения к нации, что с точки зрения неограниченного народного представительства и общественной безопасности ратификация народа тут совершенно неуместна. Я доказал, что трудность постановки вопроса в первичных собраниях может привести к усилению анархии. Но значит ли это не признавать народного самодержавия? Отнюдь нет, ибо его прекраснейший атрибут - это право помилования, которого мы за ним нисколько не отрицаем. Но здесь никто, конечно, не требует помилования для Тирана, никто не ссылается на это право верховной власти. Ваше дело вынести приговор: тут кончаются ваши обязанности.
Граждане, высказывая свой взгляд я был верен моему мандату и не боялся личной ответственности. Какое бы мнение ни одержало верх, я, во всяком случае, преклоняюсь перед решением большинства. Здесь говорили о восстаниях. Восстания! Но против кого же? Теперь осталась одна нация со своим могуществом. После республиканской революции всякое восстание есть бунт и разбой. Подняться и наказать убийц и разбойников - дело департаментов. Среди всевозможных страстей, которые бушуют и сталкиваются этом великом процессе, одна только страстно заслуживает нашего внимания - это страсть к общественному благу, страсть к защите национальных интересов, страсть к свободе. Сойдёмся же на одном решении и спасем республику! Вы произнесете свой суд перед статуей Брута, перед вашим отечеством, перед всем миром; и Национальный Конвент вступит в область истории с приговором над последним королем французов!

