Лень. Та самая, которая приковала Обломова к дивану. Которая победила пиратов в какой-то книги из серии про Алису Селезневу. Выходила гулять на Черкизовский пруд, вместо часа с небольшим гуляла два часа, каждые десять минут присаживаясь на скамеечки. Теперь валяюсь на диване. Какой там пе ревод. Лень заварить себе чашку чая.

@темы: личное

---

Перевод будет завтра.
А пока нашла у себя дома книгу Вольтера со статьями из "Философского словаря".
Статья " Атеист".
Раздел I.
Среди христиан было множество атеистов, ныне их гораздо меньше. На первый взгляд может показаться парадоксальным - хотя при внимательном рассмотрении это оборачивается истиной - то, что теология часто ввергала умы в атеизм, а философия в конечном итоге их извлекала из этой бездны. В самом деле, некогда следовало извинять людям сомнение в божестве, коль скоро единственные лица, возвещавшие им это божество, спорили о его природе. Первые отцы церкви почти все делали своего Бога телесным,; следующие поколения отцов церкви, отказывая божеству в протяженности. Помещали его тем не менее в некой части неба, согласно одним из них, он сотворил мир во времени, согласно другим сам создал время; эти приписывали ему сына. Имеющего образ его и подобие, те вообще отрицали за сыном какое - либо сходство с отцом. Споры шли также о способе, как Ким третья ипостась проистекала из первых двух.
Волновались по поводу того, составляют ли земной облик сына две ипостаси. Таким образом вопрос незаметно разроссядо диспута относительно пяти ипомтасей божества

@темы: Вольтер

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Вроде спала температура. Ура! Нашла в себе силы начать читать детективчик про Ниро Вульфа. Очень жизнерадостное времяпрепровождение. Если завтра будет получше - выберусь погулять по бульвару на котором я живу.
Эх, пропал билет завтра на концерт. Но в Щукинское в четверг схожу обязательно. А в вторник или среду - в гости к отцу и мачехе. И на что- нибудь в Иллюзион. Поскольку дома у меня большой англо- русский словарь, завтра или послезавтра вывешу предпоследнюю порцию Кертиса
Горло не болит, но хриплю ужасно. Почти не могу разговаривать.

@темы: личное

---

Подхватила не то грипп не то ковид. Третий день лежу дома с температурой... Когда станет получше попробую попереводить. Пропали билеты на концерт и в Щукинское

@темы: личное

---

В одних кварталах их уход вызвал несомненное облегчение, в других - сожаление, поскольку это означало конец любых далеко идущих социальных перемен. Это не сразу означало конец Террору, но по мере того, как шли дни, это начало получать такое толкование, поскольку люди устали от насилия и сговорчивые термидорианцы, какими закоренелыми террористами они не были, увидели намек и воспользовались им. С тех пор они делали все возможное, чтобы отождествить терроризм с робеспьеристами, и тот и другие должны были быть уничтожены как можно скорее.
Уже 9 термидора комитеты отдали приказ об аресте секретаря Сен-Жюста; они по-видимому не знали его имени, но опознали его как того, кто сопровождал Сен-Жюста в миссии и кто девятого термидора наделал много шума у якобинцев. Четыре декрета от восьмого числа, подписанные Сен-Жюстом, Барером и Карно, были датированы десятым числом, а подпись Сен-Жюста зачернута; они касались создания госпиталей, членов (? не понимаю слова) правительственной комиссии, зарплаты начальника бюро, назначения больничных хирургов.

