Некий принц Де Линь. Обычно он ходил в серых туфлях, серых чулках, длинном до колен камзоле из бумажки, длинном большом парике и маленькой черной бархатной шапочке. В воскресенье одевал иногда великолепную темно- красную униформу, камзол и штаны одного цвета, но камзол с большой оборкой, обшитый золотом с фестонами на бургундский манер, с огромными манжетами и кружевами до кончиков пальцев, что придает благородный вид", как говорил он.
четверг, 25 января 2024
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
О внешности Вольтера.
Некий принц Де Линь. Обычно он ходил в серых туфлях, серых чулках, длинном до колен камзоле из бумажки, длинном большом парике и маленькой черной бархатной шапочке. В воскресенье одевал иногда великолепную темно- красную униформу, камзол и штаны одного цвета, но камзол с большой оборкой, обшитый золотом с фестонами на бургундский манер, с огромными манжетами и кружевами до кончиков пальцев, что придает благородный вид", как говорил он.
Некий принц Де Линь. Обычно он ходил в серых туфлях, серых чулках, длинном до колен камзоле из бумажки, длинном большом парике и маленькой черной бархатной шапочке. В воскресенье одевал иногда великолепную темно- красную униформу, камзол и штаны одного цвета, но камзол с большой оборкой, обшитый золотом с фестонами на бургундский манер, с огромными манжетами и кружевами до кончиков пальцев, что придает благородный вид", как говорил он.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Продолжение речи защитника Людовика.
До сих пор вы слышали только его ответы. Вы потребовали его сюда; он явился спокойно, мужественно, с достоинством; он явился, исполненный ощущения своей невиновности, сильный утешительным сознанием своей невинности, сильный утешительным сознанием своих намерений, которого не в состоянии отнято у него никакая человеческая сила. Опираясь, если можно так выразиться , на всю свою жизнь читать дальше
До сих пор вы слышали только его ответы. Вы потребовали его сюда; он явился спокойно, мужественно, с достоинством; он явился, исполненный ощущения своей невиновности, сильный утешительным сознанием своей невинности, сильный утешительным сознанием своих намерений, которого не в состоянии отнято у него никакая человеческая сила. Опираясь, если можно так выразиться , на всю свою жизнь читать дальше
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
среда, 24 января 2024
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
В 1745 году Вольтер послал в Рим к папе Бенедикту XIV свою трагедию , которую написал ещё в 1740 году : Магомет или Фанатизм".
Вольтер лукавил как всегда. Трагедия изобличал последствия религиозного фанатизма и в сущности выступала против всех церквей и пророков. Но внешне она разоблачала лишь зло ислама.
Бенедикт ответил Вольтеру любезным письмом Награждая его апостолическим благословением, сообщая, что он прочитал " прекраснейшую трагедию с большим удовольствием.
Вольтер был в восторге: он сумел перехитрить пару. Вечером в гостиной Сирея он рассказывал самые веселые анекдоты.
Его святейшеству не были известны следующие строки автора Магомета: "Самый нелепый из всех деспотизмов, самый унизительный для человеческой природы, самый несообразный и самый зловредный - это деспотизм священников; а из всех жреческих владычеств самое преступное - это, без сомнения, владычество священников христианской церкви".
Папа прислал медаль Вольтеру со своим портретом.
- Э, да он славный малый и кажется, знает кое в чем толк, - смеялся Вольтер и друзьям писал, что медаль папы для него важнее двух ептскопств. Теперь ему не страшны были козни врагов.
Вольтер лукавил как всегда. Трагедия изобличал последствия религиозного фанатизма и в сущности выступала против всех церквей и пророков. Но внешне она разоблачала лишь зло ислама.
Бенедикт ответил Вольтеру любезным письмом Награждая его апостолическим благословением, сообщая, что он прочитал " прекраснейшую трагедию с большим удовольствием.
Вольтер был в восторге: он сумел перехитрить пару. Вечером в гостиной Сирея он рассказывал самые веселые анекдоты.
Его святейшеству не были известны следующие строки автора Магомета: "Самый нелепый из всех деспотизмов, самый унизительный для человеческой природы, самый несообразный и самый зловредный - это деспотизм священников; а из всех жреческих владычеств самое преступное - это, без сомнения, владычество священников христианской церкви".
Папа прислал медаль Вольтеру со своим портретом.
- Э, да он славный малый и кажется, знает кое в чем толк, - смеялся Вольтер и друзьям писал, что медаль папы для него важнее двух ептскопств. Теперь ему не страшны были козни врагов.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
О дочери Дидро. Акимова.
У Дидро было четверо детей. Выжила одна Анжелика, родившаяся 2 сентября 1753 года.
Приходится ли удивляться, что вся отцовская любовь.. сосредоточилась на одной Анжеликае?! В 1768 году он писал Софи: "Мне кажется, что я умер бы с горяч если бы потерял этого ребенка: не могу вам выразить, как я ее люблю.
Стоило девочке заболеть, он заболевал вместе с нею. Появлялась ли краснота в ее горле, или случалась рвота, это немедленно отражало зеркало его души - письма к Софи. К счастью, Анжелика мало болела. "Эта шалунья сорвала себе ноготь с большого пальца ноги. Для всякого менее здорового ребенка это представило бы большую опасность. Она же пролежала в постели только один день " - писал отец шалуньи своей подруге 21 ноября 1760 года.
