Продолжение речи Марата.
Обхожу молчанием длинный ряд постыдных несправедливых, репрессивных, тиранических декретов, которые вырывало у трусливого и безрассудного большинства бесчестное и подкупленное меньшинство, стремившееся к укреплению деспотизма, под предлогом возрождения страны. Я не буду касаться этих злополучных декретов, опозоривших Учредительное Собрание и запятнавших конституцию. - декретов, против которых я не раз восставал с такою горечью.
Кто не знает. с каким коварством плели сеть софизмов неверные представители народа. чтобы сделать короля священным и неприкосновенным. чтобы поставить его во главе исполнительной власти и дать ему право назначения на важнейшие должности. чтобы вознести его выше законов, чтобы вручить ему ключи от национальной казны, начальство над военными силами на суше и на море и самые судьбы государства? Это продолжалось до тех пор, пока они не сбросили маску и. не зная больше никакой нужды, задумали направить против народа обманутую армию , с целью перебить его или толкнуть под новое ярмо. Тогда эти мнимые представители самодержавного народа, раболепствуя перед его простым слугой, объявили его врожденным представителем нации и предоставили ему верховную власть. Мало того: не установив для него другого наказания кроме предполагаемого отречения от трона, они тем самым дали ему полную возможность безнаказанно готовить гибель народа, задушив свободу и. в случае надобности. стать во главе неприятельских войск. И эту-то уродливую конституцию. которая, правда, скоро исчезнет, как сон, но все же покроет неизгладимым позором своих авторов. которая будет в глазах историка памятником тупости и безумия, если не продажности и злодейства, - эту конституцию хотят сделать оплотом Людовика Капета против предательски обманутой им и едва не погубленной нации

@темы: процесс Людовика

---

Дидро Дашковой
Париж. 3 апреля 1771 г.
Княгиня, до неба доходят ваши упреки против меня. Я слышу, как вы жалуетесь: "Он не только обещал писать ко мне, но, казалось. хотел занять не последнее место в моей памяти; и вот уже три месяца, как я не получаю от него ни одной строчки". Каменская, может быть, и замолвила бы слово в защиту мою, но, при всем ее пристрастии к моему отечеству, вероятно, также обвинит его в недостатке, в котором я один виноват. В самом деле, что же надобно думать о других, скажет она. если философ Дидро так легкомыслен, непостоянен, щедр на обещания и скуп на исполнения их? Надо заметить, что это общий софизм людей. обманутых в любви или дружбе. Если нас обманывает один, мы теряем надежду и на других друзей; если нас дурачит один, мы не доверяем и остальным. Положим. что все это так; но я. назло своему молчанию, все тот же Дидро, - всегда полный уважения к вам и. увы! самый ленивый из смертных. Я поступил с вами точно так, как поступал с своим отцом, матерью, братом, сестрой, со всеми, кого я любил от всей души и кому я не сообщал ни одного слова о себе; за исключением тех случаев, когда был в состоянии помочь им. Постарайтесь обратить меня на пользу себе, и тогда вы увидите неослабную точность с моей стороны.
Впрочем, независимо от доброго или дурного личного характера. я имею и другое извинение. Мы все втроем, отец, мать и дитя, страдали в это время. Около двух месяцев мы каждое утро купали в горячей ванне своего ребенка, которого я беспредельно люблю. Я говорю вам об этом семейном горе, в той уверенности, что вы сочувствуете всему, что глубоко занимает меня.
Морис недавно известил меня, что будто вы удостоили меня своим письмом. Честью уверяю вас, что я до сих пор не получил вашего письма.
Если б я был убежден, что настоящее мое послание не попадет в чужие руки и дойдет прямо по своему назначению, я рассказал бы вам о ходе наших общественных дел. Вот. между прочим, интересная новость; генеральный адвокат выгнал иезуитов из Бретани. Эти беспокойные и мстительные люди склонили на свою сторону губернатора провинции; этот губернатор человек великий, решительный, горячий и деспот; этот великий человек бросает генерального адвоката в тюрьму; провинциальный парламент вступается за своего чиновника и переносит дело в столичный парламент; столичный парламент грозит мщением представителю двора, а двор с равной запальчивостью поддерживает своего представителя. Среди этой суматохи король берет себе любовницу; первый министр сменяет канцлера; канцлер старается повалить министра, и не без успеха. Оный канцлер принимает сторону придворного представителя, и так как он не имеет никаких средств спасти своего клеврета от наказания, за исключением одного средства - уничтожения самого парламента, то он представляет ему эдикт, который, разумеется, будет отвергнут. В самом деле эдикт отвергнут и Парижский парламент распущен, должностные места его уничтожены, и на месте старого парламента теперь возникло несколько небольших судейских палат.
Это происшествие возбудило общий взрыв между всеми чинами государства. Принцы сердятся. другие трибуналы сердятся, вся аристократия сердится. Умы волнуются, и волнение распространяется; принципы свободы и независимости. прежде доступные не многим мыслящим головам. теперь переходят в массу и открыто исповедуются.
У каждого века есть свой отличительный дух. Дух нашего времени - дух свободы. Первый поход против суеверия был жестокий и запальчивый. Когда же люди осмелились один раз пойти против религиозного рожна, самого ужасного и самого почтенного, остановить их невозможно. Если один раз они гордо взглянули в лицо небесного величества, вероятно, скоро встанут и против земного. Веревка. стягивающая шею всего человечества, состоит из двух шнурков, из которых нельзя разорвать одного без разрыва другого. Это наше настоящее положение и кто знает, к чему оно приведет.