@темы: процесс Людовика

---

Письмо Дидро Екатерине.
Государыня. Я передал, четыре или пять месяцев тому назад , господину Гриму план университета или школы публичного преподавания наук и свободных искусств, над которым Ваше Величество предложили нам обоим поработать. Начну с выражения признательности за то, что Вы оказали нам обоим доверие, предположив в нас способности и познания, соответствующие обширности и трудности предмета. Сомневаюсь, чтобы грустные обстоятельства, в который друг мой находился, позволили ему исполнить свою задачу; потому что, получив от меня полное и откровенное сообщение моего труда он в первый раз в жизни пренебрег бы моим суждением и моей похвалой, скрыв от меня свой труд.С моей стороны я сделал что мог лучшего, но это не помешает мне умолять Вас о снисходительности и напомнить Вашему Величеству, что та человечность, которую Вы находите в наших делах и которую Вы нам прощаете, проскальзывает и в наши писания. Поручая свою рукопись г. Гримму, я потребовал, чтоб она была послана Вам как есть, без прибавлений и сокращений, и я надеюсь, что он именно так и поступил.
Есть два великих препятствия к скорому исполнению этого плана - это отсутствие учебных книг и недостаток в учителях.
Я размышлял об этом и убедился, что если одно из этих препятствий будет устранено, другое само собой исчезнет.
Итак, осмелюсь еще раз умолять Ваше Величество употребить своих академиков и ученых остальной Европы на составление учебных книг. Это будет услуга, оказанная всем образованным странам, и она покроет Вас славой. Это важнейшее условие для усовершенствования общественного образования и ещё ни один государь не обратил на то внимание. Вот одна из первых причин продолжительного варварского состояния наших школ, и пока эта причина будет существовать, наши школы останутся варварскими.
Когда явятся хорошо составленные и переведенные разговорным языком учебные книги, Вашему Величеству не будет надобности выписывать учителей иноземных. Учителя найдутся между Вашими собственными подданными. Всякий, кто способен понять учебную книгу, способен и преподавать по ней детям.
Я предлагал присоединить к обучению каждой науки или искусства историю их успехов. Но я думаю, что историческая часть должна составлять последние уроки; если не принять этого за правило, то ученики ничего не будут понимать или будут понимать плохо.
Очень было бы разумно внушить профессорам богословия, чтоб они оканчивали религиозное обучение рассуждением о терпимости.
Если между сочинениями мною названными Ваше Величество не изволите найти курса воспитания аббата Кондильяка, то причина та, что это прекрасное сочинение превосходного педагога, воспитавшего однако глупого ученика, тогда еще не явилось.
Я был бы также слишком неблагодарен, если б забыл поручения, которых Ваше Величество удостоили меня. Я не могу сделать ничего лучшего, как посвятить Вам остаток своих лет и своего здравого смысла, и умоляю Вас располагать ими.
Вспомните ли Вы, что за невозможностью получить г. грибоваля Вы желали иметь одного из его незаконных детей? Я предлагаю Вам двух. Ваше Величество найдете на прилагаемом листке несколько вопросов, на которые они желают получить ответы.
Один здешний механик изобрел стенные часы, которые показывают все движения планетной системы. Этот механизм, представляя глазам нашим все небесные тела и явления их, весьма облегчает их понимание. Эти часы были бы очень уместны рядом с превосходным глобусом, который я видел в кабинете Вашего Величества, а ещё более в одном из воспитательных заведений Ваших. Впрочем изобретатель их предлагает прислать вместе с часами мастера их делавшего под его руководством, и этот мастер мог бы остаться на жительстве в Петербурге.
Я не послал Вашему Величеству цемента некоего Пико, потому что произведенные над ним опыты не соответствовали чудесному действию, какого от него ожидали.
Комедии для девиц будут написаны, и притом прежде чем я достигну преклонного возраста Вольтера.
Я совершенно решился исполнить все свои обещания по отношению к стране, которой Монархиня осыпала меня благодеяниями в моем отечестве, почестями в своих владениях, где лица высокопоставленные сделали мне такой прием, за который я могу возблагодарить их только тем, что никогда его не забуду.
Наши Французы однако не так легкомысленны, как Ваше Величество из представляете себе: отчет о Ваших заведениях и их уставы были приняты с всеобщим одобрением. Ах, Ваше величество, только от управляющих нами зависит сделать из нас нацию великую и прекрасную. Священная искра остающаяся от великого пламени нуждается только в одном:чтоб ее раздули.
Газетные известия подтверждают нам беременность Ее Высочества Великой Княгини. Позвольте мне также принять некоторое участие в событии, которое наполняет душу Вашу радостью. Желаю Вашему Величеству скоро и счастливо сделаться бабушкой, а потом еще раз, и затем еще пять или шесть раз сряду бабушкой.
Отцы, матери, дети и внуки, все меня окружающие Вам обязанные своим счастьем, возобновляют в начале этого года свои ежедневные молитвы ща Ваше Величество. Все мы говорим зором: - да будут все годы Екатерины II столь же славны, как и предыдущие. О, когда бы, дав врагам доказательства своего могущества, она могла употребить остальные годы своего царствования на то, чтоб дать подданным своим доказательства милосердия, а всем государямс настоящим и будущим образец в великом искусстве правления.
С глубоким благоговением Вашего Императорского Величества покорнейший, преданнейший и послушнейший слуга. Дидро.
Париж, сегодня 6 - го октября 2775 г.
Я должен принести Вашему Императорскому Величеству и Вашемуизудожни ку Фальконету свои поздравления с успешным вылитием статуи Петра I -го

