A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Забронировала номер в гостинице в Суздале с 4 на 5 мая (6 иду в театр). Впервые в жизни останавливаюсь там на ночь. Обычно моя поездка в Суздаль выглядит так. Встаю в 6 часов, спешно заглатываю кофе и несусь на яКурский вокзал. В 8 с копейками мажусь на электричку. Без чего-то 12 приезжаю во Владимир. Покупаю билет на Суздаль на час, поскольку на ближайший рейс сидячих мест нет. Обедаю в дешёвой привокзальной забегаловке. Сажусь на автобус и еду в Суздаль. Без четверти два я на суздальском вокзале. Доплачиваю и еду до центра города. Брожу по центру два часа. Покупаю медовуху. Иду пешочком на вокзал, который довольно-таки далеко от центра. Жду на Вокзале час или полтора пока не появиться свободное сидячее место. (Да, я лентяйка. Ненавижу ехать стоя).Еду 45 минут до Владимира. Еду или иду ( чаще иду) до гостиницы Заря. Заселяюсь. УжинаюНо двух часов на осмотр Суздаля маловато В этот раз оторвусь по полной
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Д'Аламбер Зло, которое причиняют нам пороки других людей, наводит нас на размышление и создает в уме нашем идею добродетели. Эта идея. возвышаясь, доходит до осознания духовного мира, убеждает нас в существовании бога и вызывает понятие о наших обязанностей к нему. Природа человека, изучение которой для нас так существенно необходимо, должна представлять непроницаемую тайну для человеческого разума. Итак, нам более всего на свете потребна религия: возвышенная вера убедила бы нас во многом. О переписке с Руссо. В том письме... ДАламбер излагает Руссо свои взгляды на удовольствия вообще и на театр в частности. Руссо говорит, что удовольствия лишни для человека; нечего отдавать им много времени; жизнь так коротка; время дорого. В ответ на это Д'Аламбер замечает, что жизнь не только коротка, но и полна всякого рода несчастий, а приятного в ней очень мало; поэтому нельзя не разрешить людям легких развлечений, которые дали бы им минутное забвение от горькой участи страдать и умирать. Что касается театральных зрелищ, то они, по мнению Д'Аламбера, страдают только тем, что доставляют нам слишком слабое удовольствие; в них чувствуется бессилие вызвать ту иллюзию, которая необходима, чтобы перенести нас в другой мир.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Из письма Дидро своей жене Некогда я предлагал ей (императрице Екатерине) переделать энциклопедию для нее; она сама завела теперь речь об этом проекте. который ей понравился; так она увлекается всем, что имеет характер величия. Обсудив это дело со мной в отношении славы. которую оно ей принесет, она велела мне переговорить с одним из своих министров о денежной стороне предприятия. Между министром этим и мной все слажено, и в ту минуту, как я тебе пишу, он уведомляет меня, что вскоре доставит мне средства для начатия дела... Нужно только хранить об этих вещах глубокое молчание: во-первых, потому, что хоть дело и очень исполнимо, но еще не исполнилось. во-вторых, когда деньги будут получены и вообще дело сделается, нужно молчать о нем, имея в виду наших детей. которые иначе будут требовать от нас денег для помещения их в полной неприкосновенности... Итак, дорогой друг, готовься к переезду. я предупрежу тебя, когда нужно что сделать, чтобы ты могла найти квартирув удобной для нашего дела части города. На сей раз энциклопедия принесет мне кое-что и не причинит мне огорчений, так как я буду работать для чужестранного двора и под покровительством коронованной особы. французское министерство увидит в этом лишь славу и выгоду нации, и я употреблю последние годы жизни с пользою для тебя и для детей наших.