@темы: энциклопедисты

---

А я предупреждала, что будет скучно.
Он слышал, что следующей целью Австрии был Камбре. Единственной опасностью тут была государственная измена, но "мы надеемся, что вашего присутствия будет достаточно, чтобы предотвратить ее". Этот ход мог быть обманом, скрывающим реальное продвижение на Самбре. Они должны упорно оборонять эту реку и следовать общему плану отрезания вражеского клина. Определенный опорный пункт в Авеннесе должен быть укреплен . " Мы собираемся рассказать вам о другой идее, которую вы сможете использовать так, как вам покажется нужным; мы приглашаем вас только внимательно взвесить ее". Идея заключалась в возможном возвращении Ландреси, поскольку противник перебросил свою артиллерию в сторону Камбре. Они должны были сказать Пишегрю, что Журдан вскоре усилит его армию 25000 или 30000 человек; если он сможет начать без них, ему не следует терять ни минуты. В письме есть несколько интересных моментов: определенная психология оптимизма Комитета; представление об измене в Камбре (результатом которой должна была стать миссия Ле Бона); попытка направлять стратегию даже в незначительных вопросах из Парижа; свобода действий, предоставленная представителям для изменения этих инструкций. Генералы, по-видимому, считались опытными советниками и техниками, в чьи обязанности входило выполнять приказы, отдаваемые гражданскими лицами. Справедливости ради следует помнить, что это была не единственная война, ведущаяся подобным образом; можно вспомнить протесты военных против гражданского вмешательства Вашингтона во время Гражданской войны.
Первое письмо Сен-Жюста и Леба в Комитет было отправлено из Реюньон-сюр-Уаз, флореаля, 14, и написано Сен-Жюстом; письма и декреты этой пары - почти все написаны его почерком.. Они услышали весть о падении Ландреси по прибытии в Реюньон; это было вызвано крайним беспорядком в той части армии Севера, которая простиралась от Мобежа до Камбре. В письме подчеркивается этот момент и отсутствие плана движения, предполагая
Враг бессилен. Мы могли бы в то же время продвинуться в Приморскую Фландрию, захватить Валансьен, КенуабЛандреси и двинуться на Бавэ в восьми милях к западу от Мобежа. Ответьте нам немедленно, не теряйте ни часа. Мы попытаемся восстановить порядок.

@темы: Сен-Жюст, Кертис

---

Касаясь Декларации прав, Боден, депутат из Арденн. рассказывает: "Ее для виду обсуждают. ставят на голосование; часть собрания остается недвижима. Раздается сильный ропот. Бийо -Варенн яростно требует поименного голосования, дабы народ узнал наконец своих врагов. Робеспьер... очень верно рассчитывал, что если на это средство согласятся, то можно предвидеть, насколько уменьшится число голосующих... Он попытался пошутить: "Будем считать, что эти господа паралитики" и предложил перейти к повестке дня.

---

Вольтер и вера в загробное воздаяние.
В статье "Бог" Философского словаря Вольтер говорит, обращаясь к атеистам:
"Вы сами признаете, что вера в бога иногда удерживает людей от преступления: этого с меня достаточно. Пусть эта вера удержала на краю пропасти хоть десять убийц, десять клеветников. пусть она предотвратила только десяток несправедливых приговоров, - и я считаю, что она должна стать достоянием всего человечества.
И далее, в той же статье Вольтер восклицает: "К чему сводится наш спор? Дело в том, чтобы утешить страждущее человечество. Кто же дает ему это утешение, вы или я?".
Вольтер сразу ставит вопрос на практическую почву. Что выгоднее для человечества - вера или безбожие? Самый важный для него критерий - общественная полезность. Мораль, т. е., нормы поведения человека, для него важнее метафизики. Вера в карающего награждающего бога социально полезна - следовательно ее должно укреплять и поддерживать
"Я хочу. - говорит А. в очерке Вольтера "А. В. С.", чтобы мой поставщик, мой портной, моя жена верили в бога; я думаю, что тогда
меня реже будут обворовывать и наставлять мне рога2.
В статье "Ад" Философского словаря министр, уволивший священника за то, что тот отрицал вечные муки, делает ему признание: "Друг мой, я не больше вашего верю в муки ада. Но знайте. что в них должна верить ваша служанка, ваш портной, ваш поставщик.
"Во второй главе очерка "Бог и люди" он пишет о происхождении идеи вознаграждающего и карающего бога: "Нации, которые называются цивилизованными потому, что они страдают и ненавидят в городах, а не в пещерах или в открытом поле. не нашли лучшего противоядия против снедающей их отравы, как идея награждающего и карающего бога. Сколько ни издавало правительство законов против воровства, его членов обкрадывали в их собственных домах. Можно ли было придумать лучшую узду против алчности и тайных происков, чем идею вечного повелителя, который видит самые затаенные наши помыслы.