@темы: Сен-Жюст, Кертис

---

Речь Барера. Продолжаем.
Часть вторая.
О неприкосновенности.
Начнем с установления некоторых принципов. Народ никогда не должен быть судьёй своих собственных оскорбителей; это представляет слишком много неудобств и опасностей. Недаром афинские и римские законодатели неоднократно стремились предупредить злоупотребления властью, которые мог бы совершить народ в процессе, касающемся оскорбления нации.
Апелляция к народу была возможна в республике, состоявшей из одного города; в такой республике легко было созвать самодержавный народ и дать высказаться его защитникам. То ли дело в такой республике, как наша? У римлян апелляция к народу была необходима при разбирательстве всякого важного процесса, ибо у них были лишь должностные лица, но не было представителей. Народ беспристрастно собирался для пользования своей верховной властью. Возможность немедленно апеллировать к народу на несправедливость какого-нибудь консула, или Аппия, была весьма полезна, ибо последние, без этой узды, стали бы тиранами. Но у нас, где народная власть вверена Национальному Конвенту, где в основе политического строя лежит народное представительство, апелляция к народу совершенно не имеет места.
Однако, скажут мне, речь идёт о том, чтобы лишить Людовика Капета конституционной неприкосновенности. А между тем только один народ может отнять у него то, что даровал ему. Допустим на минуту нелепость: допустим, что неприкосновенность существует. Но даже и тогда для лишения Людовика этого конституционного шита , нет надобности обращаться к народу. Я настаиваю на этом по следующим соображениям:
Во-первых, парижский народ, поднявши святое восстание против Людовика десятого августа, тем самым уже лишил его неприкосновенности. Население других департаментов одобрило это восстание и признало его результаты; следовательно, в уничтожении королевской власти принимал участие весь народ. Во-вторых, Законодательное Собрание отрешило Людовика от власти, взяло под стражу и возбудило против него обвинение. Когда нация была созвана, она подтвердила эти действия; таким образом, нация вторично одобрила отмену королевской неприкосновенности. В-третьих, если, действительно, лишить короля неприкосновенности может лишь тот, от кого он получил ее, тотя утверждаю, что этого не вправе сделать первичные собрания, ибо Людовик не от них получил неприкосновенность. Народ даровал ему эту привилегию молчаливым согласием; стало быть, он может молчаливо же и отнять ее.

@темы: процесс Людовика

---

Бедная моя знакомая, с которой мы сходили на пьесу о Лунине. Она совершенно не интересуется историей революционных движений и даже не знает кто такой Сен-Жюст. И она имела неосторожность спросить знаю ли я что-нибудь о Лунине. Ну конечно знаю, зря, я что- ли Эйдельмана читала. В итоге весь антракт и всю дорогу от театра до метро я болтала о Лунине, а потом почему то о Сергее Муравьеве.

---

Думаю о своём отношении к Руссо.
Когда я писала диплом о женском образовании в 18 веке, я кое-что читала из истории педагогической мысли вообще семнадцатого- восемнадцатого веков. В том числе и Эмиля. Отношение Руссо к женскому образованию и к женщинам вообще глубоко меня возмутило. Я Пастернака не читал не читала Рассуждения о науках и искусствах". Но огульное обвинение культуры, которая нужна в любом обществе, окромя древней Спарты
и которое нельзя обьяснить никаким радением за права бедняков, меня тоже возмущает... Нет, я никак не оправдываю Вольтера, он со своим памфлетом "Чувства граждан" поступил мерзко... Но не люблю Руссо.