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Продолжаем цитировать статью П. Заборова о вольтерьянстве в России. К ним ("закоренелым") принадлежал, например, Иван Герасимович Рахманинов, самый известный в екатерининское время переводчик и издатель Вольтера. Весьма характерен отзыв о нем его давнего друга Державина в раазговоре с его племянником Жихаревым; дело было в феврале 1807 г., вскоре после смерти Рахманинова. "Да, он переводил много. между прочим философические сочинения Вольтера, политическое его завещание и другие его сочинения в 3 частях; известие о болезни, исповеди его и смерти Дюбуа; "Спальный колпак" Мерсье... и наконец издавал еженедельник "Утренние часы"... Человек был умный и трудолюбивый, но большой вольтерьянец"... До конца дней оставался верен себе и Алексей Михайлович Пушкин (1771-1825), дальний родственник А. С. Пушкина, писатель и переводчик, по словам Ф. Ф. Вигеля, - "остряк, вольтериянец, циник и безбожник". Вполне возможно, что в этом ряду оказались бы в старости два молодых вольнодумца конца века - Михаил Сушков и Иван Опочинин, покончившие с собой. первый в 1792 г. в Москве, второй в 1793 году в Ярославле. Оба они, при всем несходстве их житейских ситуаций, были скептиками и атеистами, оба обращались к Вольтеру в поисках ответа на мучивший их вопрос о бессмертии души. оба пришли к выводу, что за гробом нет ничего и оба ушли из жизни добровольно. Все упомянутые вольнодумцы происходили из хороших дворянских семей. Однако вольтерьянством были "заражены2 в то время и люди не столь образованные и совсем простые. О проникновении вольнодумства и прежде всего безбожия в сравнительно широкие круги русского общества сообщал Г.С. Винский, характеризовавший провинциальный быт 1770-1780-х годов: "Несодержание постов, бывшее доселе в домах вельможеских, начинало показываться в состояниях низших, как и невыполнение некоторых обрядов с вольными отзывами насчет духовенства и самых догматов. чему виною можно поставить теснейшее сообщение с иностранцами и начавшие выходить в свет сочинения Вольтера, Ж. -Ж. Руссо и других. которые читались с крайней жадностию". К вольтерьянству склонялись даже священнослужители вроде "попа деревенского, вотчины Елагина из Новгородского уезда" о котором упоминал в своих "Дневных записках" молодой московский масон Ильин; 14 марта 1776 г. они долго говорили "о разных материях, как духовных так и мирских", а завершилось их общение чтением "Кандида" и некоторых других философских сочинений, по предложению Ильина, но с согласия попа и к его удовольствию, поскольку тот "хвалил сии книжки". Наконец, Дмитриев, воссоздавая в "Мелочах моей памяти" картину русской жизни на рубеже 18-19 веков, с огорчением констатировал "Дух Вольтера много наделал вреда и у нас. Я помню время, когда насмешки над религией не только извинялись, как шутка, но были даже признаком остроумия". А в другом месте той же книги писал: "Я помню (это было... в моем малолетстве, в деревне, в захолустье), приехавшая к нам из Сызрани женщина безграмотная и простого звания говорила о ком-то, что он держится Волтеровской веры: она хотела назвать этим безверие"
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Подумай, не может ли Армия Севера, которой ты оказал мощную помощь в продвижении по пути к победе, не обойтись без твоего присутствия в течение нескольких дней. Мы заменим тебя пока ты не вернешься туда, патриотически настроенным представителем. Это был скорее жалкий призыв о помощи, оставлявший решение за Сен-Жюстом, а не настоятельный приказ, но Комитет, похоже, не сомневался, что он присоединится к нему, поскольку в тот же день он обратился к Гайтону-Морво, представителю в Мобеже, сообщив ему, что Комитет решил "заставить нашего коллегу Сен-Жюста вернуться сюда" и поручил Гайтону действовать вместе с Левассером в штаб-квартире Дежардена во время отсутствия Сен-Жюста. Они также отправили Сен-Жюсту и Леба последнее дело, касающееся доноса на Барбона, начальника штаба генерала Феррана. Им казалось , что доказательства в его пользу перевешивают его. Далее следует очень интересное признание: Опыт каждый день доказывает нам, что подобные доносы часто продиктованы либо личной ненавистью, либо