@темы: Вольтер

---

Речь Марата. представленная письменно в конвент 3 декабря.
Преступления Людовика Капета. к несчастию, слишком реальны, они установлены, они общеизвестны.
Сомневаться в том, имеет ли нация право судить и наказать смертью своего высшего чиновника. если он прикрылся маской лицемерия, чтобы успешнее интриговать против нее, если он воспользовался для угнетения своих соотечественников властью, которая была дана ему для их охраны, если он сделал законы орудием злобы, направленным против революции, если он употребил деньги, взятые с граждан, на жалованье их же врагам, если он лишил их средств к существованию, чтобы содержать варварские орды, призванные для их избиения, если он организовал шайка кулаков и скупщиков, чтобы истребить население голодом и нищетой, если он встал во главе изменников и заговорщиков, если он обратил против нации оружие, врученное ему для ее защиты, если он замышлял перебить борцов за свободу, чтобы снова заковать народ в старые цепи, - сомневаться в этом при таких условиях, значит оскорблять разум, идти вразрез с природой и справедливостью. Всякое сомнение насчет того, можно ли судить и предать смертной казни деспота, запятнанного всевозможными преступлениями, чудовище, обагренное кровью друзей отечества, - подобное сомнение было бы насмешкой над человечеством и забвением всякого стыда!
Нет, граждане, я не стану оскорблять вас предположением, что среди вас найдется хоть один, который подверг бы сомнению эту истину, - разве только он окажется в том заинтересован. Если вы открыли прения в настоящем великом процессе именно этим вопросом, то это сделано не столько для выяснения спорного пункта, сколько для того. чтобы показать воочию нелепость тех софизмов, которые выставляют в свою защиту креатуры экс-монарха. приверженцы королевской власти и приспешники деспотизма.
Ваш Комитет Законодательства доказал, что Людовик Капет подлежит суду при помощи ряда аргументов, взятых из области естественного права. Этот способ доказательств был необходим для народа, ибо надо привести к одному убеждению всех членов республики различными путями, соответствующими различию в складе ума. Что касается представителей самодержавного народа, они могут рассматривать вопрос только с политической стороны.
Некоторые из предыдущих ораторов, ставшие на эту именно точку зрения, исходили из понятия о первоначальном договоре, будто бы определявшем взаимные обязанности народов и государей; они приходили к заключению, что Людовик Капет, нарушив этот договор, был низложен и с того момента вступил в класс простых граждан. Но это ложное заключение, искусственно выведенное из пустого софизма, ибо между народами и их служащими никогда не существовало никаких договоров, хотя между самодержавным народом и его отдельными представителями и была формальная связь. Нация, вверяющая свои права уполномоченным, не входит с ними в соглашение. Она поручает им, в интересах общества, те или иные функции, от которых они. правда, иногда могут отказаться, но всегда несут за них ответственность и могу быть лишены их против своего желания, по воле нации. Поэтому, каким бы блеском ни была окружена их должность, она всегда является лишь почетной повинностью. Таковы действительные отношения между самодержавным нардом и его служащими. Так называемый первоначальный договор - в полном смысле слова продукт воображения. если подобный договор и возможен, то это только в случае завоевания, когда военный предводитель, сделавшись главой государства, становится грозой народа, т. -е. когда он заставляет нацию капитулировать. Но неужели мы будем основываться на преступных сделках узурпатора, чтобы установить прерогативы? Неужели мы способны принять результаты узурпации верховной власти первым слугою народа за священные и законные права? А, между тем, в этом-то и состоял возмутительный договор между французами и их королями; и когда безумная расточительность Людовика Капета вынудила его создать Генеральные Штаты для заполнения образовавшейся бреши, а затем восстание нации, вызванное последними его посягательствами, заставило его униженно просить пощады, то народные представители возобновили этот несправедливый договор. Но подобный договор не действителен не только потому, что он противен насущнейшим интересам и священным правам народа, но и потому, что он не был утвержден народом; ибо многочисленные адреса, которые так услужливо подносились королю изменниками - депутатами, как очевидные доказательства утверждения конституции народом, все были выпрошены самым низким образом; скажу больше. многие из них предательски посылались контрреволюционной администрацией.
Перейдем к фактам. После тридцати веков рабства и тирании, деспотизм был бы поражен раз навсегда, если бы нация, так долго согбенная под ярмом, могла сразу выпрямиться во весь рост и твердо отстаивать свои права. Он был бы поражен раз навсегда, если бы народные представители имели достаточно мужества, чтобы воспользоваться смятением деспота и его клики, низвергнуть его с трона и восстановить свободу.Но, о горе! Эти низкие представители. которые вначале, боясь потерять свои места, притворно противились приказаниям тирана, едва только добившись поддержки со стороны гражданского ополчения. вступили в сношения с двором и стали тратить свою энергию на то лишь, чтобы выгоднее продать себя; они открыли позорный торг неотъемлемыми правами народа. Иные даже простерли свою преступную смелость до того, что предложили дать тирану ужасную привилегию распоряжаться провинциями и торговать их населением, как стадом баранов.