@темы: энциклопедисты

---

Предпоследний кусок речи гражданина Барера.
История отметит этот контраст между английским парламентом, проявляющим интерес к судьбе короля- клятвопреступника и Национальным Конвентом, спокойно ожидающим от английских трибуналов правосудия пототношению к знаменитому писателю- патриоту.
Вас хотели напугать непостоянством народа. Я не стану отвечать на подобное возражение. Я отвергаю его целиком, как оскорбление французскому народу, не допуская и мысли, чтобы честная и великодушная нация послала своих представителей на штурм тирании, а потом сама же их преследовала. Нет, французы никогда не будут ни столь несправедливы, ни столь жестоки! От римского народа надо было скрыть вид Капитолия, чтобы он решился наказать Манлия, - а между тем Манлий был виновен. Но вы, спасители французского Капитолия, не должны бояться, что нация забудет об этом.
Нас могут устрашить только два несчастья. Во-первых, возврат к деспотизму путем анархии и клеветы: но в таком случае , если народ окажется недостойным своей свободы, умрем сейчас же: нам незачем больше жить. Во-вторых, благоприятный для европейских тиранов исход войны. Но и тогда, повторяю еще раз, лучше умереть сегодня же свободными людьми, чем стать завтра рабами. Ах, как неосторожный ораторы, переносящие в будущее свои нынешние опасения и преувеличивающие их для подкрепления своих доводов! Нет, не забудет французская нация, что коалиция европейских тиранов образовалась еще до 10 августа. Она не упустит из виду, что союзные монархи не ждали суда над Людовиком, чтобы начать войну, ибо они открыли нападение тогда, когда Людовик еще не содержался под стражей.
История соседней страны говорит нам о покушениях на мужей Стюарта; но то были судьи, потерявшие всякое достоинство под шпагой Кромвеля. Им продиктовали приговор над королем, чтобы заменить его протектором. Здесь же речь идет о декрете, который должен упрочить народное самодержавие, - а вы говорите о неблагодарности нации! Нет, граждане, я не хочу оскорблять свободных французов, отвечая на подобное возражение. Настоящее положение дел не имеет ничего общего с событиями в Англии. В Париже народ сам низложил короля, заключил его под стражу и возбудил против него обвинение. В Лондоне это было сделано партией Кромвеля; там с трудом удержали народ от восстания против этой партии, к противникам которой принадлежала значительная часть английской нации. У насмпригоаор будет вынесен великим парламентом. В Англии это сделала жалкая пародия на народное представительство, или, вернее, комиссия, назначенная гнусным и честолюбивым протектором. А! Если бы вы могли проникнуть в кабинеты европейских правительств, вы увидели бы, что надежда на апелляцию к народу озаряет улыбкой лица политиков. Вот когда они будут разъединять нас, вместо того, чтобы воевать с нами! Вот когда они будут действовать подкупом, чтобы разжечь междоусобицы по всей республике и только потом, когда вся нация будет охвачена гражданской войной, напасть на нас с суши и с моря! А если им не удастся разъединить вас в первичных собраниях, если они увидят, что приговор утвержден, - тогда они снова пустят в ход подкуп для возбуждения мятежа и недовольства; тогда они окружат вас, под всевозможными предлогами, сетью отвратительной агитации и не постоят за преступлением, чтобы потом свалить его на вас в своих манифестах.
Неужели вы настолько наивный, чтобы полагать, что утверждение или не утверждение приговора первичными собраниями может повлиять на отношение к нам иностранных держав? Ведь на их взгляд все, что вы делаете, - беззаконно!
С глубоким прискорбием вижу я, что в этом национальном процессе, где мы должны быть твердыми, а не буйными, свободными, а не увлекающимися, строгими, а не подозрительными, - среди вас бросили яблоко раздора, назвав одну часть этого собрания в отличие от другой, Фермопилами.

@темы: процесс Людовика

---

На самом деле они подняли мятеж против Национального Конвента, но путем подстраховки и предлогов им удалось сделать свою позицию неясной. Кутон был осведомлен об их истинном отношении, как и Комитет Общественного Спасения. Комитет чуть было не объявил Пюи- де - Дом находящимся в состоянии мятежа, Кутон вмешался, чтобы предотвратить этот роковой шаг, и Комитет в качестве альтернативы, послал самого Кутона взять ситуацию под контроль.
Пьи- де- Дом не производил достаточно солдат. (?). Он не дал никакого реального отклика на национальные сборы. Все, что обнаружил Кутон по прибытии- это 550 новобранцев с четырьмя пушками, которых чиновники департамента собрали для отправки в Вандею и оставили дома, чтобы защитить себя. Перед лицом этого препятствия и крестьян, которые боролись с призывом на военную службу с косами и вилами, Кутон пришлось провести массовый призыв.
Более того, урожай был плохим. Летом там был почти голод. Торговцы отказались поставлять товары на рынок по фиксированным ценам.В городах бунтовали толпы.Власти департамента не предприняли ничего эффективного.
В Клермоне царил переполох, когда прибыл Кутон с двумя своими коллегами. Якобинское сообщество было возмущённо. Только что на его заседании произошла потрясающая сцена, люди, хлынувшие в зал ударили присутствующего офицера, крича, что они не пойдут сражаться со своими братьями в Лионе. Весь город вибрировал от возбуждения. Представители народа должны были действовать немедленно; они созвали массовыйимитинг в соборе, опубликовали (?) "Опасности отчества", заявили, что лионцы хотят свести на нет всю революцию.
Две ночи спустя испуганный гонец прискакал галопом в Клермон. Он приехал из якобинского общества в Амбере на холмах по направлению к Лиону. Его новости были ужасны. В нескольких милях отсюда, в соседнем департаменте командир якобинцев и его войска попали в засаду и были захвачены отрядом мюскаденов. Амбер был в панике. Его якобинцы оказались под угрозой; даже люди нейтральных или неопределившихся взглядов опасались худшего. Крестьяне, которых это, возможно, не волновало столкнулись с разорением своих полей и домов. Впервые за двести лет Амбер увидел суровую (?) перспективу гражданской войны.
На следующее утро второго сентября Кутон объявил массовый сбор. Колокола каждой церкви должны были бить общую тревогу.