желанием занять места тех, кого можно было бы сместить, или, наконец, желанием лишить Республику тех, кто служит ей с усердием и умом; поэтому мы возвращаем Барбона к его обязанностям, приглашая вас понаблюдать за ним и получить о нем всю возможную информацию. Очевидно, что терпение имело свои пределы, и если бы позволило время, терроризм мог бы излечиться сам по себе. Леба немедленно возвращался в Париж; для него это был конец миссии. Сен-Жюст задержался еще на несколько дней, не желая покидать армию в разгар выполнения ее задачи, но вернулся в Париж 12 прериаля (31 мая). Самым важным событием во время его пребывания в Париже стало формирование новой армии.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Ищу недорогой отель в Суздале на 7-8 мая. Тщетно. Самый дешевый вариант - 5 с лишним тысяч. Как вариант - поеду с 4 по 5 мая в Суздаль, а 8-9 во Владимир.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Наставление Ушинского окончившей Смольный Водовозовой. И он, по-прежнему обращаясь то ко мне, то к моей матери, говорил о том. как необходимо развивать в себе вкус к здоровым удовольствиям: советовал ходить в театр на пьесы Островского, но перед каждым представлением прочитывать пьесу, которую придется смотреть, а если есть возможность, и критический ее разбор, указывал на необходимость посещать публичные лекции, особенно лекции Костомарова, с тем же условием, то есть чтобы до нее подготовиться к ее слушанию. - Видите ли, я все толкую о развлечениях, но ведь кроме них, должны же вы подумать и о каком-нибудь серьезном умственном труде. Когда я к вам приеду, я привезу вам список книг, и мы сообща решим, над чем вам следует поработать во время вашего пребывания в Петербурге. Но рука об руку с серьезной умственной работой и здоровыми развлечениями вы должны выбрать еще какую-нибудь воскресную школу, чтобы обучать детей грамоте и посещать лучшие элементарные школы, прислушиваться к преподаванию хороших учителей.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Даламбер о воспитании женщин. Письмо к Руссо. На вопрос Руссо: Где же найти милую и добродетельную женщину? -он отвечает: "Жалок был бы род человеческий, если бы достойные нашего поклонения женщины встречались действительно так редко, как вы полагаете. Но если допустить, что это так и в действительности, то какая этому может быть причина? Никакой другой, кроме рабства, на которое мы сами обрекли женщину. Заботимся ли мы сколько-нибудь о развитии ее ума и ее души? Мы говорим с ней особенным языком, похожим на детский лепет; мы даем ей воспитание, убивающее ее способности, мы с детства предписываем ей заглушать чувства, скрывать мнения, искажать мысли; мы поступаем с ней, как с природой: украшая, мы ее уродуем. Женщины слабее нас телом, но разве слабость тела служила когда-нибудь препятствием для достижения чего-нибудь великого на поприще науки, искусства и жизни? Может быть, более основательное мужское воспитание открыло бы женщине путь к новой деятельности. Декарт считал женщин более склонными к философии, чем мужчин, и несчастная принцесса была его лучшей ученицей. Вы, милостивый государь, относитесь к женщине, как к побежденному народу, который хотите еще лишить оружия. Между тем общество только выиграет от образования женщин; но не говоря уже об этом, я нахожу просто негуманным и несправедливым лишать их того, что дает столько истинных наслаждений, столько утешений в жизни. Не нам, испытавшим на себе всю благотворность и прелесть умственного труда, закрывать путь к нему женщине. Вы -истинные философы, это ваша обязанность, ваше дело уничтожать, если возможно, гибельный предрассудок. Если бог послал вам самим дочерей, покажите пример, отрешитесь от предрассудка и дайте дочерям такое же человеческое образование, какое вы даете сыновьям. Пусть только женщины, получив такое образование, употребят его на пользу, а не на удовлетворение своего тщеславия".