Но гораздо больше, чем здоровье дочери, Дидро беспокоило ее воспитание. Стоило хоть немножко его запустить, как начинала болеть душа.
Если бы он воспитывал ее один!читать дальше
У Дидро было четверо детей. Выжила одна Анжелика, родившаяся 2 сентября 1753 года.
Приходится ли удивляться, что вся отцовская любовь.. сосредоточилась на одной Анжеликае?! В 1768 году он писал Софи: "Мне кажется, что я умер бы с горяч если бы потерял этого ребенка: не могу вам выразить, как я ее люблю.
Стоило девочке заболеть, он заболевал вместе с нею. Появлялась ли краснота в ее горле, или случалась рвота, это немедленно отражало зеркало его души - письма к Софи. К счастью, Анжелика мало болела. "Эта шалунья сорвала себе ноготь с большого пальца ноги. Для всякого менее здорового ребенка это представило бы большую опасность. Она же пролежала в постели только один день " - писал отец шалуньи своей подруге 21 ноября 1760 года.
Но гораздо больше, чем здоровье дочери, Дидро беспокоило ее воспитание. Стоило хоть немножко его запустить, как начинала болеть душа.
Если бы он воспитывал ее один!читать дальше
понедельник, 22 января 2024
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Речь защитника Людовика Десэза.
Граждане, представители нации настал, наконец, момент , когда Людовик, обвиненый от имени французского народа, может высказаться перед самим же народом! Настал, наконец, тот момент, когда он вместе с защитниками, которых дали ему человеколюбие и закон, может представить нации защитительнуб речь, продиктованную его сердцем, и показать ей, какими намерениями он всегда воодушевлялся! Уже молчание, царящее вокруг меня, свидетельствует о том, что на смену дням гнева и предубеждения пришел день правосудия, что этот торжественный акт - не пустая формальность, что храм свободы есть также и храм беспристрастия, послушног одному закону, и что человек, попавший в унизительно е положение обвиняемого - кто бы он ни был - всегда может рассчитывать на внимание и участие даже со стороны своих обвинителей.
Я говорю :"человек, кто бы он ни был" - потому что , в самом деле, Людовик уже не более, как человек, и притом, человек обвиняемыц. Он потерял всякое обаяние, он бессилен, он не может больше возбуждать ни опасений ни надежд; поэтому в настоящий момент вы должны относиться к нему не только с величайшей справедливостью, но даже - позволю себе заметить - с величайшей снисходительностью. Он имеет право на все сострадание, какого заслуживает беспредельное несчастье; и если, действительно, как выразился один знаменитый республиканец, невзгоды королей принимают в глазах всех, кто жил при монархическом режиме, более трогательный и священный характер, чем бедствия других людей, то тем более живое сочувствие должна возбуждать судьба человека, занимавшего самый блестящий трон в мире, мало того, это сочувствие должно возрастать по мере приближения развязки
Граждане, представители нации настал, наконец, момент , когда Людовик, обвиненый от имени французского народа, может высказаться перед самим же народом! Настал, наконец, тот момент, когда он вместе с защитниками, которых дали ему человеколюбие и закон, может представить нации защитительнуб речь, продиктованную его сердцем, и показать ей, какими намерениями он всегда воодушевлялся! Уже молчание, царящее вокруг меня, свидетельствует о том, что на смену дням гнева и предубеждения пришел день правосудия, что этот торжественный акт - не пустая формальность, что храм свободы есть также и храм беспристрастия, послушног одному закону, и что человек, попавший в унизительно е положение обвиняемого - кто бы он ни был - всегда может рассчитывать на внимание и участие даже со стороны своих обвинителей.
Я говорю :"человек, кто бы он ни был" - потому что , в самом деле, Людовик уже не более, как человек, и притом, человек обвиняемыц. Он потерял всякое обаяние, он бессилен, он не может больше возбуждать ни опасений ни надежд; поэтому в настоящий момент вы должны относиться к нему не только с величайшей справедливостью, но даже - позволю себе заметить - с величайшей снисходительностью. Он имеет право на все сострадание, какого заслуживает беспредельное несчастье; и если, действительно, как выразился один знаменитый республиканец, невзгоды королей принимают в глазах всех, кто жил при монархическом режиме, более трогательный и священный характер, чем бедствия других людей, то тем более живое сочувствие должна возбуждать судьба человека, занимавшего самый блестящий трон в мире, мало того, это сочувствие должно возрастать по мере приближения развязки
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
И опять же Палмер.
Был устроен грандиозный банкет с большим количеством речей за которым последовало зрелище на рыночной площади, где были торжественно сожжены фигуры 200 святых - все, что можно найти в Иссуаре. Затем Кутон уволил нескольких чиновников, назначил новых, допросил подозреваемых, освободил одних, задержал других, во всем действовал как суверен и вернулся в Клермон.
Клермон 30 брюмера стал свидетелем кульминации пребывания Кутона в департаменте. День декады был отведен для апофеоза Шалье, лионского якобинцы, принявшего мученическую смерть от рук врагов Республики. 50 клубов со всей страны собрали своих делегатов в Клермон е. Никогда ещё мрачный городок не видел такого зрелища. Церемонии начались в девять утра. Под всеобщие аплодисменты Кутон поднялся на трибуну . Он сделал важное объявление; вскоре с эгоистичных богачей будет взиматься специальный налог в размере 1200000 ливров.