---

Из книги Вольтер и его век.
Руссо никогда не мог забыть того, что без Вольтера он остался бы недорослем. Только Вольтер открыл ему глаза на мир. Заставил задуматься о себе, о людях, об окружающих, о вселенной.... В Шамбери, живя у госпожи де Варанс в сомнительной роли слуги, двадцатилетний Руссо врервы почитал Вольтера. Это были Философские письма... Потом Руссо уже не мог пропустить ни одной строки, исходящей из- под пера Вольтера. "Ничто из того, что писал Вольтер не ускользало от нас. Удовольствие котоое я испытывал от чтения внушило мне желание писать так же изящно, стараться подражать прекрасному слогу автора, которого я обожал. "
И это обожание осталось навсегда и тем больнее воспринимались малейшие знаки невнимания, пренебрежения или недоброжелательства Вольтера, какие впечатлительный Руссо видел даже там, где их подчас не было...
Но вот на всю Европу прогремело имя человека, который осмелился с покоряющим красноречием разоблачить мнимые дары цивилизации. Это было имя Жан-Жака Руссо, написавшего первый свой трактат"Рассуждения о науках и искусствах ".
Сколько страсти, сколько желчи было в этом первом сочинении Руссо! Здесь предавались проклятию цивилизация, культура, труды гения и даже мысль человеческая.
Все это, по мнению автора, - развращало человека, ибо служило на потребу богачей, и, как идеал моральной красоты и в противовес культуре и цивилизации, автор прославлял первобытную дикость человека. Тогда было счастье, тогда была радость бытия, тогда человек был красивым добр.
Руссо послал свою первую книгу самому дорогому для него человеку - Вольтеру. Вольтер ответил разумно, но обидно: " Ваша книга учит ползать на четвереньках, между тем за шестьдесят лет я уже отучился от этого способа передвижения"
В неприязни Руссо к Вольтеру была в сущности одна причина. Он, убежденный плебей, с гордостью носившийтзнамя бедности, печальник всех бедняков мира, не мог примириться с тем, что Вольтер в быту подражал вельможам, что был богат, что держал целый штат слуг. Он не мог простить ему ни одной слабости и главную из них - подобострастие перед королями, которых сам он презирал.
В сущности расхождения между Руссо и Вольтером имели глубоко социальные истоки. За плечами Руссо стояла многомиллионная обездоленная масса бедняков, которые требовали радикальных изменений в общественной системе. Вольтер же представлял буржуазию и, пожалуй, даже крупную буржуазию, готовую сохранить существующий порядок вещей, но без сословных привилегий. Деление общества на дворян ( привилегированных по праву рождения ( и простолюдинов - порочно, безнравственно. Деление же общества на богатых и бедных неизбежно. Вот его мысль.
Люди не могут на нашей несчастной планете, живя в обществе, не делиться на два класса - богатых, которые командуют, и бедных, которые служат.. Равенство, следовательно, одновременно и вещь самая естественная и самая зимерическая

@темы: Руссо, Вольтер

---

Дидро Екатерине.
О школах общественных.
Ваше величество желаете, чтобы воспитание в ваших общественных школах было гражданским, то есть приспособленных к общему благу и пригодным, в известной степени для всех сословий и индивидуальностей. Вы желаете, чтобы человек, прошедший весь курс школы, считался повсюду образованным и благовоспитанным.
Для этого, мне кажется, надо различать воспитании три степени.
Первая, через которую могли бы пройти все ученики, даже самые неспособные.
Вторая, пройдя которую, мальчик мог бы считаться получившим прекрасное общее образование и такие элементарные знания, которые пригодятся ему во всяком положении.
Третья, которая приведёт желающего к учености.
Может быть, следовало бы, чтоб каждый мальчик проходил все эти три ступени.
Ступень первая.Общая для всех детей, даже самых неспособных.
Хорошо читать, хорошо писать. Чтение катехизисов, духовного и гражданского. А затем, в каких-нибудь хороших элемент.
арных книжках, ясного изложения простой морали. Писаниетс прописей целых тираж из катехизиса. Заучить последний наизусть. Арифметика - четыре правила, дроби, тройное правило, считаете на счетах.
Ступень вторая.
Которую мальчик может пройти более или менее далеко.
Элементы алгебры. Элементы геометрии. Элементарная механика. Немножко астрономии, понятие о Земном шаре, светилах небесных и географии. Анатомия, по искусственным препаратам и моделям; есть такие, что и сама природа лучше не сделает. Начатки естественной истории. Экспериментальная физика. Элементарная химия.
Параллельно с этими науками - краткая логика и мораль, то есть понятие о человеке и его обязанностях, о гражданине, об основных законах страны, о договорах, актах и прочее.
Мальчик не может быть выпущен из общественной школы, пока не пойдёт весь курс логики и морали.
Ступень третья
Которая ведет к учености.
Общая рациональная грамматика. Русский язык, латинский язык, гречески язык, итальянский, английский, немецкий языки. Красноречие. История. Поэзияии изящный вкус. Международное право. Национальная юриспруденция во всем объёме. Немножко метафизики. Никакой теологии

@темы: энциклопедисты

---

Была вчера на пьесе Островского Счастливый день. В Московском Новым Драматическом Театре. Театр хороший, но добираться до него, с тремя пересадками очень неудобно.
Начала коллекционировать программки и билеты в Иллюзион. А то у меня все в голове перепуталось, куда я ходила и когда, не говоря уж о фамилиях актеров.
Завтра иду в Щукинское на пьесу Радзинского о Лунине.