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Разные мемуары о вольтерьянстве в России. Статья некоего Заборова. Так... Иван Тукалевский со стыдом и возмущением отмечал, что тогда неуважение к религии почиталось отличительною чертой просвещения. Развратные мысли хлынули из революционной Франции. Зараза коснулась и богобоязненного отечества нашего. Неопытное юношество пожирало сочинения главы неверующих Вольтера". И далее он рассказывал о "тяжелом ходе жизни" своего знакомца - " бедного Осипова", который на этой почве "преткнулся и находился в заблуждении, доколе по воле божией бессмертные сочинения защитников веры не возвратили его в недра церкви. С тех пор волтерианцы стали для него ненавистными". В "Капище моего сердца" князя Долгорукова (1764-1823) фигурирует его ровесник Дмитрий Николаевич Неплюев " мальчик" из родовитой дворянской семьи, который "служил в гвардии, но напитан Вольтеровых правил, т. е. не чтил ни бога, ни родителей, кощунствовал над всем священным, часто смеивался насчет отца и матери". О дальнейшей судьбе этого не любившего "никого. кроме себя2, развращенного умом и сердцем" юноши мемуарист ничего не сообщает, но вполне вероятно, что и он, если дожил до зрелых лет, образумился, сделался преданным супругом и образцовым семьянином; вольтерьянство было по преимуществу "болезнью молодости".. Именно такую эволюцию проделал по свидетельству близко его знавшего Гавриила Добрынина, Василий Ипатович Полянский (1742-1800): "обезображенный" французским образованием и, конечно, под влиянием Вольтер, с которым он много общался в начале 1770-х годов, Полянский в 1784 г. впал в религиозный мистицизм, который считал своим "возрождением". О своем "величайшем вольнодумстве" и "вольтеризме" в тобольский период его жизни (1780-е - начало 1790-х) говорил Иван Иванович Бахтин (1755-1815), вспоминавший, что в ту пору "Орлеанская девственница" была его "карманной книжкой", из чего следует, что со временем он эти "грехи" изжил или во всяком случае их тщательно скрывал, как оно и подобало высокопоставленному чиновнику: в 1803 г. он был назначен гражданским губернатором Слободской Украины и оставался в этой должности на протяжении 11 лет. В былой склонности к вольнодумству - в первую очередь вследствие чтения "Волтеровых насмешек над религией" - признавался на склоне лет Иван Владимирович Лопухин (1756-1816), к тому времени уже почтенный сенатор и действительный тайный советник. Следует, впрочем, отметить, что период этот был очень недолгим и вскоре уступил место несравненно более длительному и важному, прошедшему в основном под знаком масонства. Подобное "прозрение" наступало, разумеется, отнюдь не всегда: существовали и вольтерьянцы закоренелые, не порывавшие со своим вольномыслием до могилы.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Окончание письма Дидро Софии Волан. Если царствование ее (Екатерины) продлиться до восьмидесятилетнего возраста,читать дальше как она мне обещала, то, поверьте, она изменит лицо своей империи. Если какой-нибудь француз будет при вас злословить насчет России, то знайте, что он очевидно не сумел заслужить расположения государыни или ее придворных. Тронутый почестями государыни, я встречал всяческие любезности со стороны ее вельмож. Одно, быть может, влекло за собой другое. За половину своего состояния я не согласился бы отдать путешествие, которое вы так порицали, призвав на помощь госпожу Бушар, чьей рукой хотели нанести мне удар. У меня останется удовлетворение, что я выполнил долг, а также высокое покровительство при всех случаях жизни. Смею даже сказать, что у меня имеется царственный друг. В течении пяти месяцев, что я провел при дворе императрицы, я старался доказать ей свое рвение, преданность и признательность. Ничто меня не тревожит; какие бы ни произошли финансовые перемены, у меня останется достаточно средств, а также прочное убежище, куда я смогу отправиться, как только захочу. Я ни о чем не просил ее императорское величество, кроме разрешения прибегнуть к ней в случае несчастья, и она ответила мне, что я всегда найду у нее прибежище; но ответ ее е был столь сух, как получился в моем письме. Следовало бы описать вам. какой она была в ту минуту, описать ее глаза, лицо, чтобы добавить к речи моей то. чего ей недостает. Я думал, что утомлюсь, думал, что убью себя; и вот я здоров. Постарайтесь, чтобы я застал вас в добром здравии, тогда счастье мое будет полным. Кланяюсь вам; целую вас; примите выражение величайшего моего уважения и вечной, нежной дружбы. До скорого свидания, госпожа де Бласи, мадемуазель Воллан, и вы также, госпожа Бушар, миг ей недалек.