@темы: процесс Людовика

---

Меня интересует не только Дидро, но и Дашкова. Так что моим несчастным читателям придется потерпеть. Вежливо убираю письмо под кат Кертис неизбежно будет завтра.
Петербург, января 23, 1774 года
Мадам, охотно принимаю все ваши любезные, прекрасные, нужные и ласковые комплименты, не разбирая того, заслуживаю я их или нет; но в левом боку у нас есть известный орган; он заверяет меня. что вы говорите от сердца. В этом мире есть только три вещи, достойные осуждения в людях, - пристрастие к богатству, почестям и жизни. Что касается меня, мои потребности так не велики, что презирать богатства для меня ничего не стоит. Кусок хлеба, белого или черного - все равно, кружка чистой воды, несколько книг, друг и, по временам, прелесть живой женской беседы - вот все, что нужно мне с чистой совестью. Почести , со всеми их безделушками, я уступаю для забавы крикливых детей. Для меня прошел тот возраст, когда эти вещи нравятся; впрочем, припоминая прошлое, я, право, не знаю, когда они особенно привлекли меня. Если с ними соединяются важные должности\, - это другое дело. Ах, княгиня, какой славный малый этот святой угодник Sacro Santo Far Niente! (посмотрела в гугле, Far Niente - с итальянского ничего не делание...). Только стоит один раз отдаться ему, и вы будете совершенно довольны; иначе и быть не может; потому что это самый приятный спутник вашей жизни. поэтому вы без упрека можете прибавить один или два часа к вашему сну, и счастью вашему никто в мире не помешает. Теперь вопрос о жизни; признаюсь вам, мне так легко разделаться с ней, как выпить рюмку шампанского. Между тем как я заключаю финал этого скучного фарса, который люди называют жизнью, и спокойно ожидаю его последнего слова, сохраните меня в числе ваших преданных слуг.
Я собираюсь уехать из Петербурга. Если мои услуги на что-нибудь годятся Парижу и если вы не захотите воспользоваться ими, позвольте думать, что все ваши выражения в лестном для меня уважении были пустыми звуками, в которых сердце нисколько не участвовало; в таком случае я жалею вас вдвойне. Но вообразите, как я обставлен в эту минуту. Здесь есть одно праздное дитя Парижа, приехавшее в Петербург; он тащит меня назад к жене, которая сведет меня с ума, когда я увижу ее; к детям, которых шалости придется долго исправлять; к друзьям, которые, десять на одного, за один день удовольствия запортят целым месяцем скуки; к знакомым, которые будут петь, смеяться и шуметь от радости, как будто мое присутствие крайне необходимо их удовольствиям; к моим соотечественникам, из которых одна половина ложится спать ограбленная, а другая дрожит с отчаяния, что бедняки проснутся и догадаются. Почему же вы не остаетесь там, где вам теперь хорошо. скажете вы. или почему не ехать в Москву, где я могу предложить вам отдых, круг людей, с которыми вы можете говорить откровенно, и вашего любимого святого Sacro Santo Far Niente, одним словом, полное счастье, нарочно для вас приготовленное? Потому, мадам, что я глуп, и потому, что ваша мудрость, моя и всего мира состоят в неспособности управлять ходом обстоятельств, увлекаться ими и идти п воле судьбы.
Прощайте; мне всегда приятно сохранить ваше уважение. Я имел удовольствие видеть графа, вашего брата; теперь я ожидаю его к себе, и мы потолкуем об одном из ваших поручений, достойном особенного внимания; будьте уверены, что оно будет исполнено, но не ручаюсь, с каким успехом.
Прошу подарить подателю этого письма несколько свободных миров из вашего досуга. Имя его Кребильон, ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D1%80%D0%B5%D0%B1%... и он достоин своего имени. Об одном из его предков Генрих IV , друг и государь его, сказал: "Это самый честный человек в моем королевстве". Он едет в Москву, чтоб увидать княгиню Дашкову, но не забудет взглянуть и на самую Москву. Он также искренно расположен ко мне, как и вы. Обласкайте его, княгиня. Он поверит всему, что вы скажете, и, очарованный вашем любезным гостеприимством, передаст мне то величайшее удовольствие, которым вы обяжете его лично. Я не стану говорить о просвещенном характере графа Кебильона. В этом отношении вы сами скоро обсудите его и. надеюсь, отдадите ему равную со мной справедливость, но с большею для него честью. Со временем вы полюбили и почтили бы его больше, чем того, кто рекомендует его вам: но я надеюсб только на то, что он не долго пробудет у вас, чтоб дать вам воспользоваться этим случаем. С глубоким уважением, преданный вам
Дидро

@темы: энциклопедисты

---

В сущности, начиная с октября месяца 1792 г. Кондорсе сделал свой выбор. Этот выбор означает союз между всеми республиканцами/, надежду, что "Конвент не явит народам скорбного зрелища своих внутренних распрей". Именно поэтому он не одобряет 29 октября обвинительную речь Луве против Робеспьера. "Вовсе не в этом нуждаются ныне дела общественные". А на другой день снова возвращается к этой теме: "Национальный Конвент, похоже, придает слишком значение и занимается с чрезмерной страстью спорами приватными или совсем уж личного свойства. И добавляет: "Эти упреки (против Робеспьера), вполне, впрочем заслуженные(ага, конечно:gigi, но с горячностью преувеличенные, все эти личные пристрастия с неизбежностью передаются народу..."... А 6 ноября, после победоносной реплики Робеспьера, адресованной Луве, - отличный образчик хладнокровно продуманного красноречия... Кондорсе заявляет: "Пора положить конец этим распрям, наносящим вред во Франции и даже в Европе авторитету, в котором нуждается Конвент, дабы утвердиться, чтобы защитить Республику".
Той же убежденностью пронизан и его ответ на инициированные Роланом и его сторонниками нападки на Дантона. Он одобряет Дантона за то, что тот отказался от министерского портфеля, чтобы оставаться простым депутатом. Он критикует Ролана, который кокетливо заявляет, будто предпочитает свой мандат депутата, и в то же время исподтишка дает понять, что согласится остаться министром, если об этом настоятельно попросит Конвент. "Торжественная просьба сохранить за собой или даже принять какую-то должность могла бы быть извинительна только в чрезвычайных обстоятельствах"... И с иронией добавляет: "Скромность, которая отказывается от места. редко обманывается". Зато Кондорсе восхищается Дантоном несмотря на все слабости последнего, и приветствует в его лице одного из редких людей, способных в критические минуты увлечь за собой и усмирить народные порывы. Он аплодировал ему еще 21 сентября, когда проходило первое заседание Конвента: "На трибуне показался господин Дантон; слава человека, пользующегося любовью народа и, с позволения сказать даже распространяемые супротив него подозрения... все должно было вызвать интерес и любопытство". Напротив того он находит смешным Ролана.

@темы: Кондорсе

---

И я предупреждала, что будет Кертис.
Скучно...
Тяжелая рука республиканского правосудия угрожала не только армии. Приказ от 14 флореаля, адресованный из Реюньона генералу Пишегрю, мотивированный тем фактом, что народные судьи были убиты в Ландреси австрийскими войсками в нарушение международного права, предписывал ему арестовать в отместку дворян и бывших магистратов Менина, Куртре и Болье и отправить их под стражу в Перонне, где они будут содержаться под ответственностью коменданта.
Строки данных указов и писем показывают, что Сен-Жюст был в Реюньоне с 14 по 21 флореаля, в Кузольре, примерно в 34 милях к северо-востоку двадцать седьмого, в Ханте 3 прериаля, в Туине (в 10 милях за Кузольром, на Самбре) и в Мобеже по пути домой, десятого. Перенос штаб-квартиры в эти последовательные места указывает на военное продвижение, что становится понятным благодаря обмену письмами с Парижем.
На следующий день после их отъезда Карно отправил своим представителям военные законы и карты, а также саблю, которую они просили. Он написал снова тринадцатого, сведя к минимуму падение Ландреси, известие о котором, должно быть, только что дошло до него.