@темы: личное

---

Из книги Вольтер и его век
Глава "Россия при Петре Великом
В 1757 году Елизавета, российская императрица, поручила Вольтеру написать историю ее прославленного отца. Имя французского философа хорошо было известно русскому двору, ведь половину своей книги " История Карла XII" он посвятил Петру. Было спрошено мнения Ломоносова, который ответил, что " к сему делу, по правде, господина Вольтера никто не может быть способнее."
Впрочем, инициатива шла от самого Вольтера. Он давно собирал материалы к истории Петра. В 1737 г. он через Фридриха, тогда еще наследного принца прусского просил сведений о России у Воккеродта, прусского подданного, проведшего в ней 18 лет, причём 19 из них в годы правления Петра.
Фридрих никак не сочувствовал интересу Вольтера. Отзывы его дышат ненавистью и злобой. Я не стану читать историю этих варваров, я хотел бы даже вовсе не знать о том, что они населяют наше полушарие". Вольтер, однако, шел своим путём.
Д' Ардансон, школьный товарищ Вольтера, став министром иностранных дел Франции и желая завязать более дружеские связи с Россией, обратился к автору "Истории Карла XII", где Петру было уделено столько добрых строк, и просил его написать что- либо дочери Петра, царатвовавший тогда Елизавете.
Вольтер немедленно послал ей свою Генриаду", славя ее стихами как Северную Семирамиду". ( " Небо дало мне жить в эти славные времена, когда трон России заняла Северная Семирамида "). Французского посла в Петербурге Вольтер просил передать " Генриаду" Елизавете, а российской академии наук "Философию Ньютона" "Я уже имею честь быть членом Академий Лондона, Эдинбурга, Берлина, Болоньи, я хотел бы удостоиться той же чести и в Петербурге, - писал он послу.
Вольтер просил разрешения приехать в Россию, чтобы поработать в архивах и написать историю Петра. Канцлер Бестужев, однако, отказал, заявив, что " Историю " должна написать Петербургская академия, а не иностранец. Когда директором Академии был назначен восемнадцатилетний Кирилл Разумовский, брат фаворита, Вольтер снова обратился с той же просьбой. Но и на этот раз последовал отказ.
Что касается Петербургской академии наук, то она отнеслась к Вольтеру с большим пониманием и 19 мая 1746 г. он получил звание ее почётного члена.
Желание Вольтера сбылось. В начале 1757 года граф Бестужев- Рюмин, русский посол в Париже , от имени И. И Шувалова просит его приехать в Россию и писать историю Петра. Вольтер в восторге. "Вы мне делаете предложение, о котором я мечтал тридцать лет". Однако требует гарантий: " Я хотел бы, чтобы господин граф Шувалов соблаговолил заверить меня, что ее величество императрица желает, чтобы этот памятник был воздвигнут в честь императора, ее отца"
От поездки в Россию Вольтер отказался, вежливо сославшись на здоровье. А приятелю Сидевилю писал 9 февраля 1757 г. : "Не хочу ни короля ни самодержавия. Сыт по горло. С меня довольно." (. Воспоминания о пребывании при дворе прусского короля были еще свежи.)
Так Вольтер стал историком русского царя Петра Первого. Он вспомнил о встрече с ним где-то на рыночной площади Парижа. "Когда я его увидел сорок лет тому назад, ни он ни я не думали о том, что однажды я стану его историком", -; писал Вольтер Тирио 4 марта 1759 г.
Со стороны русского правительства выбор был необыкновенно удачен. По сути дела был заказан крупному мастеру литературный памятник Петру, и для той поры он, пожалуй, был более значителен, чем сто лет спустя памятник в бронзе, исполненный Фальконе и его ученицей Марией Колло