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Робеспьер по поводу требований отсрочки казни короля. Приговор выносится не для того, чтобы остаться мертвой буквой;читать дальше не для того осуждают тирана, врага нации, чтобы произнести пустую формулу, бесплодную для общества и тяжелую для индивидуума. Цель всякого осуждения есть исполнение; этой цели должны служить и строгость закона и верность судьи; ее же преследует и ваш декрет. Как нелепы, как тщетны те уловки, при помощи которых пытаются отдалить момент осуждения от момента выполнения приговора1 Поддавшись на эту удочку, вы собственными руками задушили бы свободу; вы оживили бы чувство малодушной жалости и разбудили бы столь же преступные, как и гибельные надежды. Если интересы народа действительно требуют отсрочки казни, то почему вы так торопились с судом? Почему вы посвящали свои заседания исключительно прениям по делу Людовика? Или, может быть, нам станут приводить политические соображения? Но их нет, так и по отношению к внешнему положению, так и по отношению к внутреннему .Внутри страны будет тем больше поводов к волнениям, чем дольше мы будем откладывать исполнение приговора. Что же касается внешней политики, тут надо безусловно отбросить всякие соображения, которыми хотят заставить нас отложить казнь: подобного рода мотивы так же нечисты, как и кабинетная политика. Неужели мы должны сохранить жизнь Людовика XVI для сделок с тиранией, чтобы в его лице иметь залог против неприятельского вторжения? Неужели таким путем думают добиться более выгодного мира? Какой истинный француз не содрогнется при мысли, что этот план может быть осуществлен? Уже одно намерение пойти на компромисс с тиранией было бы для нас поражением; наша свобода была бы поколеблена или разрушена таким позорным проявлением рабства и малодушия. Если же Людовик не предназначается для этой роли, то какое отношение имеет его казнь к иностранным державам? Разве письмо испанского посла не показывает, что его кабинет хотел бы вмешаться в наши дебаты? Разве не свидетельствует оно о том, какой огромный интерес принимают тираны в судьбе своих собратьев? Сохраните Людовика в качестве заложника - и это будет принято за уступку перед их угрозами, и вы подадите им самые преступные, но вполне правдоподобные надежды на ваше порабощение".
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Мемуары Соколовой. Государя в этот день никто в институт не ждал, как вдруг быстро разнесшаяся по всему Смольному весть о том, что он приехал и проследовал с внутреннего или, лучше сказать, с "черного входа" - и не куда-нибудь, а на кухню! - повергла одних в недоумение. других - в крайний испуг.. Уже впоследствии нам стало известно, что государь. подойдя к котлу, в котором только что был сварен рыбный суп, точнее уха, опустил в котел ложку, попробовал довольно жидкое варево и сказал: -Даже дешевой такой рыбы пожалели... Ну, а теперь что на второе? Н-да... моих солдат лучше кормят!
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Википедия о хозяйке салона, посещаемого энциклопедистами, мадам Жоффрен. читать дальшеПроисходя из мелкой буржуазии, не получив никакого систематического образования, она благодаря своему природному уму, начитанности и состоянию сумела пробиться и занять почётное положение в обществе. Её муж, богатый фабрикант, вдвое старший её, нисколько не стеснял литературных пристрастий своей жены. Жофрен познакомилась с Монтескьё, Фонтенелем, Мариво в салоне г-жи Тансен и около 1748 открыла свой собственный салон, куда постепенно перешло большинство посетителей госпожи Тансен. По словам Сент-Бёва, салон Жофрен был своего рода учреждением, прекрасно организованным и управляемым. У Жофрен были особые дни для литераторов и учёных, особые — для художников и особые — для светских знакомых. Громкой известностью пользовались её литературные обеды, где рядом с Д’Аламбером, Гольбахом, Дидро и другими можно было встретить знатных и образованных