Когда аплодисменты стихли, он уже собирался вручить четырем юным девушкам- победительницам республиканское приданое. Там были четыре счастливые девушки, выбранные заранее через якобинские клубы, они выступили вперёд, получили по 2000 ливров и братскую награду; хорошо известное французское приветствие(?), используемое в таких случаях, от "завоевателя Лиона" и "Представителя народа.". Затем толпа направилась к кафедральному собору (Храму разума), неся бюст Шалье, который был установлен рядом с алтарем. Были заслушены речи об опасности фанатизма. Сельский врач из Бийона объяснил, как он доказал, что кровь Христа - это скипидар, а представитель народа Менье был торжественно повторно крещён(?). Прихожане изливали свои чувства в патриотических гимнах.
Был устроен грандиозный банкет с большим количеством речей за которым последовало зрелище на рыночной площади, где были торжественно сожжены фигуры 200 святых - все, что можно найти в Иссуаре. Затем Кутон уволил нескольких чиновников, назначил новых, допросил подозреваемых, освободил одних, задержал других, во всем действовал как суверен и вернулся в Клермон.
Клермон 30 брюмера стал свидетелем кульминации пребывания Кутона в департаменте. День декады был отведен для апофеоза Шалье, лионского якобинцы, принявшего мученическую смерть от рук врагов Республики. 50 клубов со всей страны собрали своих делегатов в Клермон е. Никогда ещё мрачный городок не видел такого зрелища. Церемонии начались в девять утра. Под всеобщие аплодисменты Кутон поднялся на трибуну . Он сделал важное объявление; вскоре с эгоистичных богачей будет взиматься специальный налог в размере 1200000 ливров.
Когда аплодисменты стихли, он уже собирался вручить четырем юным девушкам- победительницам республиканское приданое. Там были четыре счастливые девушки, выбранные заранее через якобинские клубы, они выступили вперёд, получили по 2000 ливров и братскую награду; хорошо известное французское приветствие(?), используемое в таких случаях, от "завоевателя Лиона" и "Представителя народа.". Затем толпа направилась к кафедральному собору (Храму разума), неся бюст Шалье, который был установлен рядом с алтарем. Были заслушены речи об опасности фанатизма. Сельский врач из Бийона объяснил, как он доказал, что кровь Христа - это скипидар, а представитель народа Менье был торжественно повторно крещён(?). Прихожане изливали свои чувства в патриотических гимнах.
пятница, 19 января 2024
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Еду завтра в Сергиев Посад. Надеюсь, не утону в снегу.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Екатерина II купила библиотеку скончавшегося Вольтера. Секретарь философа Ваньер, аккуратнейший человек, привез ее в Петербург и привел в идеальный порядок
Покупая библиотеку Вольтера, Екатерина беспокоилась о своих письмах фернейскому патриарху. Она писала Гримму:"Особенно позаботьтесь о том, чтобы там были мои письма". Страшно боялась их опубликования. ". Помещайте госпоже Лени передать издателям мои письма к ее дяде, прошу вас очень серьезно ", - писала она в октябре 1778 г. тому же Гримму.
Бомарше, став издателем полного собрания сочинений Вольтера, объявил однако, что будет опубликована переписка философа с русской императрицей. Екатерина передала категорический приказ Гримму, чтобы " ничто из этих писем не было напечатано к типографии сеньора Фигаро"
Бомарше с улыбкой отвечал Гримму: "Я торговец, я купил и продаю. Разве я пошел бы на такую глупость - покупать за 100000 экю сочинения Во́льтера, печатающиеся вот уже сорок лет по всей Европе.
Екатерина гневалась, ругательскм ругала Бомарше ( Этот негодяй", Этот господин способен на все") называла издание " финароищироаанный Вольтер", но ничего поделать не смогла. Когда том, содержащий ее письма, вышел из печати, она просила Гримма скупить все экземпляры и сжечь. Но это сделать было невозможно.
Интерес к Письмам, конечно, был огромен, как и к самой личности ещё здравствовавшй тогда императрицы.
Покупая библиотеку Вольтера, Екатерина беспокоилась о своих письмах фернейскому патриарху. Она писала Гримму:"Особенно позаботьтесь о том, чтобы там были мои письма". Страшно боялась их опубликования. ". Помещайте госпоже Лени передать издателям мои письма к ее дяде, прошу вас очень серьезно ", - писала она в октябре 1778 г. тому же Гримму.
Бомарше, став издателем полного собрания сочинений Вольтера, объявил однако, что будет опубликована переписка философа с русской императрицей. Екатерина передала категорический приказ Гримму, чтобы " ничто из этих писем не было напечатано к типографии сеньора Фигаро"
Бомарше с улыбкой отвечал Гримму: "Я торговец, я купил и продаю. Разве я пошел бы на такую глупость - покупать за 100000 экю сочинения Во́льтера, печатающиеся вот уже сорок лет по всей Европе.
Екатерина гневалась, ругательскм ругала Бомарше ( Этот негодяй", Этот господин способен на все") называла издание " финароищироаанный Вольтер", но ничего поделать не смогла. Когда том, содержащий ее письма, вышел из печати, она просила Гримма скупить все экземпляры и сжечь. Но это сделать было невозможно.
Интерес к Письмам, конечно, был огромен, как и к самой личности ещё здравствовавшй тогда императрицы.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Не помню, цитировала ли я это уже. некая госпожа Сюор о Кондорсе.
