A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Зейдель Павлу Пестелю
Москва 19 июня 1810 г.
Ничем, воистину любезнейший друг, вы не могли бы меня более приятно удивить, нежели последним своим письмом. Оное не только содержало весьма любопытные для меня подробности о Пажеском корпусе, но и утешило меня тем, что болезнь ваша, если и не миновала совершенно, но и не настолько серьезна, как по прибытии вашем в Санкт-Петербург. Душевно за то благодарю, равно как и за участие, которое имеете вы в Софии, Лизыньке и во мне. Вы должны сами почувствовать, что среди всех ваших друзей ни в ком более, чем во мне , не находит больший отклик все до вас касающееся. С немалой радостью прочел я известия об экзамене, славно вами выдержанном. Сие оправдывает самые прекрасные ожидания, которые исполнит прилежный, горячо любящий своих родителей и свое отечество Павел, и вдохновленный сим примером от него, несомненно не отстанет и Воло. Тем самым готовитесь вы к наиболее верному и прекраснейшему препровождению жизни. Похвала сердца поистине является сладчайшей наградой. Ныне, после всего вами мне написанного, вы находитесь в превосходном институте, да к тому же в том классе, где юноши вашего возраста изучают предметы, преподаваемые за границей лишь в немногих лучших гимназиях, а по преимуществу - в университетах. Причем в качестве непременного условия следует отдать преимущество изучению древних языков. Я и вправду сожалею, что теперь у вас, верно, нет времени для латинского языка. И мне не понятно, почему в императорском институте на него смотрят как на досужее занятие солдат, из которых в наши дни так часто выходят государственные мужи. Сколь много исключительно толковых людей признается в своих сожалениях, что в юности они либо не имели случая к изучению древних языков, либо упустили таковой. Вы сами то слышали, и сие позволяет мне надеяться, что, коли время вам позволит, вы прочтете Ливия, Тацита, да и еще и в оригинале.
Москва 19 июня 1810 г.
Ничем, воистину любезнейший друг, вы не могли бы меня более приятно удивить, нежели последним своим письмом. Оное не только содержало весьма любопытные для меня подробности о Пажеском корпусе, но и утешило меня тем, что болезнь ваша, если и не миновала совершенно, но и не настолько серьезна, как по прибытии вашем в Санкт-Петербург. Душевно за то благодарю, равно как и за участие, которое имеете вы в Софии, Лизыньке и во мне. Вы должны сами почувствовать, что среди всех ваших друзей ни в ком более, чем во мне , не находит больший отклик все до вас касающееся. С немалой радостью прочел я известия об экзамене, славно вами выдержанном. Сие оправдывает самые прекрасные ожидания, которые исполнит прилежный, горячо любящий своих родителей и свое отечество Павел, и вдохновленный сим примером от него, несомненно не отстанет и Воло. Тем самым готовитесь вы к наиболее верному и прекраснейшему препровождению жизни. Похвала сердца поистине является сладчайшей наградой. Ныне, после всего вами мне написанного, вы находитесь в превосходном институте, да к тому же в том классе, где юноши вашего возраста изучают предметы, преподаваемые за границей лишь в немногих лучших гимназиях, а по преимуществу - в университетах. Причем в качестве непременного условия следует отдать преимущество изучению древних языков. Я и вправду сожалею, что теперь у вас, верно, нет времени для латинского языка. И мне не понятно, почему в императорском институте на него смотрят как на досужее занятие солдат, из которых в наши дни так часто выходят государственные мужи. Сколь много исключительно толковых людей признается в своих сожалениях, что в юности они либо не имели случая к изучению древних языков, либо упустили таковой. Вы сами то слышали, и сие позволяет мне надеяться, что, коли время вам позволит, вы прочтете Ливия, Тацита, да и еще и в оригинале.
)
и заставил его проявить милосердие. 
", пишет он Даламберу. И то и другое имеет для него одинаковую ценность. И реликвии, над которыми он не раз издевался , и портрет фаворитки, которую он презирает, - не более. как средства для того, чтобы его оставили в покое