@темы: Кутон, twelve who ruled

---

Вроде я это еще не цитировала
Он(Кондорсе) быстро переймет у Вольтера эту ненависть к членам парламентов, и первый вышедший из-под его пера сатирический опус, "Мишо и Мишель", разоблачит двух советников парламента, " потешно разглагольствующих в суде о материях, в которых ровно ничего не смыслят". Самое курьезное, что Вольтер пришел в ярость при мысли, как бы это сочинение не приписали ему. Поначалу, похоже, он даже не знал, кто же в действительности его автор. "Тот, у кого хватило дерзости написать эту наглую сатиру, - пишет он в одном из своих писем, - изрядный трус, если пытается приписать ее мне. Это сочинение мог написать только мошенник". Три месяца спустя он уже в курсе, и тон его письма к Д' Аламберу резко меняется. " Не пристало Ахиллесу сражаться оружием Патрокла",- явно льстит он автору, радуясь тому, что Кондорсе решает не распространять свой опус в свете. Даламбер же встает на защиту своего подопечного: "Никогда этот последний, слишком к вам расположенный, нет мог упрекнуть себя хотя бы в малейшей неосторожности в отношении вас, и клеветнические наветы эти тем более безосновательны, что никто не воздает вам должное с большей признательностью и смелостью. Он дал вам в том публичные доказательства." Однако дело на этом не кончается. Вольтер не верит ни единому слову и продолжает гневаться. Он жалуется Сен- Ламберу и умоляет Д' Аламбера надавить на Кондорсе, дабы тот ничего не публиковал. Вольтер даже выдвигает пару аргументов, которые, должно быть, изрядно позабавили молодого ученого. "Если он все- таки опубликует, -пишет почтенный старец, - то это помешает ему вступить в Французскую Академию". И снова желая польстить, добавляет: " Я люблю его, я ценю его, я самый ревностный его сторонник... Я полагаюсь на его дружбу... И все-таки, несмотря на любезные слова, при первой встрече с Кондорсе он был несколько раздражен и подозрителен. Подумать только, и все из-за того, что кто-то слишком пылко отстаивал идеи, которые почтенный старец полностью разделял и которые, возможно, сам же в основном и внушил. Несколько месяцев спустя Вольтер примет у себя этого молодого человека, которого заочно обозвал трусом и могенником. И это будет любовь с первого взгляда