Прелесть, какую я находила в его обществе, обуславливалась не изумительным разнообразием его идей, обнимавших одновременно физические и нравственные щаконы, одним словом - все что действует на разум и воображение... Нет, прелесть эта прежде всего лежала в его доброте, в доброте постоянной и неизсякаемой. Всегда забывая о себе для других, он по-видимому даже не замечал приносимых им жертв; его снисходительность ободряет каждого; охотно сознаешся ему во всех своих слабостях, и он жалеет вас, словно разделяя их. Его простота в обращении уничтожает всякую мысль о том, что вы находитесь в обществе одного из умнейших людей своего века. Не покидая высоты на которой он сам находится, Кондорсе готов снизойти до интересов, волнующих заурядные умы. Спокойствие, с каким он обсуждает все, что лично его касается, стоит в поразительном контрасте с той живостью, с какой он относится к несчастьям своих друзей и готовностью поспешить им на помощь. Он хладнокровно переносит несправедливость, раз она касается его самого. Наоборот, малейшая обида его близким вызывает в нем жнергическиц отпор. Сам ядовитый Гримм, которому Руссо так охотно приписывал разрыв свой с энциклопедистами и чьи сарказмы преследовали его до могилы, не находит для Кондорсе ничего кроме похвалы. "Это сильный ум, - пишет он, - склонный к философии; доброта блещет в его глазах и вся наружность говорит о прекраснейших и самых мирных качествах души. Все друзья в одно слово величают его добрым Кондорсе.
Прелесть, какую я находила в его обществе, обуславливалась не изумительным разнообразием его идей, обнимавших одновременно физические и нравственные щаконы, одним словом - все что действует на разум и воображение... Нет, прелесть эта прежде всего лежала в его доброте, в доброте постоянной и неизсякаемой. Всегда забывая о себе для других, он по-видимому даже не замечал приносимых им жертв; его снисходительность ободряет каждого; охотно сознаешся ему во всех своих слабостях, и он жалеет вас, словно разделяя их. Его простота в обращении уничтожает всякую мысль о том, что вы находитесь в обществе одного из умнейших людей своего века. Не покидая высоты на которой он сам находится, Кондорсе готов снизойти до интересов, волнующих заурядные умы. Спокойствие, с каким он обсуждает все, что лично его касается, стоит в поразительном контрасте с той живостью, с какой он относится к несчастьям своих друзей и готовностью поспешить им на помощь. Он хладнокровно переносит несправедливость, раз она касается его самого. Наоборот, малейшая обида его близким вызывает в нем жнергическиц отпор. Сам ядовитый Гримм, которому Руссо так охотно приписывал разрыв свой с энциклопедистами и чьи сарказмы преследовали его до могилы, не находит для Кондорсе ничего кроме похвалы. "Это сильный ум, - пишет он, - склонный к философии; доброта блещет в его глазах и вся наружность говорит о прекраснейших и самых мирных качествах души. Все друзья в одно слово величают его добрым Кондорсе.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Уже постила, но зачем-то стёрла.
О Дидро.
Один молодой писатель, имя его точно не установлено, хотя обычно называют некоего Ривера, однажды принес к Дидро свою рукопись и попросил прочесть и помочь ему советом. Дидро тут же прочитал. Оказалось, что это не что иное, как пасквиль на него самого и энциклопедистов.
-Зачем же вы мне ее принесли)- удивлённо спросил Дидро.
Я очень нуждаюсь - и полагал, что вы дадите мне пять франков чтобы я ее не печатал..
-Но вы сможете получить гораздо больше, если не только напечатаете свое произведение, но и посвятите его нашему заклятому врагу, старому герцогу Орлеанскому. Он наверняка вас щедро вознаградит.
Наглец на это ответил, что с удовольствием поступил бы именно так, но не умеет писать посвящений.
-Садитесь, - предложил Дидро,- и подождите.
Затем он присел к своему бюро, в пять минут набросал посвящение и вручил его пасквилянту. Кроме того, он ещё и внёс несн исправлений в пасквиль, так как он был написан плохо.
Пасквилянт не постыдился представить рукопись герцогу Орлеанскому и получил от него солидное вознаграждение.
Но если бы на этом история кончилась! Негодяй ещё несколько раз обращался к Дидро за денежными пособиями, и тот ни разу ему не отказывал. Мало того, когда он понял, что больше пользы из Дидро извлечь не сможет, ещё над ним и посмеялся
О Дидро.
Один молодой писатель, имя его точно не установлено, хотя обычно называют некоего Ривера, однажды принес к Дидро свою рукопись и попросил прочесть и помочь ему советом. Дидро тут же прочитал. Оказалось, что это не что иное, как пасквиль на него самого и энциклопедистов.
-Зачем же вы мне ее принесли)- удивлённо спросил Дидро.
Я очень нуждаюсь - и полагал, что вы дадите мне пять франков чтобы я ее не печатал..
-Но вы сможете получить гораздо больше, если не только напечатаете свое произведение, но и посвятите его нашему заклятому врагу, старому герцогу Орлеанскому. Он наверняка вас щедро вознаградит.
Наглец на это ответил, что с удовольствием поступил бы именно так, но не умеет писать посвящений.
-Садитесь, - предложил Дидро,- и подождите.
Затем он присел к своему бюро, в пять минут набросал посвящение и вручил его пасквилянту. Кроме того, он ещё и внёс несн исправлений в пасквиль, так как он был написан плохо.
Пасквилянт не постыдился представить рукопись герцогу Орлеанскому и получил от него солидное вознаграждение.