@темы: Сен-Жюст, Кертис

---

И окончание письма Дидро Дашковой.
P. S.
При этом письме я посылаю вам каталог главных образцов, которые я желал бы иметь. Впрочем, если Демидов будет так добр и увеличит их число, я буду очень рад. Кстати, вы пишете стихи, я также могу писать; но ваши всегда хороши, а мои только иногда. Вы можете петь их, и ваша голосовая музыка нежна, разнообразна, пленительна и, если угодно, сладострастна.
Все это я могу чувствовать, но не больше этого. Как вы счастливы, княгиня, с вашей вдохновенной любовью к музыке. Ведь это самое могущественное из изящных искусств. Влияние его, подобно влиянию любви, доставляет одинаково - высокое удовольствие и, может быть, больше утешения. Известная Бороздина поет хорошо; у нее славный голос, и она обещала дать мне несколько народных песен; но я боюсь, она слишком рассеяна, слишком окружена поклонением и фимиамом; трудно положиться на ее слово. Я не рассчитываю, мадам, в этом обещании на известные ваши песни, популярные и салонные, с русским текстом внизу и с вашим грациозным аккомпанементом, без чего, на расстоянии девяти сот миль, было бы трудно дать почувствовать всю их красоту. Но за что я мучаю вас своей болтовней?

@темы: энциклопедисты

---

О казни короля.
В 10 с четвертью Людовик прибыл на площадь Революции, где должна была совершиться казнь. Эшафот бы воздвигнут у самого подножия пьедестала, на котором некогда возвышалась статуя Людовика XV. Вокруг эшафота были расствлены войска, а кругом необозримое пространство было покрыто толпами народа. Людовик мужественно взошел на эшафот и сам снял с себя воротник и сюртук. По справедливому замечанию Patriote Francais, он на эшафоте обнаружил гораздо больше твердости, чем на троне. Хладнокровие изменило ему лишь в ту минуту, когда палач хотел остричь ему волосы и связать руки. "Я не позволю этого1" раздраженно воскликнул Людовик, покраснев от гнева. Но нескольких слов Эджеворта было достаточно, чтобы успокоить его. Подойдя затем к краю эшафота, осужденный громким голосом произнес - по одной версии6 "Я прощаю своим врагам", - по другой: "Я умираю невинным; я прощаю своим врагам и желаю, чтобы моя кровь спаяла счастье французов и усмирила гнев божий. В 10 часов 20 минут Людовика не стало. палач высоко поднял его голову и показал ее народу. Единодушный крик: "да здравствует республика! Да здравствует нация!"огласил огромную площадь. Момент казни предполагалось ознаменовать пушечным выстрелом4; но этого не было сделано, ибо, по замечанию Revolutios de Paris2 "голова короля не должна при падении делать больше шума. чем голова всякого иного прступника2.

@темы: процесс Людовика

---

Но будучи агностиком по существу, Вольтер считает необходимым проповедовать веру в бога. Все его философские сочинения являются апологией деизма. Деизм, или теизм, по терминологии Вольтера - древноейшая из религий, которая безраздельно господствовала в мире около двух тысяч лет, пока евреи не получили своих скрижалей завета и не стали считать себя избранным народом.
Все религии относятся к теизму, как мутные и загрязненные каналы к чистому первоисточнику, из которого они берут начало. Мы боготворим с самого сотворения мира единственное вечное божкество, воздающее за добрые и злые дела - таков символ веры теиста.
Все религии, кроме теизма, проникнуты суеверием и фанатизмом. С древнейших времен мы видим повсюду культ солнца, звезд, камней, животных и растений, господство колдовства и магии, кровавые жертвоприношения, костры инквизиции, пытки , крестовые походы, Варфоломеевские ночи. Всюду людей приносят в жертву мнимым богам. и только одни теисты не запятнали себя преступлением. сам Иисус был одним из первых теистов. Это был еврейский теист, как Сократ был теистом греческим, а Конфуций - китайским. Но учение Христа было искажено, и христианство далеко превосходит своим фанатизмом все прочиии религии.
Теизм не требует ни культа, ни духовенства, ни религиозных церемоний. "Делать добро - вот его культ; смирение пред богом - вот его доктрина". Теизм - не сколько религия, сколько философская система. Вот почему теистами являются только философы, просвещенные люди. Теизм - настоящее торжество разума. Он не распространен "в простонародье", которое неспособно философски мыслить.
Итак, "естественная религия" деизма, основанная на разуме и природе, предназначается только для философов, т. е. для "порядочных людей". Что касается непросвещенной черни, ей необходима вера в личного бога, вознаграждающего и карающего.
Вера в бога, вознаграждающего за добрые дела, карающего за злые, прощающего за легкие прегрешения, в высшей степени полезна людям. Это - единственная узда для порока.
Насколько был убежден был Вольтер в необходимости такой узды, - видно из рассказа его современника Малле дю-Пана. В своих мемуарах последний рассказывает следующий случай. "Однажды за ужином Вольтер дал хороший урок Даламберу и Кондорсе. Он выслал из команты всех своих слуг, а затем обратился к обоим академикам со словами: "Теперь, господа, можете продолжать свои безбожные речи. Но я предпочитаю, чтобы мои слуги вас не слушали, ибо вовсе не желаю быть зарезанным и ограбленным сегодня же ночью.