@темы: Вольтер

---

Продолжение речи Барера
Но в данном случае все перипетии заговора находятся, наоборот, в тесной связи. Одной и той же системой объясняется и восстание 14 июля 1789 года и проект бегства в Мец пятого октября того же года и бегство в Варенн и двадцатого июня и десятого августа, одна и та же система тяготела над Учредительным Собранием и позорила Законодательное; одна и та же система расхищала национальное достояние и вносила разлад среди народных представителей. Итак, я вижу одну возмутительную сеть заговоров, окутывающую саваном французскую свободу. начиная с конституированья коммун в Национальное Собрание до осады Тюльери. Я вижу одну непрерывную нить, переходящую поочередно из рук короля и его свиты в руки маршала Брольи в июле 1789 года, в руки придворных в октябре 1789 года, переброшенную снова, чтобы лучше обмануть нас, из рук Людовика к национальной федерации 14 июля 1790 года, возвращающуюся в руки Булье, в Нанси, в руки рыцарей кинжала в Тюльери, 28 февраля, в руки Лафайета, на Марсовом поле, в руки сторонников пересмотра конституции, в июле и в августе 1791 года, переходящую затем в продолжении всей революции, оо одного министра к другому. Та же самая нить, перекинувшись через кобленцский притон, из рук Неймана проскользнула в Венский кабинет; та же нить вызвала возмущение в Сардинии и Швейцарии и Швеции и России, нейтрализовала английское правительство и заставила передать неприятелю наши крепости. Вся эта цепь фактов настолько неразрывна, что ее невозможно расчленить при вынесении приговора.
Параграф второй. Судебные формальности.
Некоторые ораторы протестовали против несоблюдения судебных формальностей в этом важном процессе. Но они упускали из виду, что Людовик Капает самим характером своих преступлений вынуждает нас к отступлению от обычных форм судопроизводства. И притом, можно ли судить с большей торжественностью и с большей гласностью, чем судим мы Людовика Капета? Закон предоставляет обвиняемому право иметь защитника: у Людовика их было трое, избранных им самим и выслушанных нами во всех подробностях. Присяжные не мулят на основании законных улик, опасных, неполных и гадательных по своей природе, они выносят приговор по внутреннему убеждению; и Людовик будет судиться согласно тем же принципам. В уголовных процессах принято молчаливое и тайное голосование, но открытое голосование, которое донесется до самых отдалённых окраин республики, будет более торжественным и внушительным, чем тайное. Оно, следовательно, наиболее уместно в процессе Людовика Капета.

@темы: процесс Людовика

---

Вскоре после этого вошел Эли Лакост, указал на пленников и приказал:Отведите их в Консьержери, они вне закона". Их сразу же перевели в эту тюрьму, которая была домом смерти Террора. Всех кроме одного. Лакост велел хирургу перевязать раны Робеспьера и привести его в состояние, пригодное для наказания. Ужасные подробности этой грубой и болезненной операции подробно описаны. Когда она закончилась и повязка, поддерживающая его сломанную челюсть, была намотана ему на голову и вокруг лба, появилась новая возможность для грубых шуток. Один сказал: " Смотрите, они надевают корону его величеству". Другой: "Видите, как он причёсан, как монахиня". Затем они положили его обратно на стол, подложив коробку ему под голову. Это сойдет за подушку, говорили они друг другу" пока не подойдет его очередь к маленькому окошку"
Через некоторое время они, должно быть, отвезли и его в Консьержери, потому что у нас есть расписка тюремщика о его приеме, как и расписка за Кутона, датируемые десятым Термидора.
После освобождения предыдущей ночью был принят указ, объявляющий Робеспьера и его сообщников вне закона. Поэтому никаких ухищрений не требовалось, формального опознания заключённых было достаточно, про закону это должна была сделать Коммуна, но она сама была объявлена вне закона. Фукье- Тенвиль, сторонник формальной корректности, был обеспокоен, но Комитет Общественной Безопасности отмел техническую трудность и в три часа дня десятого числа Революционный трибунал должным образом опознал своих бывших хозяев. Шестым номером в списке приговоренных к смерти значился 'Антуан Сен-Жюст двадцати шести лет, без профессии до революции, студент, бывший депутат Национального Конвента. На закате того дня выкатились повозки, доставив 22-х из них на площадь Революции. В течении некоторого времени казни проводились на окраинах города, но для этой казни гильотина снова была установлена в самом центре Парижа, на той великой площади, которая видела смерть короля и королевы, жирондистов, Эбера и Дантона. Французы всегда логичны.
И снова очевидец рассказывает нам о том, что видел. Сен-Жюст стоял на первой повозке. Его голова была высоко поднята и прекрасна в своей бледности.( и я не понимаю пары слов мной же написанных). Его глаза смотрели спокойно и излучали силу. (?) Его руки были связаны за спиной. Его шея была обнажена. Белый жилет, его праздничная одежда, в петлицу которой была воткнута красная гвоздика, был застегнут сверху на одну пуговицу и ниспадал назад, открывая всю грудь. Раздавались крики и шипение, когда повозки тряслись по улице Сен- Оноре. Сен-Жюст молчал.
И далее Кертис цитирует Флери.
Палач, показав народу головы Робеспьера и Кутона взял за волосы голову Сен-Жюста, чьи глаза были широко раскрыты и еще не утратили последних отблесков того разума, который сделал его объектом страха, в то время как в лучшие времена мог бы сделать его таким великим и таким полезным