Но если бы на этом история кончилась! Негодяй ещё несколько раз обращался к Дидро за денежными пособиями, и тот ни разу ему не отказывал. Мало того, когда он понял, что больше пользы из Дидро извлечь не сможет, ещё над ним и посмеялся
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
И опять же Палмер.
Если тем не менее они удалялись в свои поместья в деревне, он приказывал им возвращаться в город, где якобинские комитеты могли лучше следить за ними. Он применил закон о подозрительных в соответствии с политической ситуацией. Комитетам надзора(?) были предоставлены широкие полномочия, они могли объявить подозрительными тех лиц, которых они считали опасными, даже если закон от 17 сентября не охватывал их дело, и они могли освободить от подозрений любых лиц ( за исключением дворян и священников), которые могли быть привлечены по закону, но которых комитеты считали преданными якобинскому делу. Можно себе представить, какие возможности для интриг открывались таким образом.
И все же угроза голода не была устранена. Никакое местное регулирование н устранило бы ее, если на самом деле не было достаточного количества продовольствия, чтобы прокормить департамент зимой. Припасы пришлось бы привозить извне. Где их найти и как перевезти, как мы увидим, оставалось одной из главных забот Кутона ещё долго после того как он вернулся в Париж. Он был слишком важной персоной, чтобы задерживаться на посту администратора департамента. Париж звал и широкие виды открывались из зелёной комнаты в Тюильри. И все же он колебался ехать ли. Он был очень семейным человеком и будучи инвалидом любил жить дома и он не собирался вести своего маленького ребенка в столицу. В Пюи- де-Дом он был монархом, законодателем, символом власти в глазах всех патриотов. Несомненно он наслаждался этими удовольствиями от своего проконсульства. Он с нетерпением ждал некоторых приглашений, которыми его осыпали якобинцы. 16 ноября он написал в Комитет Общественного Спасения, объяснив свою задержку и отправился вверх по долине(? Не разбираб слова) в Иссуар, чтобы принять там участие в патриотическом мероприятии. Здесь он председательствовал на специальном заседании клубов, на котором в присутствии представителя народа был произнесен ряд речей. Священники приходят, чтобы официально отказаться от своего священства, и несколько юристов также отказались от своей профессии, которая в последнее время приобрела дурную славу. Граждане приходят, чтобы отказаться от своих христианских имён. И заменяют из на обычные Гракх, Брут или Марат. Кутон уже несколько дней называл себя Аристидом вместо Жоржа.
Если тем не менее они удалялись в свои поместья в деревне, он приказывал им возвращаться в город, где якобинские комитеты могли лучше следить за ними. Он применил закон о подозрительных в соответствии с политической ситуацией. Комитетам надзора(?) были предоставлены широкие полномочия, они могли объявить подозрительными тех лиц, которых они считали опасными, даже если закон от 17 сентября не охватывал их дело, и они могли освободить от подозрений любых лиц ( за исключением дворян и священников), которые могли быть привлечены по закону, но которых комитеты считали преданными якобинскому делу. Можно себе представить, какие возможности для интриг открывались таким образом.
И все же угроза голода не была устранена. Никакое местное регулирование н устранило бы ее, если на самом деле не было достаточного количества продовольствия, чтобы прокормить департамент зимой. Припасы пришлось бы привозить извне. Где их найти и как перевезти, как мы увидим, оставалось одной из главных забот Кутона ещё долго после того как он вернулся в Париж. Он был слишком важной персоной, чтобы задерживаться на посту администратора департамента. Париж звал и широкие виды открывались из зелёной комнаты в Тюильри. И все же он колебался ехать ли. Он был очень семейным человеком и будучи инвалидом любил жить дома и он не собирался вести своего маленького ребенка в столицу. В Пюи- де-Дом он был монархом, законодателем, символом власти в глазах всех патриотов. Несомненно он наслаждался этими удовольствиями от своего проконсульства. Он с нетерпением ждал некоторых приглашений, которыми его осыпали якобинцы. 16 ноября он написал в Комитет Общественного Спасения, объяснив свою задержку и отправился вверх по долине(? Не разбираб слова) в Иссуар, чтобы принять там участие в патриотическом мероприятии. Здесь он председательствовал на специальном заседании клубов, на котором в присутствии представителя народа был произнесен ряд речей. Священники приходят, чтобы официально отказаться от своего священства, и несколько юристов также отказались от своей профессии, которая в последнее время приобрела дурную славу. Граждане приходят, чтобы отказаться от своих христианских имён. И заменяют из на обычные Гракх, Брут или Марат. Кутон уже несколько дней называл себя Аристидом вместо Жоржа.
четверг, 18 января 2024
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Неверно датировал время действия в мемуарах Балобановой. Оказывается, она родилась в 1847 году. Училась в нижегородском Мариинском институте. И далее из сети.
Окончила Высшие женские Бестужевские курсы, затем стала их библиотекарем. Владея десятью языками и питая интерес к народному творчеству изучала рукописи в зарубежных архивах. Путешествовала по Германии, Шотландии, Испании, записывала легенды и предания. На этом материале основаны ее исследования кельтской литературы, фольклорные трудыии беллетрезованнаы запись легенд.
Выпустила мемуарную книгу "Пятьдесят лет назад. Воспоминания институтки. СПБ. ,1913 г.
Источник - сайт энциклопедического словаря Литераторы Санкт Петербурга.
С другого сайта. Училась в Сорбонне, университетах Гейдельберга и Геттингена. Об этом периоде своей жизни Е. Балабанова писала.