иностранцев — Горацио Уолпола, графа Крейца, Гиббона и других. Общество, собиравшееся на этих обедах по средам, состояло из одних мужчин: хозяйка заметила, что присутствие дам, особенно молодых, отвлекало собеседников от общих тем. Из дам она сделала исключение только для мадемуазель Леспинас, которая отличалась умом и к тому же, будучи крайне некрасивой, даже не пыталась обратить на себя внимание мужчин. Разговор за обедом касался различных вопросов: литературные и политические новости, придворные анекдоты, вновь написанные стихи, — всё это давало повод к живому обмену мыслями. Чтобы председательствовать достойным образом в собрании стольких замечательных людей, нужно было обладать большим умом и ещё большим тактом. По свидетельству современников, Жофрен умела так направлять разговор, что каждому из собеседников поочередно представлялся случай выказать в полном блеске свой разговорный талант, и они уходили довольные собой и умной хозяйкой. Однажды она сумела так искусно разговорить довольно скучного собеседника, аббата де Сен-Пьера, что он стал совершенно неузнаваем; когда же Жофрен поздравила его с успехом, простодушный аббат отвечал: «я был не более как инструмент, на котором вы сегодня так хорошо играли». Споры допускались, но без примеси личного раздражения и желания уязвить; когда же проницательная хозяйка замечала в ком-нибудь из собеседников присутствие этого нежелательного элемента, она прерывала разговор словами: «— Voilà qui est bien!». В противоположность г-же Тансен, смотревшей на писателей и учёных несколько свысока, Жофрен относилась к ним с большим уважением и внимательно прислушивалась к их суждениям, что не мешало ей, однако, читать им время от времени нотации; последние считались большим знаком благоволения со стороны хозяйки. По словам Уолпола, даже в манере Жофрен делать замечания было нечто необыкновенно привлекательное. «Я прежде терпеть не мог, — говорит он по этому поводу, — когда мне читали нотации, но теперь я решительно вошёл во вкус их. Я охотно сделал бы Жофрен моим духовником и директором моей совести и думаю, что она одна могла бы сделать из меня рассудительного человека». Когда Станислав Понятовский, ещё молодым человеком, жил в Париже, Жофрен оказала ему немало существенных услуг, помня которые, он называл её не иначе как матерью. Став королём Польши, он убедительно просил её посетить его в Варшаве. Несмотря на свои 67 лет, Жофрен тронулась в путь и была принята королём с необыкновенным почётом. Узнав, что Жофрен прибыла в Варшаву, императрица Екатерина II написала ей собственноручное письмо и звала в Петербург, но Жофрен была слишком утомлена, чтобы решиться предпринять такое дальнее путешествие и, прогостив около двух месяцев в Варшаве, через Вену вернулась в Париж. Лестные знаки внимания, которыми осыпали Жофрен король Польши и император Австрии, обеспокоили её парижских друзей, опасавшихся, что царские приёмы могут вскружить ей голову и даже изменить её убеждения. В этом духе Мармонтель написал ей письмо, но Жофрен поспешила успокоить его на этот счёт и уверить, что всё останется по-старому. Верная своему правилу не допускать, чтобы старая дружба зарастала травой, Жофрен по возвращении в Париж повела прежнюю жизнь, по-прежнему собирала у себя своих друзей, по-прежнему принимала горячее участие в издании энциклопедии, на которую ежегодно жертвовала значительные суммы. Так продолжалось ещё десять лет. В 1776 году Жофрен поразил удар, и она была парализована. Пользуясь её беспомощным состоянием, дочь Жофрен, маркиза де ла Ферте, не терпевшая энциклопедистов, отказывалась их принимать. По этому поводу Жофрен в шутку назвала её Готфридом Бульонским, поставившим своей задачей защищать её гробницу от неверных. Лишённая возможности видеться с своими друзьями, Жофрен тем не менее продолжала думать о них и, умирая, завещала каждому из них небольшую ежегодную сумму помощи.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Дидро. Письмо к некой Софии Волан. Гамбург, 30 марта 1774 г. Милостивые государыни и милые подруги! 