@темы: Сен-Жюст, Кертис

---

Из книги Дидро и я Екатерина II
Называется "Отзывы Дидро об императрице всероссийской". Неизданный отрывок Сюарда.
Дидро вернулся из Голландии в восторге от императрицы всероссийской и выражал свой восторг весьма охотно. Я имел с ним длинный разговор, и он говорил исключительно об императрице. Он привел мне множество отдельных черт ее характера. Попробую вспомнить самые интересные, но в моем изложении оне много потеряют из той грации, той елейности, которую Дидро придает своим рассказам.
Я поехал в Петербург, - говорил он, - вполне уверенный, что буду хорошо принят императрицей; я являлся к ней рекомендованный ее собственными благодеяниями, а такая рекомендация всегда имеет силуКогда я ей представился, то говорил решительно не помню что, так ка как был сильно взволнован, но, должно быть, слова мои доставили удовольствие, так как императрица тоже была тронута и взволнована.
После часового разговора она сказала мне:
Г. Дидро, видите эту дверь, в которую вы вошли? Она для вас будет открыта всякий день с трех до пяти часов по полудни.
Но так как Дидро, по уверению Гримма, никогда не знал, который час, то ему часто случалось приходить к императрице в пятом часу, когда наступило уже время приема лиц, работавших с императрицей, и она не знала, как его выпроводить
Употребляя в разговоре много жестов, он похлопывал императрицу по колену и при том так сильно, что заставил ее ставить стол между собой и своим собеседником; он часто целовал ее руки, что не производило дурного впечатления. Владетельные особы должны любить фамильярность, зависящую только от непривычки к обращению с ними, а не оо недостатка уважения.
На вопрос, как он находит императрицу? Дидро отвечал: душа Брута в теле Клеопатры.
-Разговаривая с вашим величеством , - сказал он ей однажды. - я и не вспоминаю, что говорю с великой монархиней.
-Почему вы об этом совсем не забудете, - отвечала она, - я же никогда не вспоминаю.
Дидро однажды не удержался от удивления при виде того, что императрица всем имеет понятие.
Это потому, - сказала она, что у меня были два прекрасных учителя - несчастие и уединение, и я пользовалась их уроками двадцать лет.
Я жалею об адекватности только по поводу одного сорта людей, - сказал Дидро.
-Каких?- спросила императрица.
- Тех, которые лгут государям.
- В таком случае, - живо подхватила императрица. - вы мне будете говорить правду.
Императрица ему говорила, - Иногда вы мне кажетесь столетним стариком , а иногда двенадцатилетним мальчиком.
Видно, что она прекрасно его поняла.
Раз, среди очень оживленного разговора, она ему сказала:
-У вас голова горячая и у меня тоже; мы друг друга прерываем, не сходимся и говорим глупости.
-С той разницей, - отвечал Дидро- что когда я прерываю ваше величество. То делаю великую дерзость.
- Совсем нет, - сказала она, - разве между мужчинами это считается за дерзость?
- Я дам туркам мир, когда мне это будет угодно, - сказала она однажды, - а что касается Пугачева, то это дурак, который будет повешен через три месяца.
Я не знаю, много ли тут Дидро присочинил, уж, конечно, не все же, да во всяком случае роман мне нравится больше, чем история.
В конце концов Дидро серьезно настаивал на том, что никогда не говорил фразы, которую ему приписывают, " что русские суть плод, который сгнил не успевши созреть". И он, конечно, прав, защищая себя от такого нарекания: если бы это была и правда, то не ему бы ее говорить. Я не полагаю даже, чтобы он так думал.