Я очень усердно работала в Сорбонне на отделении кельтских языков. Но не успела кончить, началась Франко- прусская война, Коммуна. Все было закрыто. Пришлось бросить Париж и я перекочевала в Гейдельберг. Здесь я поступила в университет к профессору Виндиши вольнослушательницей, так как женщин туда не принимали, на тот же кельтский отдел, на котором я пробыла до 1875 года, прослушав ещё попутно очень важный для меня курс средней истории у Феликса Дана
Окончила Высшие женские Бестужевские курсы, затем стала их библиотекарем. Владея десятью языками и питая интерес к народному творчеству изучала рукописи в зарубежных архивах. Путешествовала по Германии, Шотландии, Испании, записывала легенды и предания. На этом материале основаны ее исследования кельтской литературы, фольклорные трудыии беллетрезованнаы запись легенд.
Выпустила мемуарную книгу "Пятьдесят лет назад. Воспоминания институтки. СПБ. ,1913 г.
Источник - сайт энциклопедического словаря Литераторы Санкт Петербурга.
С другого сайта. Училась в Сорбонне, университетах Гейдельберга и Геттингена. Об этом периоде своей жизни Е. Балабанова писала.
Я очень усердно работала в Сорбонне на отделении кельтских языков. Но не успела кончить, началась Франко- прусская война, Коммуна. Все было закрыто. Пришлось бросить Париж и я перекочевала в Гейдельберг. Здесь я поступила в университет к профессору Виндиши вольнослушательницей, так как женщин туда не принимали, на тот же кельтский отдел, на котором я пробыла до 1875 года, прослушав ещё попутно очень важный для меня курс средней истории у Феликса Дана
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Начинаю в тысячный раз новую добродетельную жизнь и начну с того, что вновь приступлю к 18 уроку французского.
Начала заниматься в самодеятельной театральной студии. Мы замахнулись аж на Обыкновенное чудо. Мне дали роль фрейлены. Ага где-то целых пять фраз.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Литвинова о жене Кондорсе.
Но в те грустные дни Кондорсе сильно беспокоила участь жены и маленькой дочери. Он знал, что тогда каждая чистая, благородная женщина считала своей обязанностью удалиться из Парижа, жене же осуждённого было опасно оставаться в этом городе. Он был уверен, что госпожи Кондорсе не было в Париже, но чем же она жила, когда у нее все было отнято? Она осталась с маленькой дочерью, с больной сестрой и старой гувернанткой. Он считал такой беззащитной и беспомощной эту избалованную светскую женщину, аристократку, привыкшую к услугам и поклонению. Но природная энергия и обстоятельства выручили госпожу Кондорсе. В трудную минуту она проявила способность к труду и величие души. Во время террора каждый мог опасаться за жизнь своих близких и друзей, и желание обладать портретами дорогих людей принимало размеры настоящей страсти. Госпоже Кондорсе пришла счастливая мысль воспользоваться для этого своим талантом к живописи. Сначала она сделала несколько замечательных портретов просто из любезности, но они вышли так удачны, что ее завалили работой. Вскоре ей пришлось писать портреты в тюрьмах, в убежищах несчастных и в блестящих салонах, владельцы которых подвергались опасности наравне со всеми другими гражданами. В Отеле госпожа Кондорсе списывала портреты даже с революционных солдат и удивляла их своим искусством. Эта работа давала ей некоторое время возможность существовать безбедно с семьёй, несмотря на страшную дороговизну. Узнав о местопребывании своего мужа, она ежедневно вместе с торговцами приходила в Париж и тайком посещала его в доме Вернэ. Вскоре она завела лавочку с бельем и барыши от торговли употребляла на содержание старых служащих своего мужа, между которыми находился и прежний его секретарь Кардо.
Но в те грустные дни Кондорсе сильно беспокоила участь жены и маленькой дочери. Он знал, что тогда каждая чистая, благородная женщина считала своей обязанностью удалиться из Парижа, жене же осуждённого было опасно оставаться в этом городе. Он был уверен, что госпожи Кондорсе не было в Париже, но чем же она жила, когда у нее все было отнято? Она осталась с маленькой дочерью, с больной сестрой и старой гувернанткой. Он считал такой беззащитной и беспомощной эту избалованную светскую женщину, аристократку, привыкшую к услугам и поклонению. Но природная энергия и обстоятельства выручили госпожу Кондорсе. В трудную минуту она проявила способность к труду и величие души. Во время террора каждый мог опасаться за жизнь своих близких и друзей, и желание обладать портретами дорогих людей принимало размеры настоящей страсти. Госпоже Кондорсе пришла счастливая мысль воспользоваться для этого своим талантом к живописи. Сначала она сделала несколько замечательных портретов просто из любезности, но они вышли так удачны, что ее завалили работой. Вскоре ей пришлось писать портреты в тюрьмах, в убежищах несчастных и в блестящих салонах, владельцы которых подвергались опасности наравне со всеми другими гражданами. В Отеле госпожа Кондорсе списывала портреты даже с революционных солдат и удивляла их своим искусством. Эта работа давала ей некоторое время возможность существовать безбедно с семьёй, несмотря на страшную дороговизну. Узнав о местопребывании своего мужа, она ежедневно вместе с торговцами приходила в Париж и тайком посещала его в доме Вернэ. Вскоре она завела лавочку с бельем и барыши от торговли употребляла на содержание старых служащих своего мужа, между которыми находился и прежний его секретарь Кардо.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Де Местр о Вольтере.