5 марта выехал я из Петербурга; приблизительно после двадцати пяти суток беспрерывной езды прибыл, наконец, в Гамбург; таким образом нахожусь приблизительно в 550 лье от русского двора, в ста лье от Гааги и в 80 лье от Парижа, куда приеду не так скоро, как вы и я сам того желаю. Задержусь несколько времени в Голландии, чтобы выполнить поручение ее императорского величества: дело идет о французском издании "Основания различных учреждений", созданных ею в государстве для блага и славы своих подданных. Госпожа Бушар, вы бы солгали на свою голову, и если только кому довелось совершить почетное и счастливое путешествие, - это, несомненно, мне. Я видел государыню, видел ежедневно, видел ее с глазу на глаз, видел ее от трех до пяти, а иногда до шести. Я был обласкан ею. Я мог бы черпать из ее казны сколько душе угодно, однако деньгам предпочел право свободно высказывать свои мысли. Мне не хотелось, чтобы русские говорили, будто. под предлогом благодарности за старые благодеяния, я приехал просить о новых4 а французы - что вместо правды они слышат глас подозрительной благодарности. Я осмелился предъявить свои условия, и государыня на них согласилась. Я попросил ее взять на себя расходы по моему путешествию. пребыванию в России и возвращению, и она сказала: "Будет исполнено". Я попросил, чтобы один из ее офицеров доставил меня здоровым и невредимым туда, куда я захочу отправиться., и она ответила: "Будет исполнено" Я попросил у нее какую-нибудь безделку, ценную лишь тем, что на ею пользовалась, и императрица сказала улыбнувшись: "Будет исполнено2. Она приказала дать мне возок. в котором можно сидеть и лежать. Она поручила меня офицеру, который был обязан беречь меня. как зеницу ока. Накануне моего отъезда, в присутствии всего двора, она сняла с пальца перстень и приказала своему камергеру Нарышкину передать ее мне, причем громко сказала: "Он просил безделку - вот она; он хотел безделку, какая была у меня в употреблении, - скажите ему, что я носила этот перстень; я уверена, то он останется доволен", - то был ее портрет. Рассказываю вам эти подробности, потом что вы меня любите и они доставят вам удовольствие. Клянусь вам остатком своей жизни, что душа Цезаря соединилась в ней со всеми соблазнами Клеопатры. Теперь. когда я ее покинул, сознаюсь вам. как трудно устоять против нее.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Он пишет генералу Мозельской армии: "Я получил различные ваши депеши. Я умоляю вас продолжать согласовывать свои передвижения с передвижениями этой армии; мы все еще контролируем Самбрe, сегодня мы занимаем лагерь Ла-Томб. Мы попытаемся взять Шарлеруа; вы, несомненно, возьмете Динан; затем армейский корпус, который мы формируем в Мобеже, двинется на Монс, а другой - на Брюссель Я обнимаю моих дорогих коллег Жилле и Дюкеснуа. В пятый раз армия перешла Самбру (10 прериаля), и успех, казалось, был близок. Шарлеруа подвергся бомбардировке и почти сгорел, но французы снова были отброшены за реку. Картина отказа Сен-Жюста признать неудачу, движущую силу и вдохновение, которые он, должно быть, вселил в обескураженных людей великолепна Годы спустя его ревнивый коллега Левассер попытался свести к минимуму участие Сен-Жюста в этих операциях, отчасти на том основании, что Сен-Жюст не мог отдавать никаких приказов без ведома Левассера, отчасти утверждая, что представителям народа в командировках не разрешалось посягать на военные функции генералов. Некорректность этого заявления очевидна из писем Сен-Жюста и Комитета. В разгар этой яростной и неустанной борьбы Сен-Жюст был отозван в Париж. Комитет направил письмо 6 прериаля, обращаясь только к нему и не упоминая Леба, чье присутствие в столице, по-видимому, считалось неважным. Ониписали ему ему, что свобода подвергается новым опасностям; фракции пробуждаются более тревожно, чем когда-либо. Голодные бунты, более многочисленные и бурные, чем раньше, хотя и с меньшим оправданием; тюремный бунт, запланированный на вчерашний день (?); интриги, как во времена Эбера, - все это сочеталось с попытками убийства членов Комитета, доказывая удвоенную дерзость фракций. Опасались рокового аристократического восстания. Самые страшные опасности подстерегали в Париже. Комитет нуждался в мудрости и энергии всех своих членов.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Мне тут знакомая объявила, что я похожа на... Сен-Жюста... Теперь думаю, комплимент это или оскорбление. И чем именно я на него похожа?! Увы. явно не внешностью.