@темы: Вольтер

---

Продолжение письма Дидро к Дашковой
Почему же вы не придете удостовериться во всем этом своими собственными глазами", - скажете в2. это было мом намерением; но несчастная машина, расстроенная утомительным путешествием, окутанная от холода шубой в 50 фунтов веса, иззябшая, истасканная и дрожащая, скорчившаяся в половину своего размера - истинно-жалкая машина не позволяет мне явиться к вам. пожалейте, но не браните меня. Примите уверение в совершенном уважении к вам и передайте его Каменской. Я знаю, что вы не любите мое отечество, в чем я из вежливости прощаю вам, и горжусь тем, что могу извинять такое совершенное существо, как вы; несмотря на ваше невыгодное мнение о Франции, если вы сделаете мне какое-нибудь поручение, я исполню его с неподражаемой точностью.
Фальконет и я по временам говорим о вас; и если б вы подслушали нас, надеюсь, не стали бы раскаиваться. Впрочем, позвольте сделать исключение в пользу кабинета императрицы. Положительно уверяю вас, что там нет места лжи, где присутствует философ.
В подателе этого письма вы найдете честного человека, с которым вы можете говорить безопасно и свободно. Уважение его к вам, основанное на справедливой оценке вашего характера, совершенно искренно. Верьте всему. что я говорю о нем, и не сомневайтесь в то, что он скажет вам о мне. Итак, позвольте мне пожать дружески вашу руку.
Если б я попросил вас об одолжении, неужели вы откажете мне в нем? Разумеется, нет. Итак, подкрепите своим ходатайством просьбу Нарышкина, которому я поручил получить от известного Демидова ( он не лучше вас думает о Франции, но делает исключение в мою пользу, разумеется из простого приличия) несколько образцов из натурального его кабинета ископаемых, минералов, раковин и т. п. этот Демидов, индивидуум желчный, недоступный, за всем тем человек достойный; ему нет надобности напоминать обещание, если он дал его, тем более, что он обязан лестным приемом Обертэну в кабинете естественной истории. Попросите, пожалуйста, и о том, чтоб подаренные им вещи были поименованы и уложены.
Я учусь здесь всему, чему могу учиться. И для этого есть два пути: первый - спрашивать других, когда мы сами не знаем, и спрашивать тех, которые знают дело; таким образом мы попадаем на истину; второй путь - выбрасывать из мозга всякую ложь, занесенную туда; если вы один раз освободились от нее, она уже больше не зайдет к вам. Я говорю с вами, как будто б я действительно сидел около вас, - как это обыкновенно бывало со мной, когда вы, облокотившись на камин, следовали за выражением моей физиономии, чтоб угадать, в какой мере и когда я должен воспламениться. Если б вы были способны тогда прочитать все уважение, всю мою преданность вам, вы не стали бы искать ничего больше; но я ни в чем не изменился4 с теми же чувствами, всегда неизменными, с тем же глубоким почтением остаюсь преданный вам
Дидро

@темы: энциклопедисты

---

Зейдель.
Москва 3 февраля 1810 г.
Милый Павел, весьма желаю я вести с вами даже постоянную или хотя бы порядочную переписку. А буде мы оба один-другой раз оной пренебрежем, это нас не отпугнет, а тем паче не заставит усомниться в нашем взаимном доверии. я вовсе в том вас не подозреваю, находясь при убеждении, что, ежели мой друг Павел некоторое время хранит молчание, оное следует приписать иным причинам, но не умалению заложенной навеки дружбы. Итак, не нужно извинений за то, что не ответили в прошлый раз. Когда б вы могли меня видеть, пока я сие пишу, то, может быть, вы бы прочли на моем челе, что внутри меня часто бушует буря, как однажды на Балтийском море! Мое разочарование среди прочего в Реманне является чувствительным ударом. но все ж я бы перенес сие, если б от того больше всех не страдала моя бедная София! Дай бог, чтобы вы никогда не утвердили меня в моем горьком опыте, чтобы когда-нибудь сообразно прекрасным вашим способностям стали так счастливы, как я того желаю. И я для вас прошу у небес, особливо в день рождения превосходного вашего батюшки: да станете однажды, когда в состоянии будете, предметом гордости и радости его и отечества вашего!
Сдается, вы непременно поступите в Пажеский корпус. что ж, в добрый час! Вы сойдетесь с лучшими из новых ваших товарищей, а поскольку среди множества молодых людей нельзя предполагать найти чистый образец, избегайте таких, от подражания которым способны предостеречь ваше сердце и разум. Совет мой всегда остается низменным: держитесь достойного профессора и опытного советчика.
Ежели часто видитесь в Нарышкинами, сердечно им от меня кланяйтесь, равным образом и прочим соотечественникам, с кем мы встречались в Дрездене, и прежде всего - отличному нашему доброму другу Леонтьеву и его детям.
Часто ли посещает вас Моренгейм?
С превеликим любопытством жду дальнейшего от вас сообщения о будущем вашем обучении. Да и вообще вы не сможете обрадовать меня более, нежели подробно описав все до вас принадлежащее. Считаются ли минералогия и латынь ненужными? я бы продолжал задавать вопросы того же рода, если бы в сей миг мне не нанесли визит, а именно хирург, который перевязывает бедную мою супругу дважды в день.
сердечно обнимаю вас, в том числе от имени маленькой Элизы. Она с каждым днем становится все милее и забавнее.
Неизменно ваш искреннейший друг
Зейдель.
Письмо на немецком

@темы: Пестель

---

Сошлемся на замечательную тираду государственного обвинителя на основании которой парижский парламент приговорил к сожжению "Бог и люди2 Вольтера, "Систему природы" Гольбаха и другие произведения философов.
"Среди нас возникла дерзновенная и нечестивая секта. Она украсила свое лжеучение именем философии. Ее члены объявили себя просветителями рода человеческого. Свобода мышления -вот их боевой клич, которым они оглашают весь шар земной. Одной рукой они пытаются поколебать трон, другой - разрушить алтарь. Самые сокрушительные свои удары эти новаторы направляют против религии. Они хотят вырвать с корнем веру. развратить невинность и заглушить в душе всякую тень добродетели... Защита религии входит в обязанности правительства уже потому, что эти посягательства направлены не только против церкви, но и против государства, и что они угрожают в равной мере и порядку религиозному и порядку гражданскому.. Безверие своим тлетворным дыханием иссушает душу. Народ терпел нужду, но у него по крайне мере было утешение. Теперь он удручен и трудом и сомнениями