@темы: Вольтер, Кондорсе

---

Продолжение другого письма Дидро Екатерине. Начинающегося со слов: " Государыня. Какой мир! Какой славный мир. И тут об учебных заведениях, созданных по проектам Бецкого. То есть моя тема.
Саллюстий, самый глубокий историк после Тацита, говорит: "Я много читал, я много слушал; я долго размышлял над тем, что народы совершили великого как во время мира, так и во время войны. Я спрашивал себя о средствах, которыми приведено в исполнение столько удивительных предприятий, и пришел к убеждению, что все эти результаты были делом нескольких лиц. Не громадные корпорации, а великие люди создают великие дела.
Народы слабые становятся сильными под руководством знаменитых вождей. Народы сильные впадают в ничтожество при правителях глупых и ленивых.
Вам предстоит воспитать молодую наций; нам - обновить старую. Наша задача может быть невозможна. Ваша - конечно очень трудна; да не отвлекает Вас Небо от нее ни на минуту и да дарует Вам полное спокойствие на те 36 лет, в которые Ваше величество честным словом обязались занимать престол России.
Но кстати, по поводу честного слова: Ваше Величество несколько поколебали доверие, какое я имел к Вашему слову. Вы не погнушались подписать договор, который некий философ осмелился вам предложить. И что же? Этот договор был нарушен по всем пунктам, точь в точь как бывает с договорами между государями. Ах, если б Турки узнали об этом! В этом договоре было сказано, что Императрица возвратит этого философа под кров его таким, каким он был, когда оттуда выехал. Случилось совершенно противоположное. Он поехал, погостил, вернулся, не раскрыв своего кошелька. Даже все маленькие убытки, которые он потерпел в пути, были покрыты; весьма любезный и образованный проводник, которого ему дали, смеялся над его протестами; и вот, Государыня, каким образом в этом договоре, как и во всех других, ничего не оказалось священного, и сильнейший по обычаю, предписал свой закон слабейшему.
Прощаясь с Вашим Величеством, я предсказал Вам, что меня еще шесть месяцев отделяют оо моей страны. Я ошибся только на один месяц, я разъезжаю уже седьмой.
Планы и уставы Ваших заведений напечатаны и скоро появятся. В непродолжительном времени Вам будет представлено одно из превосходнейших и полезнейших произведений когда-либо существовавших, по крайней мере для тех, кто умеет взвешивать произведения человеческого ума на весах разума. Это произведение - Ваше. Надеюсь, что Вашему величеству полюбится русская мудрость в французском костюме.
Повторю Вашему величеству то, что пишу об этом генералу Бецкому. Невозможно, ч то б не благословляли и в империи и среди других народов, государыню , давшую такие уставы. Если она упрочит их своим постоянством, то обессмертит себя тем, что сделала столько добра. Если же встретятся препятствия, иногда непреодолимые даже для могущества царей, она обессмертит себя тем, что желала сделать это добро.
По случаю почестей, возданных с Вашего соизволения сенатом генералу Бецкому за то, что он достойно содействовал Вам, я напечатал: что если время и твёрдость Вашего Величества доведут учреждения Ваши до возможной для них степени совершенства, которой они большей частью уже и достигли, то подобно тому как некогда посещали Лакедемонию, Египет и Грецию, станут посещать Россию, но любопытство при этом будет и заноннее и лучше возграждено, и я не отрекаюсь от этих слов. Ликург образовал вооруженных монахов; его законодательство было дивной системой жестокости. Ваше - основано на человеколюбии. Он образовал грозных диких зверей. Вы стараетесь образовать честных граждан и защитников отечества, которые будут страшный на войне и любезны в обществе.
Среди всеобщего разрушения нашего министерства, я почувствовал как мое присутствие могло быть полезно детям моим, но я выдержал характер. Я боялся только одного упрека со стороны Вашего Величества, чему Вы не удивитесь. Теперь, исполнив свою задачу, я вернусь к ним; я опять расположусь под своим кровом, окруженный теми книгами, которыми обязан благоденяниям Вашего Величества. Мои сограждане не о многом могут меня спрашивать, потому что я не дождался этой минуты, чтоб беседовать с ними о Вашем Величестве.
Вы получили маленький нравственный кодекс, о котором я говорил Вам. Желаю, чтоб Вы не были им недовольны. Он отличается простотою слона и последовательностью мыслей. Он основан на существовании Божества, в которое Вы верите. Ваше Величество желаете, чтоб был великий Зритель, наклоняющийся над землею, чтобы следить за ее движением. Вы желаете на небесах - одобрителя Вас достойного. Я, ничтожное создание, укрываюсь и иду как будто никто не глядел на меня. Если б я не выполнил некоторых поручений, данных мне Вами, то виною была бы не забывчивость. Вы желали, кажется, чтоб я начертал Вам план двух характерных комедий, чтоб я устроил Вам приличный маленький театр для детей; чтоб я Вам прислал устав нашей консультационной юстиции, наш уголовный кодекс, наши водяные и лесные уставы и что можно собрать о нашей полиции, и разве Ваше Величество потеряете одного из вернейших слуг своих, это будет сделано.
Если Ваше Величество не нашли нужным принять услуги нашего анатома девицы Бирон, то я не думаю, чтоб Вы были оскорблены ее предложениями.
Письмом от 9-го мая этого года генерал Бецкий, которого Вы позволили мне называть Вашим великом Сфинксом, объяснился вполне определительно о переделке Энциклопедии. Он сообщил мне, что это план решённый Вашим Величеством. Радуюсь тому. Итак мне можно будет исправить дурачества г. аббата Шанна и г. кавалераЖоеура, поднять это произведение на высоту первоначально задуманного плана и заменить именем великой и достойной монархии имя обыкновенного министра, лишившего меня свободы чтоб исторгнуть у меня знак уважения, на который он не мог рассчитывать по своему достоинству.
Ваше Величество может быть скажете, что у меня жестокая память, потому что я твердо помню данное мне позволение прислать Вам маленькие сочинения, худы ли, хороши ли они будут, которые мне оставалось написать. Они покажутся немножко запоздалыми, но не беда.
Некоторые из них будут из Гааги; пока там печатались ваши статуты, я занимался чтением Тацита; и из этого вышел памфлет под заглавием: маргинальные заметки государя на историю императоров.
Я перечитал Ваш наказ, данный собранию депутатов для составления законов; и я имел дерзость прочесть его с пером в руках.
И вот, чтоб скорее возвратится к своей школе, я набросал маленький разговор между маршальшеб и мною. Это несколько страниц на половину серьёзных, на половину веселых.
Очень боюсь, что мое предсказание исполнилось, что у меня в Риге снова явилась та жалкая, робкая душонка, которую я было оставил там, и что я снова становился подленьким по мере того, как удалялся от Вашего дворца и подъезжал к дому г. генерал прокурора.
Помню, сказанное мною Вашему Величеству, что я имельдушу раба в стране именующихся свободными и обрел душу свободного человека в стране называемых рабами. Это не было слово придворного льстеца, это было слово правды, и я уже здесь это замечаю.
Тысячу раз прошу прощения у Вашего Величества в том, что моё письмо так длинно. Я забываю, что время отдыха для Ваших армий сделается началом ваших настоящих трудов.
С глубочайшим благоговением остаюсь Вашего Императорского Величества всепокорный, всепослушный и преданнейший слуга.
Дидро.
Гаага, 13- го сентября 1774 г.
Ваше Величество не дозволите ли мне напомнит Вам о Нарышкине, прокуроре горного ведомства. Это долг, оставшийся за мною в Петербурге, на счету Вашего Императорского Величества