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Ламартин о голосовании. Костюмы, физиономии, красные шапки, карманьола, искаженные лица, хриплые голоса. свирепые и многозначительные телодвижения, - все, по-видимому. было так рассчитано, чтобы внести всеми путями в душу судей неумолимый приговор, уже заранее произнесенный народом. Его смерть или твоя!"- только эти слова и шептались тихо, но повелительно на ухо каждому депутату. который проходил через группы народа, отправляясь на свое место". А вот по поводу этой картинки, изображенной историком жирондистов Беркова. Те же историки, или. вернее, фальсификаторы истории, пустили в ход другую, не менее вздорную басню. Марат о голосующих : "Они уверяют вас, что голосуют под кинжалами, но ни один из них не получил даже ничтожной царапины". Эти слова были встречены ропотом крайней правой. "Прошу не прерывать меня. - с гневом крикнул Марат, - призываю собрание к стыду! И я тоже слышал угрозы, но считаю ниже своего достоинства жаловаться на них." В 8 часов вечера 17 января, после 36-часовоо заседания президент Конвента объявил, что народные представители приговорили короля к смертной казни. Испанский двор сделал последнюю попытку спасти осужденного короля. Он снова обратился к Конвенту через посредство своего посла. Но собрание единогласно постановило перейти к очередному порядку, даже не прочтя ноты мадридского кабинета... После этого в залу Конвента были введены три защитника Людовика - Десэз, Тронше и Мальзэрб. Голосом, прерывающимся от волнения. они ходатайствовали о передаче приговора на утверждение народа и об отмене изданного накануне декрета, в силу которого он был вынесен простым большинством голосов. В подтверждение последнего требования, Тронше ссылался на некоторые статьи закона. Конвент отнесся к защитникам с полным вниманием и отдал должное мужеству этих людей, не покидавших до последней минуты своего опасного поста. Но об апелляции к народу, отвергнутой после столь долгой и упорной борьбы между двумя партиями не могло быть и речи. Что касается возражение Тронше, то депутат Мэрлен, юрист из Дуэ, совершенно разбил его, доказав, что закон требует большинства двух третей только по вопросу о виновности, между тем. как по вопросу о мере наказания достаточно простого большинства голосов.
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Мемуары Софьи Хвощинской. Но если чем был точно плох институт так это пищей... Не то чтобы порции были малы, не то чтобы стол был слишком прост, - у нас готовили скверно. Часто и сама провизия никуда не годилась... Я даже радовалась посту, потому что на столе не являлось мясо. Исключая невыразимых груздей, остальное в постные дни было кое-как съедобно. Можно было по крайней мере вдоволь начиниться опятками и клюквенным киселем или киселем черничным. От последнего весь институт ходил сутки с черными ртами, но это не важность. Зато скоромный стол1 Мясо синеватое, жесткое, скорее рваное, чем резаное. печенка под рубленым легким, такого вида на блюде, что и помыслить невозможно; какой-то крупенник, твердо сваленный, часто с горьким маслом; летом творог, редко не горький; каша с рубленным яйцом, холодная, без признаков масла, какую дают индейкам...Стол наш был чрезвычайно разнообразен. Мы не понимали, зачем это разнообразие... Часто мы вставали из-за стола, съевши только кусок хлеба; оловянные, тусклые и уже слишком некрасивые блюда - относились нетронутыми
A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Из биографии Вольтера Берковой. Своим безошибочным классовым чутьем Марат еще задолго до революции почуял в Вольтере человека враждебного лагеря. В 1775 г. в Амстердаме вышло сочинение мало известного лекаря Жан-Поль_Марата под заглавием: "Человек или принципы взаимодействия между телом и душой". В этой книге начинающий писатель осмелился назвать фернейского патриарха непоследовательным любителем остроумия. Разгневанный патриарх вместо ответа пустил в Марата едким словцом: "Это паяц, который кривляется для увеселения галерки". Впоследствии, уже как вождь революционной демократии, Марат резко выступал против Вольтера. В апреле 1791 г. незадолго до посмертного апофеоза великого буржуазного просветителя, Марат пишет о нем в своем "Друге народа": "Это - скандальный писатель, развращающий молодежь уроками мнимой философии.