---

Как Людовик встретил смертный приговор. Мужественно.
В два часа дня министр юстиции Гара, мэр Шамбон и прокурор Коммуны Шометт. явились в Тампль для объявления приговора Людовику XVI. Последний выслушал его спокойно: он знал уже о своей участи от Мальзэрба. По прочтении приговора, Людовик передал Гара письмо к Конвенту, в котором просил дать ему трехдневную отсрочку, ослабить надзор, разрешить свидание с семьей без свидетелей и призвать священника по его выбору. Конвент решительно отказал в отсрочке, но удовлетворил остальные просьбы Людовика; по его желанию был немедленно разыскан и привезен в Тампль один из отвергавших гражданскую присягу священников, Эджеворт де-Фермон.
Вечером Людовик простился с женой, сестрой и детьми; в этом долгом и трогательном свидании он обнаружил всю глубину своих семейных привязанностей. После тяжелой сцены прощания, осужденный король остался наедине со своим духовником. До двух часов ночи время прошло в молитве и размышлениях. Людовик. казалось, покорился неизбежному. В эти минуты самоуглубления он очищался душой и готовился встретить смерть с тем мужеством, которого не отрицает за ним ни один из историков. О двух до пяти часов Людовик спокойно проспал. около пяти он был разбужен своим преданным камердинером Клери. Набожный до конца. Людовик пожелал выслушать обедню, исповедаться и причаститься. Затем он простился с верным Клери и передал ему серебряную печать с государственным гербом для своего сына, венчальное кольцо и связку волос жены и детей для Марии-Антуанетты. - "Скажите ей, - прибавил он, - что мне больно расставаться с нею; пусть она простит мне, что я не посылаю за ней, как обещал вчера: я хочу избавить ее от жестокой минуты разлуки".

@темы: процесс Людовика

---

Письмо Дидро княгине Дашковой.
Мадам. ничего не может быть справедливее; я, действительно , в Петербурге. На шестидесятом году возраста, я проехал восемь или девять тысяч миль, покинул жену, дочь, родственников, друзей, знакомых, чтоб видеть великую государыню, мою благодетельницу. Что вы скажете обо мне? Хорошо я поступил? Я уверен. что ваш ответ будет ответом женщины с душой, чувством и, сверх того, с известной дозой того качества, без которой нельзя стать выше посредственности, т. е. энтузиазма. За всем тем, я едва не погиб во время своего путешествия, хотя жизнь в разлуке с теми. кого мы любим и кто нас любит, не много стоит. Может быть, вернувшись домой. я перестану хвалиться своей неустрашимостью.
Я имел честь сходиться с государыней без всякой церемонии, гораздо чаще, чем смел надеяться. Я нашел ее совершенно похожей на тот портрет, в котором вы представляли мне ее в Париже; - в ней душа Брута с сердцем Клеопатры. Велика она на троне, но как частное лицо, она вскружила бы головы тысячам. Никто не умеет так ловко расположить к себе народ, как она. Извините, я забыл, что в этом отношении вы сами неподражаемый мастер. Самая ничтожная или мелочная вещь принимает цену под рукой императрицы или вашей. Вы, конечно, помните, с какой свободой вы позволяли мне говорить в улице Гренвиль; той же свободой я пользуюсь и в царском дворце; я могу все говорить, что не попадет в голову - умно, когда я считаю себя дураком. и глупо, когда мне кажется мудрым. Идеи, перенесенные из Парижа в Петербург, принимают совершенно другой цвет.
Ваше имя часто произносилось в наших разговорах; и если я напоминал о нем, меня всегда слушали с удовольствием. Но сказать ли вам правду? Три очаровательных часа через каждые три дня, слишком много дают мне досугов, и я обязан спасением от скуки занятиям и попеременным приливам здоровья и нерасположения. Я должен постоянно занимать свою мысль или находиться в состоянии мученика; впрочем, страдать лучше, чем зевать.
Но позвольте мне спросить вас, что вы делаете? Надеюсь, что Каменская по-прежнему любима вами и равно горячо любит вас. Если эта нужная связь не разорвана, вы счастливы. А ваши дети также утешают вас? Отвечают ли они вашим материнским заботам? Развлекают ли они вас? Будут ли они со временем достойны своей матери?

@темы: энциклопедисты

---

Анна фон Крок Павлу.
Москва. 21 января 1806 г.
Несмотря на принятое мной правило относительно нашей переписки. дорогой Павел, на сей раз я все же ошиблась. Не помню теперь, что мне помешало написать вам пятнадцать дней назад, знаю только, что опоздание моего ответа не было умышленным и что, конечно же, безразличие тут вовсе не участвовало. Я по-прежнему нежно люблю вас, и с удовольствием узнаю об усилиях, которые вы делаете, чтобы исполнить цель вашей разлуки с родителями. Эта жертва, которую они принесли вашей пользе, заслуживает несомненно вознаграждения успехами. которые одновременно составят ваше благополучие. Образованный ум доставляет столько утонченных наслаждений, не известных невежеству; просвещенный ум и сформировавшееся суждение дают истинную цену вам самим и другим, обстоятельствам и происшествиям, предупреждают столько ложных шагов и напрасных огорчений; твердые принципы честности и истинного достоинства становятся верным основанием людского уважения, как и любящее и доброе сердце, проявляющееся в манерах более приветливых, нежели холодная вежливость, располагает к доброжелательности. Вот, мой друг, драгоценные блага, которые вам нужно приобрести. Вот благородная задача, поставленная перед вами. Она достойна всех ваших усилий4 вы окружены всеми средствами; ваша слабость может опереться на руку просвещенного и верного друга; и сам бог снизойдет благословить каждое доброе намерение, родившееся в вашей душе. Если мне предначертано снова увидеть вас однажды, то, найдя вас таким, как желаю и надеюсь. я обрету радость, равную искренней привязанности, какую к вам питаю.
Ваш брат Александр с каждым днем становится милее лицом, грацией, умом и характером. Он уже с легкостью объясняется по-французски, делает успехи в английском и начинает понимать немецкий. К тому же он с успехом учится изящным искусствам, чему доказательством прилагаемый портрет господина Пенго, держащего в руке куклу. Сама Терпсихора дышит во всей его фигуре франта и элегантной осанке, как видите, наш маленький Рафаэль прелестно схватил то и другое. Его живописный гений универсален. Люди, животные, как свирепые и дикие, так и домашние, птичье царство, пейзаж, цветы, арабески, все ему доступно, а продавцы бумаги и карандашей весьма ему обязаны. Я также обязана ему за наивысшее удовольствие, а именно чувство привязанности, которое он свидетельствует мне и образчик коего я предлагаю его старшему брату.