@темы: энциклопедисты

---

Перевод будет завтра. Или послезавтра.
А пока речь гражданина Барера.
Они всегда руководятся в своих планах ненавистью к свободным народам. Их нейтралитет - не более как выжидательное положение; их вмешательство - не что иное как ловушка.
Нам говорят, что требования Испании вытекают из родственных связей, и что удовлетворение их может обеспечить мир. Как будто голос крови слышен на ступенях трона, как будто у королей есть родственники, как будто родство венценосцев избавило нации хотя бы от одной войны! Нас стараются очернить в Лондоне, чтобы восстановить против нас друзей наших - патриотов. Нет, нельзя очернить нацию, защищающую свою независимость победами и справедливыми законами! Нет, нельзя приписывать приемы правительства ни народу, ни патриотам! Оскорбления Борка так же не властныеал духом и правами наций, как интриги Питта.Говорят, что ратификация приговора сделает честь народу и его революции. Но гораздо больше чести для нации в победе над врагами, изгнании деспотов, составлении хорошей конституции и внушении уважения к правам человека и гражданина!
Осуждая Людовика, вы усиливаете анти-республиканскую партию, которая обьеденится вокруг ребенка и подготавляете распадение Фран. Это возражение в значительной мере основано на принципе наследственности трона, уже ставшем нам чуждым. Но я утверждаю, что РО ялисты связывают гораздо больше надежд с Людовиком, чем с его сыном. Претенденты всегда представляют собой не более как политические призраки, служившие лишь для фабрикации в дипломатических канцеляриях лживых сообщений и манифестов. Если бы вы останавливались на этом возражении, то доказали бы лишь то, что угнетенные нации должны, из политических соображений, низвергать только бездетных тиранов.
Если Людовик погибнет, корона перейдет в Кобленц. Где же она, эта наследственная корона, которая, снится вам, должна перейти в руки ребенка или в то убежище, гда Станислав- Ксавье и Карл- Филипп скрывают свои позорные замыслы? Где та нация, которая, как вотчина, должна переходить в руки всех этих мнимых господ? Где та рыцарская партия, которая сумеет вернуть к рабству народ, обладающий Декларацией Прав? Предоставим аристократам предаваться этим мечтаниям, совершенно не заслуживающим нашего внимания!
Несколько лиц, управляющих Англией, но не английским народом, притворно выказывают некоторый интерес к тому, что они называют несчастиями Людовика. Но для кого не ясно, что это лишь министерская игра, прикрывающая приготовления, маскирующая личное честолюбие и партийную вражду? Как пристало английскому правительству порицать нас за акт национального правосудия, в то время как история Англии забрызгана кровью Карла I, пролитою одной из партий в пользу гнусного узурпатора! Как благородно игнорировать свою собственную историю, чтобы интересоваться нашей!
Национальный Конвент показал себя не в пример беспристрастнее, не заявив никакого протеста по поводу процесса, возбужденного в Англии против одного из его членов за опубликование бессмертного произведения "Права Человека"