Этот наглый богохульник дошел до того, что объявил себя личным врагом спасителя. Он осмелился из глубины своего ничтожества глумиться над ним и дать божественному закону, принесенному богочеловеком на землю, имя "гадины". Покинутый богом, он не знает никакой узды. Он погружается в грязь, он омывается ей, он ею захлёбывается.. его неподражаемые таланты внушают мне священную ненависть.
Русский митрополит Евгений в 1793 г. писал:
Любезное наше оьнчесн доныне предохранчлось ещё от самой вреднейшей части Вольтерова яда, и мы амскромной нашей литературе не видим ещё самых возмутительных и нечестивых книг; но, может быть, от сего предохранены только книжныеилпвки, между тем сокровенными путями повсюду разливается вся его зараза, ибо письменный Вольтер становится у нас известен столь же, как и печатный.
Этот наглый богохульник дошел до того, что объявил себя личным врагом спасителя. Он осмелился из глубины своего ничтожества глумиться над ним и дать божественному закону, принесенному богочеловеком на землю, имя "гадины". Покинутый богом, он не знает никакой узды. Он погружается в грязь, он омывается ей, он ею захлёбывается.. его неподражаемые таланты внушают мне священную ненависть.
Русский митрополит Евгений в 1793 г. писал:
Любезное наше оьнчесн доныне предохранчлось ещё от самой вреднейшей части Вольтерова яда, и мы амскромной нашей литературе не видим ещё самых возмутительных и нечестивых книг; но, может быть, от сего предохранены только книжныеилпвки, между тем сокровенными путями повсюду разливается вся его зараза, ибо письменный Вольтер становится у нас известен столь же, как и печатный.
вторник, 16 января 2024
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Из письма Ивана Борисовича.31 октября 1821 года.
Я умею ценить вашу деликатность относительно вашего безденежья и потери всякой возможности удовлетворять свои нужды. Уверяю вас, что признателен за высказанное вами в этом отношении настолько, что благодарность будет запечатлена в моем сердце на всю жизнь и прибавится ко множеству добрых качеств, какие я за вами знаю и за которые благодарю Провидение, давшее мне столь превосходного сына, каковы вы есть, дорогой Павел. Весьма далёкий, дорогой Павел от того, чтобы думать , что вам хочется откровенно говорить мне о своей нищете, я был тронут и ужаснулся, узнавши, что вы в такой большой нужде. Чтобы хоть немного доказать это, посылаю вам с тем же курьером, в отдельном конверте на ваш адрес, который я отдал под расписку в Инспекторский департамент - тысячу рублей банковским билетом. И скажу пословицу (далее на немецком) Хитрец даёт больше, чем у него есть. Что до вашего повышения в чин полковника, сейчас больше чем когда-либо надежды, что это сделается вскорости. Я имею доказательства что задержка не имела никаких личных причин ни против меня, ни против вас. Это небрежение и, быть может, злая воля окружения, в котором кажется, сам император ни при чем. Ещё немного терпения и вы увидите, что это дело устроится вам по вкусуу
Я умею ценить вашу деликатность относительно вашего безденежья и потери всякой возможности удовлетворять свои нужды. Уверяю вас, что признателен за высказанное вами в этом отношении настолько, что благодарность будет запечатлена в моем сердце на всю жизнь и прибавится ко множеству добрых качеств, какие я за вами знаю и за которые благодарю Провидение, давшее мне столь превосходного сына, каковы вы есть, дорогой Павел. Весьма далёкий, дорогой Павел от того, чтобы думать , что вам хочется откровенно говорить мне о своей нищете, я был тронут и ужаснулся, узнавши, что вы в такой большой нужде. Чтобы хоть немного доказать это, посылаю вам с тем же курьером, в отдельном конверте на ваш адрес, который я отдал под расписку в Инспекторский департамент - тысячу рублей банковским билетом. И скажу пословицу (далее на немецком) Хитрец даёт больше, чем у него есть. Что до вашего повышения в чин полковника, сейчас больше чем когда-либо надежды, что это сделается вскорости. Я имею доказательства что задержка не имела никаких личных причин ни против меня, ни против вас. Это небрежение и, быть может, злая воля окружения, в котором кажется, сам император ни при чем. Ещё немного терпения и вы увидите, что это дело устроится вам по вкусуу
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Уже цитировала это, но потом потерла.
Воспоминание бывшей институтки Балобановы.
Наконец нас привели в дортуар - в длинную, длинную узкую комнату, где стояло множество кроватей, отделенных друг от друга хорошенькими маленькими желтыми шкафчиками. Гримм меня подвела к одной из кроватей и строго сказала мне.
-Здесь спрайт! - скоро раздевает и спрайт.
- Я не умею раздеваться!
-Что? - грозно закричала она, - сичас спрайт.
Я совсем потеряла голову и заорала изо всех сил:
-Гоаррю вам, что не умею сама раздеваться; не умею сама причемваться, не умею одна умываться. Если здесь этого нельзя, пошлите за мамой, она у начальницы, пускай она меня возьмёт домой. Я не хочу здесь оставаться! Не хочу!Пришлось позвать горничную и с ее помощью силой раздеть и уложить меня. Долго рыдала я, лёжа в своей новой жёсткой постели и горячо молилась о смерти. Мне казалось, что смерть одна может избавить меня от этой ужасной новой жизни.