@темы: Пестель

---

Как только "Людоеда" окончательно заковали в цепи, и он смог проявить себя, старый шуан вернулся в Париж и предъявил претензию за прошлые заслуги. Король назначил его в декабре 1816 года лагерным маршалом, но он был переведен на половинное жалованье. Людовик XVIII. едва ли осмелился бы выдвинуть человека, который был замешан в стольких интригах сомнительной морали и на которого даже его старые товарищи посмотрели бы косо. Тем не менее, в 1822 году он испытал платоническое удовлетворение от того, что его назначили генерал-инспектором пехоты, которую он никогда не инспектировал. Похоже, он вернулся по собственной воле -главным образом потому, что обычная, упорядоченная жизнь не устраивала старого партизанского вождя. Он жил в Париже, но часто менял место жительства. Мы находим его в 1816 году на улице Траверсьер-Сен-Оноре; в 1820 году в отеле "де Майен", на улице де Курти; в 1822 году - на улице Сен-Доминик; и в 1825 году - на улице де Лувуа. Каждые полгода он просил у министра отпуск и отправлялся "в какое-то путешествие. Он провел несколько месяцев в Англии; он вновь посетил Нормандия, место его прежних подвигов. По возвращении
из одной такой экскурсии, цель которой не указана , он поселился в доме № 74 по улице Сен-Доминик, в квартире, которую занимал ранее. Там он и умер 10 декабря 1829 г. Несколько дней спустя другие роялистские газеты упомянули о его смерти, но ни одна из них не рискнула опубликовать надгробную речь.
И примечание. доклад Бруслара
Бастия, 2 марта 1815 года.
"Монсеньор,
"Как я имел честь сообщить Вашему высокопреосвященству в письме от 1-го марта мне сообщили, что на острове Эльба ведутся приготовления к отъезду. Вашему высокопреосвященству, возможно, известно, что этот отъезд состоялся 27 февраля, в час ночи.
"1 марта фрегат "Мельпомена" прибыл в Бастию утром отправившись от острова Эльба в соответствии с полученными мною инструкциями. Утром 2-го я узнал, что Наполеон покинул Порто-Феррайо, считалось, что он отплыл на запад , на Корсику, и что целью был Аяччо. Эта информация была прислана мне из Ливорно.
"Я немедленно приказал фрегату "Мельпомена" обогнуть мыс Корсики и побережье вдоль западной оконечности острова, чтобы убедиться, что Наполеон не предпринял попытки высадки, и, в случае, если его командир встретит его, атаковать и захватить живым или мертвым. В то же время я отправил "Дельфину" на Эльбу за информацией. Командир этого судно вернулось в Бастию в четыре часа утра 4-го, пообщавшись в течение 3-го со многими жителями Эльбы и т.д.
И на этом о трех шуанах все.

@темы: Ленотр, три шуана

---

Отдохнув в Сирее, Вольтер со своей подругой приняли приглашение отставного короля польского Станислава Лещинского и переехали к нему в Лотаргингию.
В числе гостей короля Станислава был молодой офицер Сен-Ламбер. Он сразу сумел завладеть симпатиями обоих друзей. Однажды в летний вечер 1748 г. Вольтер сделал неожиданное открытие: его "божественная Эмилия" была возлюбленной Сен-Ламбера.
Разъяренный Вольтер хочет немедленно покинуть замок Коммерси. Он обрушивается на вероломную подругу с градом упреков. На это Эмилия ему отвечает: "Нет. друг мой, я вас люблю по-прежнему. Но вы уже давно жалуетесь на болезнь, вы говорите. что силы вас покидают. Я очень этим огорчена. Я вовсе не хочу вашей смерти. Мне ваше здоровье дороже, чем кому бы то ни было. Вы же со своей стороны, тоже всегда заботились о моем. Вы знаете, какой режим мне нужен. Вы же его поддерживали. пока это было в вашей власти. Теперь вы сами признаете, что можете заботиться о моем здоровье только в ущерб своему. Так неужели вы должны сердиться, если один из ваших друзей вас заменил?"
Эта речь произвела большое впечатление на Вольтера. Он признал правоту Эмилии. А на следующий день при встрече с Сен-Ламбером Вольтер обратился к нему со словами: "Дитя мое, все забыто, я был неправ. Вы - в том счастливом возрасте, когда любят и любимы. Наслаждайтесь этим мимолетным счастьем: больной старик, как я, для него не создан".
Эту сцену рассказывает во всех подробностях в своих мемуарах секретарь Вольтера. Лоншан, слышавший все за тонкой перегородкой
Эмилия заплатила дорогой ценой за свое увлечение: через год она умерла от родов.
Как раз перед родами она заканчивала философский труд - "Комментарий " к своему переводу "Математических принципов" Ньютона. Злые языки пустили по этому поводу эпиграмму в виде надгробной эпитафии (что. имхо, было мерзко)
Здесь жертва науки и страсти
Она разрешилась к несчастью
Двойнею: сынком-недоноском
И скучным трактатом громоздким.
Но кто ж ей готовил могилу?
Решить нам вопрос не под силу.
Плод страсти ли бурной., свободной
Иль плод философии модной?
Оставим пустой разговор!
Об этом кипит еще спор.
Ребенок, клянется Вольтер.
Нет, книга, - твердит Сен-Ламбер!

@темы: Вольтер