@темы: процесс Людовика

---

Продолжение письма Дидро Екатерине.Вы приехали в самое бурное время : несчастная война, бунт на границе! ... Ну а я вас уверяю, что я ни разу не заметил, чтоб ее спокойствие было чем- нибудь возмущённо. Она совершенно решилась даровать мир врагу, а в бунтовщике видела только глупца, ожидавшего казни... События доказали, как она была права. Потом задавались вопросы р климате, нравах, образе правления, законах, министрах, духовенстве, науках, искусствах, ваших академиях и чудесах воспитания в ваших школах. Что сказать более? С возвращения своего я был предметом любопытства бесчисленного множества лиц всех классов, и могу уверить Ваше Императорское Величество, что я нашел только двух неверующих: одну глупую старую барыню, да господина с кривым умом; и в этой Франции, на счет которой, да позволено будет м не высказать это, Вы питаете некоторые предубеждения - более чем где либо в мире большинство смотрит на Вас как на великого человека и на одного из тех государей, которыми Небо так редко дарует народы.. Любит ли она славу? ... Это е страсть... В таком случае она должна быть довольна.. Да, она должна быть довольна, но.. я чуть было не запутался опять в вопросах и ответах...
Очень знаю, что Ваше Императорское величество дозволили мне прислать Вам все маленькие труды, которые мне оставалось написать, и я не на шутку собирался испытать ваше терпение, но я должен предупредить Вас, что та бедная мелкая душонка, слабая, жалкая, которую я оставил в Риге, опять там обыскалась и я имел глупость принять ее обратно.
В нашем министерстве произошло столько переворотов: теперь экономисты, ученики Ла Ривьера, держат кормило наших финансов. Ваше Императорское Величество не лучшего о них мнения, но нам так было плохо при Мальтотьерах и Робинах, что умным людям невозможно сделать хуже. По крайней мере эти справедливый, образованы и бескорыстны, а опытность в делах может быть несколько сшибет с них спесь школы и дурачество экономической системы. Экономист в администрации то же, что стоик в морали. Они сносны только в минуты бедствий.
Здесь льстят себя надеждой, что Ваше Величество возвратитесь к своему проекту законодательства. Это заставило меня перечесть ваш заказ, и я осмелился набросать к нему несколько примечаний.
Теперь, когда Екатерина Вторая не нуждается уже в славе военной, она позволит мне пожелать ей мира, который продолжался бы во все ее царствование. Стяжав имя, даруемое победой, да увенчается она другим, внушающем менее страха, производящим плоды более прочные и боле отрадные, благословенным во всех веках именем великой законодательницы. Вот Вы стоите на ряду с Вашим другом Кесареи и немножко повыше Фридриха - опасного соседа Вашего. Остается теперь занять место возлетЛикурга или Солона, и Ваше Величество там сядете. Это желание осмеливается Вам выразить философигаллорусский к наступающему новому году.
С глубочайшим благоговением Вашего Императорского Величества покорнейший и преданнейший слуга. Дидро.

@темы: энциклопедисты