Но на другое утро меня ждала радость: одевать пришла меня моя домашняя, милая Элевтина. Сначала я не поверила своим глазам, полагая, что вижу сон. Но дело было в том, что меня приняли как - то сверх комплекта, как эстерну, а потому я должна была носить свое платье, уезжать на каникулы домой и, кроме того, мне позволили иметь собственную прислугу, которая ходила за мной, содержать ее обязана была мама, но она увеличивала собой и штат начальницыной прислуги.
Воспоминание бывшей институтки Балобановы.
Наконец нас привели в дортуар - в длинную, длинную узкую комнату, где стояло множество кроватей, отделенных друг от друга хорошенькими маленькими желтыми шкафчиками. Гримм меня подвела к одной из кроватей и строго сказала мне.
-Здесь спрайт! - скоро раздевает и спрайт.
- Я не умею раздеваться!
-Что? - грозно закричала она, - сичас спрайт.
Я совсем потеряла голову и заорала изо всех сил:
-Гоаррю вам, что не умею сама раздеваться; не умею сама причемваться, не умею одна умываться. Если здесь этого нельзя, пошлите за мамой, она у начальницы, пускай она меня возьмёт домой. Я не хочу здесь оставаться! Не хочу!Пришлось позвать горничную и с ее помощью силой раздеть и уложить меня. Долго рыдала я, лёжа в своей новой жёсткой постели и горячо молилась о смерти. Мне казалось, что смерть одна может избавить меня от этой ужасной новой жизни.
Но на другое утро меня ждала радость: одевать пришла меня моя домашняя, милая Элевтина. Сначала я не поверила своим глазам, полагая, что вижу сон. Но дело было в том, что меня приняли как - то сверх комплекта, как эстерну, а потому я должна была носить свое платье, уезжать на каникулы домой и, кроме того, мне позволили иметь собственную прислугу, которая ходила за мной, содержать ее обязана была мама, но она увеличивала собой и штат начальницыной прислуги.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
И снова Палмер с Кутоном.
Таким образом надеялись преодолеть нежелание крестьян обменивать свою продукцию на бумажные деньги по фиксированным максимальным ценам. Зерно предназначалось для продажи на рынке, но поскольку торговцы не брали на себя обязательства распределять его по ценам, требуемым властями, указ Кутона далее предусматривал, что рынки должны были снабжаться за счёт реквизиций. Это означало, что государственные чиновники могли покупать сельскохозяйственные продукты по цене.по которой фермеры не желали продавать и передавать их потребителям по цене, которую частные торговцы не могли или не делали соблюдать. Любой, кто не подчинялся закону или сопротивлялся ему должен был быть отправлен в Революционный трибунал в Париже.
Пюи-де-Дом был разделен в результате классовой борьбы или, точнее, борьбы между производителями и покупателями продуктов питания. Закон был разработан в интересах потребителей, которые были не в состоянии плать то, что можно было бы назвать ценами бутлегеров. Мелкая буржуазия и представители наемного труда оказали Кутону свою поддержку; землевладельцы и купцы, а также те крестьяне, которые владели своими фермамиили арендовали их, были более определенно брошены в оппозицию. Особенно ожесточенным были выступления Кутона против купцов. Некоторые из них были людьми состоятельными. Многие из них из-за своего дела имели неприятности с федералистами Лиона. Когда -то они с энтузиазмом поддерживали революцию, чуть больше года назад они помогли избрать его в Конвент. Теперь они отдалились от него, встревоженные тем, что он последовательно придерживался радикальных взглядов. В его глазах они предавали революцию, разжигали партийную рознь, подрывая единственное правительство, которое могло спасти Францию от превращения в руины. Он приказал им держать свои магазины открытыми в обычные часы.
Таким образом надеялись преодолеть нежелание крестьян обменивать свою продукцию на бумажные деньги по фиксированным максимальным ценам. Зерно предназначалось для продажи на рынке, но поскольку торговцы не брали на себя обязательства распределять его по ценам, требуемым властями, указ Кутона далее предусматривал, что рынки должны были снабжаться за счёт реквизиций. Это означало, что государственные чиновники могли покупать сельскохозяйственные продукты по цене.по которой фермеры не желали продавать и передавать их потребителям по цене, которую частные торговцы не могли или не делали соблюдать. Любой, кто не подчинялся закону или сопротивлялся ему должен был быть отправлен в Революционный трибунал в Париже.
Пюи-де-Дом был разделен в результате классовой борьбы или, точнее, борьбы между производителями и покупателями продуктов питания. Закон был разработан в интересах потребителей, которые были не в состоянии плать то, что можно было бы назвать ценами бутлегеров. Мелкая буржуазия и представители наемного труда оказали Кутону свою поддержку; землевладельцы и купцы, а также те крестьяне, которые владели своими фермамиили арендовали их, были более определенно брошены в оппозицию. Особенно ожесточенным были выступления Кутона против купцов. Некоторые из них были людьми состоятельными. Многие из них из-за своего дела имели неприятности с федералистами Лиона. Когда -то они с энтузиазмом поддерживали революцию, чуть больше года назад они помогли избрать его в Конвент. Теперь они отдалились от него, встревоженные тем, что он последовательно придерживался радикальных взглядов. В его глазах они предавали революцию, разжигали партийную рознь, подрывая единственное правительство, которое могло спасти Францию от превращения в руины. Он приказал им держать свои магазины открытыми в обычные часы.