@темы: энциклопедисты

---

Замечательный итог голосования в моем дневнике. Проголосовали четыре человека и каждый за разный пункт... В общем, начну переводит про Кутона... От Кертиса надо немного отдохнуть, у Ленотра мы с Нинетт уже все интересное перевели, найду ли я что- нибудь интересное о Кондорсе ВС знает.

---

Кертис.
Около девяти часов их всех привели - мёртвых и раненых на носилках, Сен-Жюста, Дюма и Пейана с туго связанными руками, пешком, странных плакальщиков в странной похоронной процессии. Солдаты с трудом сдерживали напирающую толпу. Заключенные прождали четверть часа у дверей комнаты, где еще совсем недавно они правили Францией; затем их впустили и усадили в оконную амбразуру. Насмешливые ребята (?) оттесняли любопытных, которые собрались, чтобы наброситься на троих, говоря:"А теперь отойдитетэ в сторону, пусть эти господа увидят, что их король спит на столе, совсем как простой человек". Анонимный очевидец, который сообщает нам подробности, изображает лицо Сен-Жюста очень печальным и униженным, его большие глаза были полны горя. Дюма с другой стороны, был бесстрастен. Пейан пытался напустить на себя бодрый вид, хотя был сильно напуган. Сен-Жюст наклонился вперед, чтобы посмотреть на Робеспьера. Робеспьер действительно лежал на столе, положив голову на коробку с заплесневелым хлебом. Он не двигался, но часто дышал, и его мышцы подергивались от боли. Стрелки и артиллеристы насмехались над ним. "Сир, ваше величество, вы страдаете?". " Ну, мне кажется, что у тебя пропал голос, ты не заканчиваешь свою речь, которая так хорошо начиналась.
Дюма попросил у жандарма стакан воды. Пейан, взглянув на Сен-Жюста, добавил:"Вы могли бы взять три". Принесли столько, сколько хватило только на двоих и Сен-Жюст подождал, пока принесут еще. Теперь он заговорил впервые и с горечью. На несколько мгновений его взгляд задержался на экземпляре конституции в рамке, висевшим на стене. Указывая на нее связанными руками, он сказал тихим голосом, наполовину обращаясь к самому себе:"В конце концов это была моя работа". Добавив секундой спустя: "И революционное правительство тоже". Он говорил дальше, но никто не слышал, что он сказал, кроме жандарма, который стоял ближе всех и дал иронический ответ. Наконец принесли стакан воды. Сен-Жюст отпил немного и вернул его со словам: " Спасибо! ".

@темы: Сен-Жюст, Кертис

---

А Кертис скоро кончится. Поэтому, ежели кто вдруг планирует меня ситать., выбирайте.

Вопрос: Что почитать

1. Кертис о жерминале		1	(16.67%)
2. Палмер о Кутоне и особенно Кутоне в миссии		1	(16.67%)
3. Предисловие к мемуарам Барера			(0%)
4. Что- нибудь из Ленотра.		2	(33.33%)
5. Что-нибудь о Кондорсе		2	(33.33%)
Всего:		6

---

Думаю, что мне себе на день рождения купить. Новый смартфон или поездку в Питер или билет в какой-нибудь дорогой театр в партер, или проколоть уши и купить сережки...

@темы: личное